– Прекрасно! Выпьем по стакану сидра! Я познакомлю вас с дядей моей супруги. Он человек разумный и может дать хороший совет.
В мануарии Лезажей, в тот же вечер
Клеманс Лезаж сидела с вязаньем возле застекленной двери, ведущей в сад. У ее ног устроилась ее дочка Надин. Девочка играла с фарфоровой куклой. Лучи заходящего солнца отбрасывали оранжеватые блики на занавеси и богатые гобелены на стенах гостиной.
– Мамочка, Бастьен сегодня вел себя плохо! Няня его наказала!
– Нужно говорить не «няня», а «мадемуазель Гортензия»! Ты уже большая девочка, поэтому старайся говорить, как взрослые.
– А Бастьен говорит «няня»…
– Бастьен еще маленький, дитя мое! А тебе позавчера исполнилось четыре!
Оноре Лезаж, который как раз вернулся с прогулки, слушал этот разговор с порога комнаты. Он вошел тяжелой поступью, и Клеманс отметила про себя, что свекор не снял свои испачканные землей башмаки и гетры. Эта деталь огорчила молодую женщину, однако она предпочла промолчать.
– Здравствуй, дедушка! – воскликнула маленькая Надин, вскакивая.
– Здравствуй, моя красавица!
Он подхватил девочку, поднял и звонко расцеловал в обе щеки.
– Твоя мама очень строгая! Четыре года – прекрасный возраст. Никаких забот, одна только радость жизни! Не кажется ли вам, Клеманс, что вы торопите события?
– Воспитание единственной дочери – это только мое дело, дорогой свекор!
– Мнение моего сына тоже не в счет? – с иронией в голосе поинтересовался Оноре.
– Жак занят управлением вашим поместьем, я не хочу его утруждать.
Оноре Лезаж опустился в кресло и пригладил свои седеющие волосы. Он ценил покой в доме, а потому предпочел пойти на попятный:
– Моя дорогая Клеманс, никто не спорит, вы – прекрасная мать! Имей Леонора хотя бы половину ваших достоинств, я бы меньше беспокоился за своих внуков. Я говорю о Бастьене и Эжене…
Хозяин дома в смущении кашлянул. Ему вспомнился мальчик, гуляющий по сельским дорогам в сопровождении огромной белой собаки. Вопреки своим принципам и презрению, которое он демонстрировал при малейшем упоминании бастарда, плода любви Анжелины и Гильема, старший Лезаж часто думал об этом ребенке. Как бы то ни было, Анри – его родной внук… Мальчик показался ему смелым, сообразительным и веселым, когда они повстречались на лесной дороге близ Сен-Лизье.
– Анри де Беснак – тоже ваш внук, – тихо сказала Клеманс, словно читая его мысли.
– Но мы никогда не узнаем друг друга, как положено деду и внуку! Когда он вырастет, я буду уже в могиле, а знаться с семьей Лубе я не желал и не желаю. Особенно после этого грязного дела об аборте!
– Прошу вас, тише! – Невестка взглядом указала на дочку. – Надин, тебе пора купаться! Поднимайся в детскую. Мадемуазель Гортензия тебе поможет.
– Да, мамочка! И я возьму с собой куклу. Можно я ее раздену и искупаю?
– Ты ее испортишь! Это подарок на день рождения, его следует беречь. Ступай же! Нам с дедушкой нужно поговорить о чем-то серьезном.
Надин убежала вприпрыжку под растроганным взглядом Оноре. После паузы он задал вопрос:
– Вы знали, что Леонора и следственный судья – любовники? Я был ошарашен этой новостью.
– У меня были подозрения. Хуже всего то, что теперь она даже не пытается это скрывать. Стоит вопрос о разводе и повторном браке.
– Будь этот мсье Пенсон хоть трижды судья, уверяю вас, Клеманс, ноги его больше не будет в моем доме! Гильем говорит, это любовник подтолкнул Леонору к мысли донести на Анжелину Лубе. По сути, это правильный поступок, но это же надо, какая наглость! Леонора приглашала его в дом и назначала свидания прямо у нас под носом! Я сочувствую сыну. Помимо инвалидности, он еще и рогоносец! Теперь эти внезапные перемены настроения меня не удивляют. Дорогая Клеманс, мы живем в странное время. Люди забыли о нравственности. Я опасаюсь одного: что повитуху и ее сообщницу накажут менее строго, чем они заслуживают!
– Полагаю, присяжные вынесут справедливый приговор. Все обстоятельства дела не известны широкой публике…
– Какие еще, к черту, обстоятельства?
– Я имела возможность общаться с Анжелиной. Она – отличная акушерка и проявляет большую заботу о своих пациентках. Со слов Гильема, совершить этот ужасный поступок ее заставили весьма трагические обстоятельства. Изнасилование – это…
– И что с того? – громыхнул Оноре. – В таких случаях ребенка отдают в приют, а не уничтожают в зародыше творение Божье, невинное существо!
– Я с вами совершенно согласна, – благоразумно кивнула Клеманс. – И все же…
– Здесь не может быть никаких «и все же…»! Давайте лучше переменим тему. Меня тошнит от таких разговоров! Ответьте только на один, последний вопрос: Клеманс, вы поступили бы так? Отвечайте! Вы ведь так набожны!
– Разумеется нет. И, раз уж мы заговорили о детях, у меня есть для вас, свекор, прекрасная новость. Жак хотел объявить об этом за ужином, но я сделаю это сама, потому что вы наверняка обрадуетесь. Мы ждем наследника или наследницу!
