– И то и другое, – очень тихо ответила молодая женщина.

– В таком случае я отправляюсь на кухню и принесу вам что-нибудь подкрепиться! – провозгласила Октавия преувеличенно радостным тоном. – Вам понравится омлет с беконом?

– Да.

Растроганная Жерсанда присела на краешек дивана. Вид молодой женщины вызывал у нее жгучую жалость. Она справедливо полагала, что произошло нечто не терпящее отлагательств и Анжелине пришлось действовать на свой страх и риск. Что ж, невестка не зря рассчитывала на ее помощь и гостеприимство.

– Как вас зовут? – спросила она дружелюбно.

– Во Франции меня называют Мари-Люсиль, но мое настоящее имя – Ан-Дао.

– Вы родом из Индокитая, я полагаю?

Молодая женщина кивнула и постаралась сесть. Подушек на диване было так много, что это оказалось нелегким делом. Но уже в следующее мгновение она вперила взгляд в малыша.

– Я отдохнула. Могу я теперь ее подержать? – робко спросила она.

– «Ее подержать…» Значит, это девочка! Конечно можете! А когда сами как следует покушаете, приложите малышку к груди.

Жерсанда передала младенца матери. Черные глаза аннамитки моментально наполнились слезами радости. Напевая колыбельную на родном языке, она прижалась губами к головке своей дочки. Благожелательная пожилая дама с глазами цвета неба, ярко пылающий в мраморном камине огонь, изысканный интерьер комнаты, аппетитные запахи из кухни – все это перестало для нее существовать. Единственное, что было важно, – это бархатная кожа ее малышки, ее спокойное дыхание, шелковистость ее волосиков под ласкающими материнскими губами. Воспоминания об отце ребенка, этом солдате с белым тучным телом и порочными желаниями, отошли на второй план. Звуки теснились в сознании Ан-Дао, складываясь в имя, которое, молодая мама знала это, она будет с любовью произносить на протяжении многих лет: Анжелина…

Излив на дитя свою нежность, уверившись, что ей ничего не угрожает, молодая аннамитка открыла Жерсанде свое сердце. Не было больше причин молчать. Очень скоро она рассказала, как Юбер Деплант купил ее в Кохинхине и привез в Сали-дю-Сала.

– Поначалу они держали меня в комнате без окон, на чердаке. Но я обещала, что не стану убегать, и тогда меня переселили в комнату по соседству со спальней Юбера. Мать Юбера уволила горничную, потому что в их квартире над магазином и во дворе теперь убирала я. Правда, всегда вечером – чтобы никто не увидел. Муж мадам Морисетты ни разу даже не заговорил со мной, ни разу на меня не посмотрел. Для него я не существовала.

Умолкла Ан-Дао лишь с появлением в комнате Октавии, которая с гордостью внесла поднос с роскошным завтраком.

– Еда простая, но питательная, – объявила добрая уроженка Севенн. – Теплое молоко с шоколадом, омлет с беконом, хлеб со сливочным маслом и сладкий пирог, благо, у меня оставался еще кусочек.

– Спасибо, мадам, большое спасибо! – с улыбкой сказала ей Ан-Дао.

– Октавия! Называйте меня просто Октавия.

– Спасибо вам за эту еду, Октавия!

Жерсанда взяла на руки дитя, которое до сих пор сохраняло просто-таки олимпийское спокойствие. Пожилая дама стала тихонько укачивать девочку, думая о том, что эта обладательница красивого личика похожа на куклу.

– Говорить об этом, пожалуй, еще рано, но вы уже выбрали для нее имя? – спросила она.

– Да. Только что, когда держала ее на руках. Дьем-Ле. На языке моей страны это означает «красивая, прелестная».

– Дьем-Ле… Очень красивое имя, – кивнула Жерсанда.

Больше она ничего не добавила. Все ее мысли были обращены к новорожденной, которую ей судьбой было уготовано принять под свою опеку. Это невинное создание в атмосфере любви и заботы наверняка расцветет и украсит собой мир.

* * *

Подъезжая к дому на улице Мобек, Анжелина перевела Бланку на шаг. Ворота были открыты, поэтому она завела лошадь в конюшню и начала ее распрягать, стараясь не шуметь. Усталость тяжелым грузом легла на плечи; молодая женщина все еще дрожала от волнения. Такой и увидел ее Луиджи – бледной, нервно и неуверенно двигающейся.

– Слава богу, ты вернулась! – воскликнул он. – Уже рассвело! Тебе удалось хоть немного поспать?

Он с беспокойством всматривался в лицо супруги. На мгновение взгляд Анжелины остановился на его лице, и она устало улыбнулась:

– А сам-то ты спал? Ты до сих пор в рубашке и брюках. Только не говори, что ты прождал меня всю ночь!

– Ну, может, не всю ночь… Пару часов я поспал – в кресле у очага. А тебе сейчас уж наверняка лучше поскорее лечь.

Он подошел к Анжелине и обнял ее. Это было настоящее счастье – снова смотреть на нее, прикасаться к ней… Он хотел было ее поцеловать, однако молодая женщина мягко, с видимым сожалением отстранилась.

– Прости, но мне еще нужно сходить на улицу Нобль. Только после этого я смогу отдохнуть.

– Зачем? Моя мать так рано не встает, а ты еле держишься на ногах от усталости.

– Не уговаривай меня, Луиджи. Мне просто нужно быть там.

– Тогда я пойду с тобой!

– Конечно, если хочешь. И я все расскажу тебе по дороге.

