Однажды он спросил, что я делала все это время после приезда в Лондон, и я рассказала, что тетушка Дороти, накупив мне кучу нарядов, возила меня по ночным клубам.

Он слегка поморщился:

— Не думаю, что это самые интересные места в Лондоне, Максина! Приезжай как-нибудь в Палату, и тебе откроется другая сторона жизни Лондона, более достойная твоего внимания.

Я с радостью согласилась, и он пообещал взять меня в Палату общин на ленч в следующую среду и все мне там показать, в том числе, разумеется, и Палату лордов.

Да, дядюшка невероятно мил, правда, тетушка Дороти так не считает. Она с ним бывает чрезвычайно груба и частенько говорит:

— Стоит только Лайонелу появиться, как сразу же разрушается атмосфера любви и доверия!

Днем мы почти ничем не заняты, если не считать посещений портнихи и парикмахера. До коктейлей тетушка Дороти играет в бридж или в триктрак, ну а уж потом мы погружаемся в пучину светских развлечений до самого утра.

Я часто вижу Гарри.

Оказывается, его зовут сэр Гарольд Стэндиш, и он совсем недавно стал баронетом. Гарри баснословно богат, и в компании тетушки Дороти его называют «лакомым кусочком».

Мона, та самая дебютантка, имеющая вид искушенной дамы, которую я встретила в первый после приезда вечер, сообщила, что все девушки добиваются его расположения, но он заводит affairs[7] исключительно с замужними женщинами.

Это меня еще больше утвердило в мысли, что Гарри очень нравится тетушке Дороти. Она с ним разговаривает с игривой фамильярностью и злится, если он в ее присутствии слишком большое внимание уделяет другим дамам.

Гарри же явно не оказывает ей особых знаков внимания по сравнению со всеми прочими и в общении с ней сохраняет свою обычную надменную манеру поведения, которую я отметила еще в первый вечер.

Я «выезжаю» уже почти две недели, и тетушке Дороти, похоже, весьма наскучило повсюду таскать меня за собой.

Раза два-три она перепоручала меня совсем чужим людям, и, должна сказать, они были очень любезны, опекая меня и представляя своим друзьям. Так что в отсутствие тетушки Дороти я себя чувствую прекрасно.

Но самая невероятная вещь произошла на следующий день.

Мы с Моной в сопровождении ее матери отправились на танцы, устроенные леди Брук, и, когда вечер подходил к концу, к нам подошел весьма милый молодой человек по имени Дэвид и спросил:

— Не желаете ли вы посетить по-настоящему забавное представление?

Мы, конечно, сказали «да», и он объявил:

— Так вот, мы с Джоном отправляемся на вечеринку в Челси. Если хотите, и вас возьмем.

Ну конечно же, мы загорелись этим предложением и побежали сказать матери Моны, что уходим, а Дэвид с приятелем развезут нас по домам.

Она рассеянно кивнула, и мы отправились, чувствуя себя маленькими преступницами, твердо намерившимися осуществить задуманное.

Вечеринка проходила в просторной, великолепно оформленной студии где-то рядом с Кингс-роуд. Мы появились в самый разгар веселья: оркестр гремел, заглушая громкие оживленные разговоры присутствующих, наряженных в викторианские костюмы[8]. Кругом было множество маленьких столиков, накрытых вышитыми тамбуром салфетками и украшенных вазочками с ландышами.

Дама в ярко-розовом полосатом платье и чепце с полями бросилась к нам с приветствиями, и вообразите мое изумление, когда я увидела, что это мужчина! Платье так идеально сидело на нем, что его выдавал лишь голос.

Из самой студии то и дело долетали взрывы хохота.

В конце зала располагался огромный бар, и все пили шампанское и джин, который я приняла за простую воду.

Танцевали примерно пар двадцать, все в забавных костюмах; было что-то фантастическое в этом зрелище, пока я не сообразила, что все танцующие — переодетые в женские костюмы мужчины. Больше всего меня поразил гость в образе танцорки канкана девяностых годов прошлого века, в рыжем парике с огромным цилиндром на макушке. Коротенькое платьице с блестками очень забавно смотрелось на его атлетической фигуре с обнаженными мускулистыми руками.

Никто не обращал на нас ни малейшего внимания. Вокруг то и дело раздавались голоса мужчин, говоривших соответственно обстоятельствам высоким сопрано: они кидались ко всем с одной и той же просьбой:

— Дорогая, потанцуйте со мной!

Я подумала, что играют они свои роли великолепно, одно лишь удивляло — мужчины танцевали с мужчинами, это не укладывалось в моей голове.

Тем не менее все они, казалось, были очень довольны происходящим. Нас никто не приглашал, и, почувствовав себя лишними, мы поднялись наверх — там было устроено нечто вроде галереи, откуда было прекрасно видно всю студию. Дэвид с Джоном принесли нам шампанского, мы облокотились на перила и принялись наблюдать за весельем внизу. Однако вскоре действие приняло драматический оборот. Один из гостей, одетый матросом, стал танцевать со странного вида женщиной, которая вела себя чересчур возбужденно, все время пытаясь его поцеловать. Вдруг рядом с ними возник некто, переодетый викторианской школьницей. Он схватил матроса за руку и крикнул:

— А ведь ты обещал со мной танцевать!

Дальше началось что-то невообразимое — они стали выкрикивать друг другу грубости, и дело кончилось дракой.

Но это, наверное, была просто шутка, потому что мужчина, одетый школьницей, притворно, как мне показалось, разрыдался и выбежал вон, а мы все рассмеялись, и я заметила Дэвиду:

— До чего ж он искусно играет свою роль!

А Дэвид покосился на Джона и сказал:

— По-моему, нам пора по домам.

Тот многозначительно провозгласил:

— Да, я тоже так думаю.

— Нет-нет! Мне тут так нравится! — запротестовала я, но они настояли, и мы ушли.

Выходя из студии, я увидела в крошечном вестибюльчике заснувшего на полу юношу и сказала:

— Должно быть, очень неудобно спать в таком месте!

Дэвид молча взял меня под руку и быстро повел к такси.

Вечеринка была действительно странная, и я почему-то чувствовала, что нам не следовало туда ходить — было что-то необычное в этих людях, вряд ли они принадлежали нашему обществу. Дэвид велел не рассказывать тетушке Дороти, где мы были, и я, конечно, пообещала. Правда, не думаю, что ее это может сколько-нибудь заинтересовать. А вот дядюшка Лайонел, выслушав мой рассказ, стал очень серьезным и запретил мне ходить на вечеринки, не поставив в известность тетушку Дороти.

Я очень пожалела, что не выдержала и проговорилась ему.

А прошлым вечером за обедом я познакомилась с довольно интересным человеком. Зовут его лорд Уэзерли, он прекрасный спортсмен и великолепный игрок в крикет.

Все называют его Тимми и хохочут над каждым его словом, а когда он сделал мне комплимент, тетушка Дороти сказала:

— Тимми, ведите себя прилично! Максина всего-навсего дебютантка, а вы еще в школьные годы отличались плохим поведением.

— Вы разве не знаете, что я легко поддаюсь перевоспитанию? — заметил Тимми, и все засмеялись и стали говорить, что вот уж никогда этого не замечали.

— Возможно, Максина меня переделает, — улыбнулся Тимми и посмотрел на меня. — Что вы думаете об этом, Максина?

Ненавижу, когда мне задают подобного рода вопросы, потому что все ждут остроумного ответа, а мне ничего, как назло, не приходит в этот момент в голову. Но я все же пролепетала, что тетушка Дороти с этим справилась бы гораздо лучше меня. Тимми расхохотался и сказал:

— Ох, она уже пробовала этим заняться много лет назад, но у нее ничего не получилось, правда, Долли?

Она молча подала ему коктейль. В любом случае это хоть на некоторое время отвлекло от меня всеобщее внимание.

Я до сих пор никак не привыкну к шуму, который они поднимают по любому пустяку, к бесконечным репликам, на которые никто никогда не отвечает.

Это все равно что смотреть в старомодный калейдоскоп — цветные рисунки все время меняются, и не успеешь рассмотреть один, как на его месте появляется новый.

Дядюшка Лайонел спрашивал мое мнение о друзьях тетушки Дороти, и я сказала, что из всех мне по-настоящему нравится только Гарри. Он пробурчал про себя что-то, чего я не расслышала, но вид при этом имел недовольный, из чего я заключила, что Гарри ему неприятен.

Лучшую подругу тетушки Дороти все называют Бейба.

Это миниатюрная женщина с огромными глазами. Ее золотистые волосы, гладко зачесанные назад, мелкими кудряшками спускаются по спине.

Разговаривает она самым забавным образом и всех называет «старик» или «старуха». Муж у нее совсем старый, но беззаветно ей преданный — ходит за Бейбой по пятам и глаз с нее не сводит. Правда, позже выяснилось, что он ей вовсе не муж, а просто друг — муж живет в Париже.

Я спросила у тетушки Дороти, видится ли когда-нибудь Бейба с мужем, и та ответила, что нечасто. Тогда я полюбопытствовала, почему, ведь Бейба такая хорошенькая.

— О, ему не очень-то нравятся женщины, — сказала тетушка.

Я не совсем поняла, при чем тут Бейба, но тетушка Дороти сменила тему, и мне все расспросы пришлось оставить.

На следующий день, когда мы все пили коктейли, неожиданно появился лорд Хьюго. Мы не виделись с ним с того первого вечера.

— Привет, Хьюго! Где вы пропадали? Я уже стала беспокоиться! — воскликнула тетушка Дороти.

— Беспокоиться вы могли сколько угодно, — сказал он, — но дело в том, что я получил предупреждение, — и оглянулся на Гарри.

Тетушка Дороти, заметив его взгляд, весьма холодным и недовольным тоном обратилась к Гарри:

— Это правда?

— Не знаю, о чем вы толкуете, — ответил он тоном, который не оставлял сомнений, что это правда, и, не дожидаясь ответа, погрузился в долгую беседу с Бейбой. Та нет-нет да и бросала украдкой на тетушку Дороти зоркие взгляды.