– Добрый день, господин де Беснак! – воскликнула молодая женщина громко, рассчитывая привлечь внимание прохожих. – Какая приятная неожиданность! Мы давно не виделись…

– Все дела, дела… – откликнулся Луиджи с наигранной веселостью. – Музыка, семейные проблемы…

Она протянула ему руку в кружевной перчатке, которую он взял в свою и легонько прикоснулся к ней губами.

– У вас безупречные манеры! – произнесла кокетливая уроженка Прованса и сложила губки бантиком. – Меня позвали осмотреть молодую даму с улицы Нёв. Ее кузина приходила… Только вот я точно не знаю, куда идти.

– Вы уже сбились с дороги, мадам! – громыхнул отец Анжелины. – Foc del cel! Вам что, не сказали, как пройти к нужному дому?

– Девочка, что приходила, двух слов не могла связать от смущения. Да и думали мы обе о другом, так что я забыла ее расспросить. А потом она убежала.

– Улица Нёв начинается от паперти собора и ведет к старой крепостной стене, – стал рассказывать Огюстен. – Если молодой даме понадобилась акушерка, лучше бы вам поторопиться!

– Я вас провожу, – предложил Луиджи. – Нужно помогать новым соседям, верно? Мсье Лубе, приятного вам дня!

– Мсье Лубе? – удивилась Магали. – Я и не знала… Так вы – отец Анжелины? Мы встречались на ярмарке, только я не знала, кто вы.

– Да уж, по мне не скажешь, что она – моя дочка, – буркнул себе под нос сапожник.

Любезность Луиджи привела Магали в приятное возбуждение. Удаляясь в сопровождении бывшего странника, она улыбалась, вертя головой во все стороны. Старый сапожник проводил их взглядом.

– Diou mе́ damnе́! Какая муха укусила моего зятя? – пробормотал он сквозь зубы. – Строит глазки этой заезжей девице…

На самом деле для Луиджи это была возможность скрыться от инквизиторского взгляда тестя. Поведение Анжелины глубоко уязвило его, и он был внутренне готов на любые безрассудства. Ему хотелось сбежать, вернуться к прежнему образу жизни, когда пищу и кров он находил у обделенных мужской лаской женщин, – разумеется, благодаря своему красноречию, ослепительной улыбке и обаянию, которому было невозможно противиться.

– Повезло же мне сегодня! – ворковала, идя рядом с ним, Магали. – Идем с вами рука об руку! Найдутся кумушки, которые плохо о нас подумают!

Обычно в весенние вечера на площади с фонтаном было многолюдно. Местный фермер вел коров напиться к чаше фонтана, хозяйки возвращались из леса с вязанками хвороста на плечах, дети играли в шарики на брусчатой мостовой, причем неровности только добавляли игре интереса. Две монахини и пожилой монастырский больничный беседовали на тротуаре у церковной стены.

– Пусть сплетники чешут языки, что мне до этого! – сухо отозвался Луиджи. – Ну, Магали, хватает вам пациенток с тех пор, как вернулась знаменитая повитуха Лубе?

Тон был резким, а последние три слова он произнес с ощутимым пренебрежением.

Магали не стала скрывать своего изумления и радости:

– Неужто влюбленные голубки поссорились? Меня это не удивляет… Но расспрашивать не стану, это дурной тон. На неделе, в среду, у меня была пациентка из Сен-Жирона. Ее пятый малыш выскочил из материнского чрева в минуту. Что до дамы, к которой я иду, то, может, стоило бы позвать с собой Анжелину. Если я правильно поняла ее робкую кузину, роды запланированы на июнь, но будущей мамочке все время нездоровится и у нее открылось кровотечение.

– Прошу, Магали, избавьте меня от таких подробностей! Я же не акушерка!

Дорога круто спускалась вниз. Молодая уроженка Прованса сделала лишь пару шагов, как ее каблук застрял между камнями мостовой. Она пошатнулась и уцепилась за Луиджи. Поддерживая ее, он, сам того не желая, провел рукой по ее груди. Магали засмеялась тихим, завлекающим смехом. Их лица были так близко… Он поцеловал ее в губы и тут же отстранился.

– Надо же, не ожидала от вас! – Магали буквально задыхалась от радости. – Я знала, что нравлюсь вам, но чтобы настолько…

Они прошли еще немного и остановились перед выкрашенной светло-зеленой краской дверью под номером двенадцать.

– Это здесь! Скажи, мы скоро увидимся? Вечером я буду дома одна-одинешенька, и завтра, и послезавтра… Так что, если этого захочет твое сердце… ну, или не сердце, а кое-что другое… Я знаю, каково это – иметь беременную жену. Воли себе уже не дашь, как раньше.

– Прошу вас, замолчите! – оборвал ее Луиджи, делая шаг назад. – Это была шутка, розыгрыш, и я прошу за это прощения. Я не из тех мужчин, которые изменяют любимым.

«Даже если эти любимые не очень-то щепетильны!» – добавил он мысленно.

В следующий миг он, даже не попрощавшись с Магали, пошел прочь. Оскорбленная и обманутая в своих ожиданиях женщина забарабанила в дверь с неожиданной силой.

Быстрым шагом Луиджи дошел до улицы Нобль. Он решил для себя, что не стоит разговаривать с Анжелиной, пока он в таком состоянии. Жерсанда де Беснак приветствовала его радостной улыбкой:

– Мой сын! Не думала, что ты еще зайдешь сегодня. Ты ушел так поспешно! Октавия и Анри ушли на улицу Мобек, Ан-Дао отдыхает в своей комнате, так что мы можем хоть немного побыть наедине. И я очень этому рада. Выпьем крепленого вина?

– С удовольствием, матушка!

Луиджи достал два хрустальных бокала и бутылку мадеры. Его мысли приняли новое направление. Нет, он не станет сегодня встречаться с Анжелиной. Есть другое решение. В одной из спален второго этажа в шкафу хранятся его костюм-тройка, две чистые рубашки и несколько пар башмаков.

«Переодеться, собрать туалетные принадлежности… Потом я поеду на вокзал. Примерно через час отправляется поезд на Буссан. Оттуда я доеду до Тулузы, переночую в отеле и поеду в Париж!» – пообещал он себе.

– Тебя что-то тревожит, мой мальчик? – спросила у него мать.

– Ничего серьезного, но, боюсь, ты расстроишься. Я решил побывать в столице и уезжаю сегодня же вечером. Ты не могла бы дать мне денег? Анжелина не видит в этом ничего предосудительного.

– В Париж? Сегодня вечером? Один, без нашей Энджи? Луиджи, мне кажется, ты поспешил с этим решением. Будь со мной откровенен! Что заставляет тебя уехать? Господь свидетель, как бы я хотела, чтобы вы отправились в Париж вдвоем! Я представляла себе эту поездку много раз. Анжелина перед собором Нотр-Дам! Анжелина в роскошном туалете на премьере в опере, в модном ресторане!

Жерсанда де Беснак мечтательно уставилась на пламя в камине, но уже через несколько секунд взгляд ее снова обратился к сыну.

– Мама, Анжелина не оставит своих пациентов и диспансер, чтобы поехать со мной в Париж! Если уж она и соглашается отлучиться ненадолго, то только в компании Гильема Лезажа!

Пожилая дама вскрикнула от удивления. Луиджи уже не радовала мысль, что он посвящает мать в столь неприятные для себя обстоятельства.

– Что ты такое говоришь? – пробормотала мадемуазель Жерсанда. – Я так обрадовалась, что мы все вместе переезжаем в июле в Лозер… Что стряслось? Я же вижу, ты сам не свой!

– Мамочка, дорогая моя, простите! – пробормотал он, опускаясь на колени возле ее кресла и беря ее за руки. – Розетта – милое существо, но поговорить по душам я могу только с вами. Я тоже очень обрадовался и спешил вернуться на улицу Мобек два часа назад, чтобы расцеловать мою прекрасную супругу и поделиться с ней нашими планами. Что мы будем разводить овец ради шерсти и обустроим для нее новый диспансер в охотничьем домике. Но, когда я пришел, выяснилось, что Анжелина уехала с Гильемом. Я не удивился, решил – все дело в дневном визите Клеманс Лезаж и в этих разговорах о смерти ее свекрови, мадам Эжени Лезаж. И все-таки на душе было неспокойно. Что, если этот человек решит выместить зло на Анжелине? Мама, мне нужно на время уехать, на неделю или на две, потому что я видел, как моя жена и Гильем целовались!

Бледность Жерсанды уступила место румянцу возмущения. Руки ее задрожали, а взгляд стал рассеянно блуждать по гостиной, в изысканном декоре которой она всегда чувствовала себя умиротворенной. Теперь комната вдруг показалась ей мрачной и темной.

– Господи… – со вздохом проговорила она.

– Господь тут ни при чем, матушка.

Жерсанда замерла в своем кресле. Ее охватило возмущение. Выпрямившись, она произнесла уверенным тоном:

– Луиджи, ты решил уехать в Париж, не выслушав объяснений Анжелины? Это трусость! Попробуем рассуждать здраво. Никогда Энджи, это мужественное и порядочное дитя, которое выросло у меня на глазах, не поступила бы так дурно. Этот грубиян Гильем наверняка ее принудил! Вспомни, ему случалось применять насилие, и когда-то ты сам встал на защиту Анжелины в подобной ситуации. Мы все прекрасно помним ту вашу встречу. Послушай меня, мой сын! Иди и поговори с твоей, как ты говоришь, прекрасной супругой, и, если она скажет, что Гильем со всей его немощью ей дороже, чем ты, я благословлю твою парижскую эскападу. Сын, ревность ввела тебя в заблуждение! Неужели Анжелина стала бы умолять нас уехать из Арьежа, если бы у нее в планах было возобновить отношения с этим человеком?

Прочувствованные речи матери поколебали уверенность Луиджи. Он словно бы очнулся от кошмарного сна и сам испугался того, что чуть было не сделал. Понять, почему он так торопился уехать, тоже было несложно.

– Ты говоришь правду, мама, – согласился он. – Это только предлог, чтобы уехать! Хотя видеть, как тебя предают, – это мучение! Полагаю, любой на моем месте назвал бы это предательством. Тебе я открою сердце и ничего не стану скрывать. Я страдал, видя ее в объятиях бывшего любовника, и мне до сих пор больно об этом думать. Как можно любить человека и одновременно его ненавидеть?

Жерсанде показалось, что она видит перед собой отца Луиджи, бродячего актера, который боготворил Шекспира и пытался препарировать каждую свою эмоцию с тем, чтобы лучше выразить ее на сцене.

– Уильям задавал себе тот же вопрос, – грустно сказала она. – Я рассказывала тебе о нем, но, наверное, меньше, чем следовало. Когда мы переберемся в Лозер, у нас будет на это время.