Они оставили лошадь перед кормушкой, полной овса и сена, и заперли ворота. Анжелина взяла супруга под руку, и они пошли вниз по улице. К тому моменту, когда они ступили под арку открытой галереи, над которой располагалась гостиная Жерсанды, бывший странник в общих чертах уже знал историю Ан-Дао. Он полностью разделял негодование своей супруги и теперь смотрел на нее с нескрываемым восхищением.

– Ты не перестаешь меня удивлять, Анжелина, – сказал он. – В тебе живет бунтарский дух! И, представь себе, я горжусь, что у меня такая жена. Этой несчастной девушке повезло, что роды у нее принимала ты, а не твоя подруга Магали Скотто. Уж она бы не стала задавать лишних вопросов.

– Этого мы знать не можем, – мягко возразила Анжелина.

Она стала смотреть себе под ноги, на мощенную брусчаткой дорогу, потом с беспокойством заглянула в темные глаза Луиджи.

– Вот только я понятия не имею, как нам быть с Ан-Дао. Когда я возвращалась из Ториньяна, я подумала, что можно было бы отвезти ее к дяде Жану. Лучше места, чтобы растить ребенка, и не придумаешь – чистый горный воздух, простая, но обильная пища… Ан-Дао могла бы помогать моей тетушке по дому, в саду и в овчарне, а у Бруно через пару лет появилась бы подружка для игр.

– Дорогая, думаю, нам стоит спросить мнение моей матушки. В итоге мы все равно что-нибудь придумаем. Мне не терпится посмотреть на твою подопечную! Хотя правильнее было бы сказать – на твою новую подопечную.

– Почему новую?

– А разве ты не приняла уже Розетту под свое заботливое крыло, прекрасная и благородная моя Виолетта[15]?

В устах любимого прозвище Виолетта звучало сладко и ласково. С первой же встречи Луиджи стал называть ее так, выражая свое восхищение необычным цветом ее глаз. Анжелине вспомнились заснеженные ущелья Пиренеев, свое горе из-за того, что она так мало времени смогла провести с Анри, которому тогда было всего три месяца, и то, как экстравагантно одетый мужчина (на нем тогда была куртка из волчьего меха поверх красной бархатной рубашки, расшитой медными цехинами) предложил ее проводить.

– Луиджи, нам пришлось пройти через трудности и испытания, но теперь мы счастливы, и, я считаю, это нормально и даже правильно – помогать тем, кто в этом нуждается или испытывает страх.

– Ты права. Вместо того чтобы томиться скукой, лучше использовать наше новое положение в обществе и богатство на добрые дела.

– Но я совершенно не томлюсь скукой!

– Я говорю о себе, Виолетта! Временами я бываю отвратительным снобом. Идем же! Ты все еще дрожишь. Октавия приготовит для тебя горячий шоколад.

Он обнял жену за плечи и поцеловал. Анжелина приняла ласку и не спешила отстраняться. Поцелуи Луиджи пьянили, как вкуснейшее живительное вино.

Мсье Туту встретил их, всем своим видом выражая радость: он просто обожал Луиджи. Октавию молодые люди догнали в коридоре, почти у самой двустворчатой двери в гостиную.

– Слава Господу, Энджи, ты пришла! – проговорила домоправительница со вздохом. – Мы с мадемуазель уже начали волноваться. И молодая дама тоже. Такая красивая, такая вежливая… Доброе утро, мсье Луиджи! Чем вас с Анжелиной угостить? Чай, кофе, горячий шоколад, печенье?

– Всего понемножку! Я проголодался, – ответил он, смеясь.

Анжелина вошла в гостиную первой. Там ее ожидало очаровательное зрелище: под бдительным и заботливым присмотром Жерсанды Ан-Дао кормила свою малышку. Подложив под спину подушки, она сидела, склонившись над ребенком, и ласково ему улыбалась. Присутствие новых людей в комнате она заметила, лишь когда шаги приблизились к самому дивану. Узнав свою повитуху, она воскликнула:

– Как мне вас благодарить? Я так рада! Вы все так добры ко мне!

Но уже в следующее мгновение ее чело омрачилось.

– А как быть с мсье Юбером и мадам Морисеттой? – с тревогой спросила она. – Они приедут меня забрать?

– Вам не о чем беспокоиться, Ан-Дао. Я полагаю, сейчас они как раз возвращаются в Сали-дю-Сала. Я пригрозила им, что позову жандармов и все расскажу, и они испугались. Так что теперь вы свободны и никто не отнимет у вас дочку.

– Дьем-Ле! – объявила Жерсанда де Беснак не без гордости. – Так зовут девочку!

И тут Ан-Дао, которая намеревалась в очередной раз поблагодарить Анжелину, увидела на пороге комнаты мужчину. Все страхи вернулись к ней, и она поспешила прикрыть одеялом свою обнаженную грудь.

– Кто это? – шепотом спросила она, и лицо ее исказилось от ужаса.

– Мой супруг Луиджи. Его настоящее имя – Жозеф де Беснак. У меня не было времени вам о нем рассказать. А Жерсанда – его мать, то есть моя свекровь.

– Это оскорбительно, Анжелина! – насмешливым тоном заметил бывший странник. – Забыть обо мне, о своем супруге!

Не зная, что и думать, Ан-Дао то и дело поглядывала на мужчину, внешность которого не внушала ей доверия. С растрепанными черными волосами, смуглый, в мочке правого уха – золотая серьга в виде кольца… Разумеется, молодая женщина вообразила худшее. Сжавшись в комок, словно напуганный ребенок, она прошептала: