Святые небеса! Она, наконец, доверилась ему! Мельбурн не мог скрыть своего ликования, которое наполнило и излечило его измотанную душу за считанные секунды. Больше он не ощущал себя ее надсмотрщиком и врагом. Но плата за эти мгновения была баснословной.

Он подошел к машине, сняв пальто и китель, надел простую куртку и кепку, быстро справившись со своим перевоплощением. Теперь Мельбург больше походил на обычного жителя этих мест, который вышел проверить свои капканы. Уильям отметил, что у нее была прекрасная возможность сбежать, но она ею не воспользовалась.

Виктория показала ему нужное направление, и они окунулись в лесную чащу. Она все вела его по каким-то, ведомым только ей, лесным тропам, прислушиваясь и осматриваясь, словно маленький юркий зверек. Было очень странно и непривычно идти за ней в шелесте опавших листьев, смотреть на ее сосредоточенное лицо, наблюдать за ее движениями, когда она отодвигала руками преграждавшие путь ветви деревьев. Это было сплошное безумие, которому он поддавался с легкостью мотылька летящего на огонь. Они поменялись местами. Теперь уже его жизнь была в ее руках. Сейчас она запросто могла сдать его партизанам, которые бы не стали разбираться кто он на самом деле.

Наконец, перед ними оказался небольшой скальный выступ, внутри которого хорошо угадывался вход в затерянные римские катакомбы. Виктория оглядела все вокруг, прислушалась к шорохам леса.

Предупредив его вопрос, девушка сказала:

— Они приходят сюда только ночью, мы долго следили за этим местом, прежде чем взять, что нужно.

Он достал карманный фонарь, чтобы осветить им путь в подземелье. Полностью доверившись ей, он шел по узкому лабиринту, словно зачарованный лесной феей странник. Но все сомнения остались позади, и он теперь просто повиновался своему бесстрашному проводнику. Внезапно, луч света выхватил из кромешной темноты просторное помещение, в котором плотными рядами лежали ящики и мешки. Уильям сразу понял — они на месте.

— Вы клянетесь, что не допустите расправы с беглецами из гетто? — ее голос был полон тревоги и страха. Она сама не понимала до конца, как смогла довериться Мельбургу. Что в нем так располагало, не давая усомниться в том, что он говорит правду? Ей казалось, что она уже видела когда-то его глаза, может быть в том запретном сне, а может быть еще раньше, на полотнах старинных мастеров, которые еще до войны рассматривала в иллюстрированных энциклопедиях местной библиотеки. Так или иначе, она доверила ему жизнь нескольких десятков людей, среди которых были дети и старики.

— Здесь полно боеприпасов! Хватит, чтобы расправиться с несколькими сотнями оккупантов. Но я думаю, что этот склад не единственный. Сопротивление не пострадает от того, что он будет уничтожен. Его уже не остановить. Европа поднимается, чтобы сбросить с себя чумное бремя. Я клянусь, что ваши друзья, скрывающиеся в лесу, останутся в живых. — Уильям внимательно смотрел на сосредоточенное лицо Виктории, в котором все еще читалось недоверие и страх.

— После своей операции, мы хотели добраться до ближайшего партизанского отряда и помогать им. Но все пошло не так, как мы планировали… — тяжело выдохнула она.

— К сожалению, у жизни на все свои планы, Виктория. Иногда нам приходится это осознавать, но только порой бывает слишком поздно. — он посмотрел куда-то вдаль, обратившись к каким-то, известным только ему воспоминаниям. Очнувшись от своего секундного раздумья, он произнес — Лучше поскорее уйти отсюда, чтобы не столкнуться с теми, кому принадлежит склад. Если вам это не удалось, то совсем не означает, что сейчас будет то же самое.

Снова лабиринт узких лазов и коридоров, снова тьма и вот они на поверхности.

Виктория с беспокойством смотрела на Мельбурга. Сейчас она узнает, не напрасно ли поставила на карту свою жизнь и жизни других людей. Сердце бешено забилось в груди, ожидая, что будет дальше.

Увидев ее волнение, то, как она сжала кулаки, до такой степени, что побелели костяшки, как тревожно закусила губу, стараясь сдержать эмоции, Уильям произнес:

 — Что же, наша сделка состоялась, Виктория. Вы свободны. Теперь вам нужно поскорее добраться до своих. Через несколько часов я приеду сюда с отрядом солдат, чтобы ликвидировать склад. А ваша жизнь уже никого не будет интересовать. Официально вы будете уничтожены.

Она смотрела на него, не в силах поверить в только что сказанное им. Но ведь это, черт возьми, очень опасно. Он увез заключенную, диверсантку, а обратно вернется без нее. По правде говоря, ей незачем было тревожиться за него, ведь она была свободна и могла сообщить своим товарищам об опасности, увести их подальше от этого места. Однако вопрос сорвался у нее с языка, словно сам собой:

— Как же вы объясните мое исчезновение?

— В рапорте будет указано, что вы сообщили нужную информацию, указав место, где спрятаны боеприпасы, а затем попытались бежать. Я застрелил вас на месте и оставил в лесу.

