— Хватит и того, что я пообедала в ресторане. Черт возьми! Ну и пиршество!

— И все же обед был слишком сытным, — заметила Анжелина. — Вечером мне вполне хватит одного бульона.

Они еще немного поговорили о вкусе фуа-гра с трюфелями, поданного на тонких поджаренных тартинках, и белых грибах, служивших гарниром кутке, лоснившейся от жира.

— Меня просто очаровал десерт, — призналась Жерсанда, которой эта эскапада за крепостные укрепления Сен-Лизье придала бодрости. — Шербет, настоящий абрикосовый шербет! Вы понимаете, дети мои, что для этого было необходимо перевезти сюда огромные глыбы льда, добытые на горных вершинах? И этот лед едет до Тулузы или Бордо. Поистине, человечество весьма изобретательно!

Анжелина рассеянно слушала, радуясь этому дню, не похожему на другие. Высказав несколько возражений, она в конце концов согласилась поехать в Сен-Годан. Жермену не лихорадило, и она, похоже, шла на поправку. Если возникнет необходимость в услугах повитухи, то пациенткам следует обращаться к матроне из Ториньяна, славной и весьма сведущей женщине лет шестидесяти, как говорилось в записке, прикрепленной к воротам дома на улице Мобек.

Но все же было облачко, омрачавшее этот светлый день: отсутствие Анри. Анжелина говорила себе, что мальчик наверняка по достоинству оценил бы абрикосовый шербет, что он мог бы прокатиться на ослике, который возил желающих по эспланаде.

«Но мой малыш еще спит. К тому же в такую жару ему лучше находиться дома с Октавией и собакой», — успокаивала себя она.

С задумчивым лицом, на которое падала тень от соломенной шляпки, одетая в сиреневое муслиновое платье, с полупрозрачным фиолетовым шарфом на обнаженных плечах, Анжелина притягивала к себе взгляды мужчин. Ее волосы, заплетенные в тяжелую косу, казалось, ловили каждый солнечный лучик.

— Вы похожи на принцессу, мадемуазель Энджи, — выпалила Розетта. — Жаль, что вы не всегда так одеваетесь…

Молодая женщина улыбнулась. Слова Розетты скорее позабавили ее, чем польстили ей. Она знала, что это платье ей идет, но при этом не испытывала ни малейшего чувства тщеславия. Ее любимой одеждой по-прежнему оставался чистый белый или серый халат и головной платок.

— Ты тоже очаровательно выглядишь, — ответила Анжелина.

И это было правдой. Розетта надела юбку, на белом фоне которой красовались васильки и маки, и голубую блузку. Из кокетства она не стала заплетать в косы свои темно-каштановые волосы, которые сейчас блестели на солнце и мягкими волнами ниспадали на спину. Но больше всего в Розетте привлекало ее радостное выражение лица, глаза, светившиеся детской веселостью. Все вызывало у нее интерес. И скамейки в железнодорожном вагоне, и бродячие торговцы, и посуда в ресторане, и скатерть, и салфетки.

Жерсанда была очарована этой способностью восхищаться, которую не утратила Розетта, несмотря на все жизненные тяготы, несмотря на то, что она совсем юной познала нищету — как духа, так и тела. Она любовалась девушкой, походка которой выдавала ее возбуждение и воодушевление.

— Малышка, где живет твоя сестра? — спросила Жерсанда. — Постарайся не опоздать на поезд, он отходит в семнадцать часов. Энджи, будет лучше, если мы встретимся на остановке фиакра, который затем отвезет нас на вокзал.

— Не волнуйтесь, мадемуазель Жерсанда. Я скачу, как козочка. И знаю, как добраться до квартала дубильщиков. Сейчас я спущусь по лестнице, а потом пойду вдоль реки. Надо же, нотариус, который будет показывать вам дом, думает, что заполучил покупателей! Ну и хохма!

— Это невежливо! — заметила Анжелина. — Мы объясним ему, что решили купить другой дом, но все же хотим осмотреть этот.

— Да, но все же есть у меня одна мысль, — откликнулась Жерсанда. — Разве можно знать наперед, как все сложится? У меня есть свободные деньги. Если недвижимость мне понравится, я могу ее приобрести, а потом сдать за хорошую цену.

— Недвижимость? — удивилась Розетта.

— Так говорят о земле, здании, ферме, малышка, — рассмеялась старая дама. — Ну, беги к своей сестре! Ты взяла сладости и шаль?

Вместо ответа Розетта помахала черной кожаной сумкой, в которой лежали подарки.

— Бегу! До скорого! Я буду ждать вас у остановки фиакра перед ратушей!

Анжелина удержала Розетту за руку, чтобы поцеловать в щеку.

— Только будь осторожна! — попросила она девушку.

— Обещаю. Я прочту алфавит Валентине. Она удивится, что я стала такой грамотной.

Розетта удалилась, быстро семеня ногами в холщовых туфельках. Она была одета в наряды Анжелины, перешитые по ее размеру.

— До чего же она милая! — Жерсанда вздохнула. — Наш солнечный лучик! Если у тебя нет времени учить ее читать, я займусь этим.

— Превосходная мысль! У вас талант воспитывать и обучать девушек. И живой пример тому — я, моя дорогая мадемуазель. Не будь вас, я не получила бы образования и не стала бы повитухой. Я стольким вам обязана!

— Замолчи! — ответила, смеясь, Жерсанда. — Ты училась на примере своей матери, а лучшей школы просто не существует. Но давай поторопимся, а то нотариус устанет нас ждать.

Они направились на поперечную улицу, расположенную недалеко от собора Святого Петра[19], тихо обсуждая Дом ангела, который оставался в центре их забот, поскольку его владелец жил в Оше и должен был приехать в Арьеж не раньше сентября, как утверждал мэр.

— Запасемся терпением, — сказала Жерсанда де Беснак. — Понимаешь, мое дорогое дитя, благодаря тебе, ставшей мне дочерью по сердцу, я вновь обрела надежду. Я уважаю твой выбор, поскольку ты чувствуешь себя достаточно сильной, чтобы противостоять Гильему Лезажу. А вот, наверное, и мэтр Геран!

Мужчина, одетый во все черное, с папкой в руках, ходил взад и вперед по тротуару на противоположной стороне улицы. Он расплылся в улыбке, когда Анжелина и старая дама с безукоризненной осанкой направились к нему, приветствуя его.


Все обстояло так, как и представляла себе Розетта, когда она только свернула в грязный тупик. Девушка приподняла юбку, чтобы не испачкать ее. В нос ей ударил отвратительный запах дубящихся кож. Розетта уже почти забыла эти узкие улицы, загроможденные отбросами, по обеим сторонам которых стояли приземистые хибары. К горлу Розетты подступила тошнота. Она чувствовала вину за то, что выбралась из этой нищеты, но в то же время и облегчение.

«Мои бедные братья живут здесь, а я сплю на чистых простынях, от которых исходит запах лаванды, — думала она. — Валентина никогда не ест досыта, а у меня каждый вечер есть суп».

На солнце сушились шкуры быков и коров — они висели на крюках, вбитых в кирпичные стены. Вокруг летали мириады жужжащих мух. Метров за сто до родного дома Розетта в нерешительности остановилась. Ей захотелось убежать, догнать Анжелину и старую даму. Теперь это был не ее мир. Она сумела отсюда вырваться, хотя ей пришлось просить милостыню, бродя от деревни к деревне, и воровать плоды в садах.

«Я была так счастлива в Сен-Лизье!» — думала Розетта.

Она вспоминала о своей повседневной жизни, ритм которой определяли растопка камина, приготовление кофе, стирка, готовка — все эти задачи, которые она выполняла, распевая веселые песенки.

— Я стала слишком трусливой, — прошептала Розетта. — По крайней мере, я должна отдать подарки и поцеловать сестру.

Перед глазами Розетты возникли худое миловидное лицо ее старшей сестры и вечно грустные мордашки братьев. Устыдившись собственной слабости, Розетта зашагала быстрее, преисполненная решимости подарить им час радости, устроить маленький праздник.

«Я расскажу им, как запрягаю кобылу. Моя Валентина! Я расчешу ей волосы, ведь я тайком прихватила ленты, чтобы вплести ей в косы. Малыши накинутся на сладости. Да, конечно!» — подбадривала себя Розетта.

В этот час весь квартал был погружен в тишину, так как и мужчины, и женщины работали до самого вечера. Розетта остановилась перед дверью, с которой давно уже слезла краска. Сделав глубокий вдох, она постучала.

— Валентина! Это я, твоя младшая сестренка! Открой же! В своем письме я сообщала, что приеду повидаться с тобой. Но это письмо писала мадемуазель Энджи. Это она ходит со мной на почту, чтобы подписывать бланки переводов. Титина!

Дрожа всем телом, Розетта постучала еще раз. Ее сердце бешено колотилось, в голову лезли самые разные мысли. «Они не могли переехать, раз она получает деньги. Черт! Может, отец, эта сволочь, заставил ее наняться на работу в дубильную мастерскую?»

Розетта напрасно повертела ручку. Нагнувшись, она заметила, что в замочную скважину с той стороны вставлен ключ.

— Значит, ты там! — крикнула Розетта. — Титина, просыпайся, открой! Я тороплюсь. Валентина!

Розетта заглянула в узкое окно, тоже закрытое, но из-за сероватой занавески не смогла ничего разглядеть. Солнце палило нещадно. Лоб и руки Розетты вспотели. Она еще раз постучала в дверь.

— Ну же! — кипятилась Розетта.

Она понимала, что сестра и братья не могли уйти далеко, например на берег реки, поскольку ключ находился в замочной скважине. Значит, в доме кто-то был. Разочарованная, разгневанная Розетта решила обогнуть несколько домов, чтобы попасть в узкий проход, тянувшийся за этими хибарами, построенными наспех. Из груды отходов выскочила крыса. Розетте пришлось несколько раз обходить сомнительные кучи, от которых жутко воняло.

— Черт возьми! — выругалась она и вспомнила: «Мы тоже выкидывали отбросы через заднюю дверь».

Но это был единственный путь, позволявший Розетте проникнуть в дом и узнать, здорова ли Валентина. Девушку обуревали мрачные мысли. Отец вполне мог сделать еще одного ребенка Валентине, а сестра, возможно, настолько слаба, что не в состоянии подойти к двери. «Почти три года назад мадемуазель Энджи спасла ее. Но теперь кто поможет Валентине, если роды окажутся трудными?» — волновалась Розетта.