Румянец удовольствия весьма оживлял ее лицо, обычно несколько бесцветное.
– В добрый час! – воскликнул Оноре. – Вы не слишком торопились подарить Надин братика или сестричку! Прикажу Жанне, чтобы подала к столу бутылку игристого из Лиму. Отличное вино! И устроим настоящий праздник: будем есть фуа-гра с трюфелями!
– Благодарю вас, свекор! Так приятно видеть вашу радость! Я не осмеливалась сказать вам раньше и как могла скрывала свое недомогание.
– Когда родится дитя?
– К концу октября.
Клеманс вздохнула. Едва узнав о новой беременности, она решила, что будет рожать с Анжелиной, которой полностью доверяла. Только ее супруг, Жак, знал, как ей пришлось помучиться, производя на свет Надин. Двое суток схваток и боли! Доктор применил акушерские щипцы, чтобы извлечь ребенка. Были серьезные разрывы, их плохо зашили… Несколько месяцев после родов стали для нее пыткой, и прошло еще много времени, прежде чем она смогла доставить Жаку удовольствие, на которое он имел полное право. Поэтому она с тревогой думала о предстоящих родах, которые могли обернуться таким же кошмаром.
– Жаль, что такая одаренная акушерка совершила оплошность, – проговорила она наконец дрожащим голосом.
– Ее мать, Адриена Бонзон, которая вышла замуж за сапожника Лубе, тоже была одаренной, но не безгрешной. Не тревожьтесь, Клеманс, мы пригласим к вам хорошего доктора!
– Об этом еще рано думать. Кто-то спускается по лестнице или мне это чудится?
В гостиную вошла Леонора в домашнем платье из бледно-зеленого атласа – ее любимый цвет. Ее белокурые волосы были схвачены лентой и каскадом струились по плечам.
– Добрый вечер! – сказала она. – Было бы уместно разжечь камин. В это время года вечера еще прохладные.
– Замерзли – оденьтесь! – сердито буркнул Оноре. – Вы в этом доме не хозяйка! Вы здесь вообще никто, учитывая ваше поведение!
– Ваш сын желает получить развод, я не вижу никаких препятствий для этого. Мы с Альфредом поженимся, и вы от меня избавитесь.
– Бастьен с Эженом останутся здесь! Я добьюсь права опеки!
– Нет! Я – их мать, и я увезу их с собой.
– Пожалуйста, не ссорьтесь! – взмолилась Клеманс. – Нужно научиться договариваться! Возможность прийти к согласию есть всегда!
Оноре передернул плечами и раскурил сигару. Сама не своя от волнения, Леонора оперлась рукой о каминную полку. У них с Николь только что произошла очередная стычка. Горничная, которой предстояло выступить в суде, потребовала, чтобы ей позволили остаться в усадьбе хотя бы до этого решающего дня.
– Хорошо, ты можешь остаться на пару недель, но, честно говоря, я не могу смотреть на тебя без отвращения! – заявила Леонора. – Будешь прислуживать мадам Клеманс! Я воспользуюсь услугами гувернантки, когда понадобится. А ты вернешь мне все безделушки, которые я тебе подарила, каракулевую накидку и розовое платье из шелка, или я просто не выплачу тебе жалованье!
Горничная расплакалась от злости и попыталась возражать, но хозяйка осталась непреклонной.
– Это из-за тебя я стала хуже, чем есть на самом деле, Альфред был прав! – сказала Леонора. – И, если бы ты не подслушала исповедь Анжелины, ничего этого вообще не было бы!
После такого заявления Николь заперлась в своей комнатушке под крышей. Леонора укрылась в детской, найдя утешение в смехе и лепете своих маленьких сыновей. Спускаясь к ужину, она снова ощутила себя потерянной, никому не нужной в этой семье, которая стала для нее чужой. Ее любовник счел необходимым встречаться реже, и Леонора скучала по нему – по его ласковым рукам, по страстным поцелуям.
– Гильем сегодня рисует в беседке? – спросила она, чтобы нарушить молчание.
– Идите и посмотрите сами! – буркнул свекор в ответ.
– Насколько мне известно, сегодня он не выходил из дома, – попыталась смягчить обстановку Клеманс. – Франсин относила в его спальню поднос с чайными принадлежностями.
– Тогда я загляну к нему, – вздохнула Леонора.
Она знала, что супруг снова станет расспрашивать о том, какое решение принял судья и отдала ли она предназначенное красавице повитухе письмо, и боялась этого разговора. Робко постучав в дверь, она вошла.
– Ты могла застать меня в объятиях Франсин, – иронично заметил Гильем.
Он сидел, опершись локтями о стол, за которым временами обедал или ужинал. За этим же столом он делал наброски по вечерам.
– Ты думаешь, я бы огорчилась? Полагаю, ты предусмотрительно запираешь дверь на ключ, когда вы с Франсин вместе.
– Совершенно верно! Оказывается, у тебя в голове не совсем пусто, Леонора!
– Прошу, не надо меня унижать! Я пришла сказать, что передала письмо в руки Жозефу де Беснаку и он пообещал отнести его жене.
– Спасибо. Я счел необходимым сообщить Анжелине, что она может рассчитывать на мою поддержку.
Леонора стиснула зубы. Несмотря ни на что, она почувствовала себя уязвленной. Гильем курил трубку, и по комнате плавали облачка дыма с характерным островатым ароматом.
"Ангелочек. Дыхание утренней зари" отзывы
Отзывы читателей о книге "Ангелочек. Дыхание утренней зари". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Ангелочек. Дыхание утренней зари" друзьям в соцсетях.