Виктория почувствовала, как холодеют ее руки, в горле пересохло. Она едва услышала себя:

— А мое тело…

— Рейх захлебывается в крови. Вы наверно знаете о тех эшелонах, в которых тысячи людей отправляют как скот на бойню — он на секунду потерял самообладание, сейчас было видно, что он не сдерживает эмоции, как обычно, надев маску обергруппенфюрера. Теперь она видела другого человека, которому пришлось многое пережить. — Это мелочи для них, в такое время, к тому же у меня хорошая репутация.

В прозрачном осеннем воздухе повисло молчание. Тяжело вздохнув, собравшись с мыслями, он сказал, посмотрев ей в глаза, с грустной полуулыбкой:

—  Возможно, мы с вами никогда больше не увидимся, Виктория… Но я надеюсь, что когда эта война закончится, вы обязательно будете счастливы. Пообещайте мне это.

В его голосе была нескрываемая, пронзительная боль, прозрачная зелень в глазах стала холодной, как осенняя ночь. Ей вдруг захотелось подойти к нему ближе, дотронуться до этих высоких точеных скул, тонкой линии губ. Она смотрела на него так, как будто старалась забрать с собой этот миг полного и неожиданного доверия между ними. Тихо, почти шепотом она попросила:

— Знаю, что это неуместно, …но я хочу знать… хочу помнить ваше имя.

Он вздрогнул от этой внезапной просьбы и, после непродолжительного молчания, неожиданно севшим голосом, впервые за много лет, произнес:

— Уильям…

— Я никогда не забуду… Уильям, — также тихо повторила она. И звук его имени, произнесенный ею, показался ему совершенной мелодией, за которую он мог бы тысячи раз отдать свою жизнь.

Через минуту, ее хрупкая фигурка скрылась, как лесной эльф в чащобе спасительного леса.

Он еще немного постоял на месте, вглядываясь в лесную глушь, прислушиваясь к мягкому хрусту веток под ее ногами. Когда все затихло, он поспешил к своей машине, Сегодня все вернется на свои места. Требовалось только написать рапорт о казни диверсантки при неожиданной попытке к бегству. Вильхельм Мельбург переоделся в свою форму. Грязную, от лазания по пещерам, одежду, пришлось спрятать здесь же.

Внезапно, звенящую тишину леса пронзил выстрел. Уильям почувствовал, как обжигающая боль разливается где-то между ребер, парализуя его движения. Он хотел обернуться, чтобы посмотреть, откуда стреляли, но уже не мог. Его накрыла густая багряная тьма.

Глава 5

    Она услышала глухой звук выстрела, который раскатистым эхом прошелся по настороженной лесной тишине. За то короткое время, после их прощания на краю лесной чащи, она не успела уйти далеко. Это было полным безумием, но какое-то шестое чувство подсказывало ей, что нужно повернуть назад.

Ветви деревьев скрывали ее, смотревшую сквозь них на черную машину, около которой, раскинув руки, навзничь лежал Вильхельм Мельбург, его грудь тяжело вздымалась, но он еще был жив. А рядом стояли двое, похожие с виду на партизан или франтиреров. Они уже обыскали немецкого офицера и теперь оживленно переговаривались о чем-то. Очевидно, они сами не верили своей удаче. Подстрелить обергруппенфюрера было сказочным совпадением.

Виктория подавила, чуть было не вырвавшийся крик. Она почти уже сделала шаг, чтобы подойти к ним и объяснить все, но вдруг до нее долетел обрывок разговора:

— … Не могла уйти далеко. …. сдала нас, паршивка. …. ее найти поскорее.

—. С ним…. что будем?

— …. Все равно скоро сдохнет, жалко тратить лишний патрон. … уводить всех в другое место, …. не добрались эсесовцы.

Виктория смотрела, как они забросали его листьями, оттащив в кусты. Она сидела тихо, спрятавшись как лесной зверек, почти не дыша. До нее медленно доходил смысл только что подслушанного разговора: теперь ее считают предательницей, которая встречалась с немецким офицером, чтобы передать какую-то информацию. Они, очевидно, видели их вместе.

Это было слишком жестоко, чтобы быть правдой. Но, тем не менее, спасший ее человек, сейчас лежал без сознания, умирая от потери крови под кучей листьев и веток, а она стала врагом для своих же соратников, которые собирались выследить ее и убить.

— Не ныть! — скомандовала себе она, чуть не прокусив ладонь, которой прикрыла рот, чтобы не закричать.

Дождавшись, пока мужчины отправятся на ее поиски, думая, что она ушла вглубь леса, Виктория выбралась из своего укрытия. Ее сердце сжималось от периодических приступов леденящего животного страха. А что, если они сейчас вернуться и обнаружат ее? Но времени на посторонние мысли не было. Она быстро подбежала к кустам и принялась судорожно разгребать руками ворох листвы и веток, под которыми лежал бледный, как смерть, Уильям. Она с облегчением увидела, что он дышит. Но его одежда была пропитана кровью. Девушка уже не в первый раз видела раны. Поэтому сейчас она расстегнула его китель и рубашку, чтобы осмотреть. Пуля, скорее всего, прошла навылет, потому, что немного повернув его набок, она увидела точно такое же отверстие. Нужно было поскорее соорудить какое-то подобие повязки. Приложив немалые усилия, ей удалось оторвать кусок своей сорочки и туго перевязать ею рану, чтобы остановить кровотечение. Он вдруг застонал и открыл глаза. Взгляд был блуждающим и размытым, пока не нашел ее лицо. Виктория попыталась поговорить с ним: