Я нажала на кнопку дверного звонка — он отозвался мелодичной трелью. Сердце мое учащенно забилось, и тревожно засосало под ложечкой. Послышались приближающиеся шаги, и я приготовилась приветствовать своего брата Тома.

Однако дверь открыл мне вовсе не он, как я надеялась, и не мой мерзкий папаша. Вместо них я увидела перед собой миловидную молодую женщину со светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. Она улыбнулась мне, словно никогда и не испытывала страха перед незнакомыми людьми или неприязни к кому-либо вообще.

Она с улыбкой ждала, пока я представлюсь, а я молчала, слегка растерявшись от ее обезоруживающего невинного вида и неожиданной чистоты и прохлады полутемной комнаты за ее спиной. На женщине были белые шорты и голубая трикотажная кофточка, одной рукой она прижимала к себе спящего ребенка. Боже, так ведь это и есть Дрейк, третий сын нашего папаши! Как же он похож на него!

Томительная пауза неприлично затягивалась. Я окончательно онемела, не в силах оторвать взгляда от этой женщины и ее малыша, чьи жизни могла бы легко разрушить, если бы только захотела. И лишь теперь, оказавшись перед открытой дверью этого дома, я наконец поняла, что приехала сюда не только для того, чтобы повидаться с Томом. У меня был и другой, скрытый, план: я намеревалась разрушить счастье, наконец-то обретенное моим отцом. Но все гадкие и злые слова, позорящие моего отца, которые я собиралась выкрикнуть ей в лицо, застряли у меня в горле, и я с огромным трудом выдавила из себя лишь свое имя.

— Хевен? — с восторгом переспросила она. — Так ты и есть Хевен? Та самая Хевен, о которой мне столько рассказывал Том? Боже мой, как я рада лично с тобой познакомиться! Проходи, проходи же в дом!

Она распахнула настежь стеклянную дверь, усадила мальчика на кушетку и одернула кофточку, бросив взгляд на свое отражение в зеркале. Том наверняка забыл предупредить ее, что я буду в одиннадцать часов, а я сама и вовсе выпустила эту женщину из внимания, строя собственные планы.

— Тома с отцом срочно вызвали на работу, там что-то случилось, — виновато улыбнулась она, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что в комнате, куда мы перешли из большой прихожей, — полный порядок. — Сегодня утром мне показалось, что Том хочет что-то сообщить с глазу на глаз, — продолжала она. — Но отец все время торопил его, и он так и не успел мне ничего сказать. Теперь я понимаю, он хотел предупредить о твоем приезде.

Говоря все это, женщина сложила в стопку иллюстрированные журналы на столике и быстро свернула газету, которую, видимо, читала, когда я позвонила в дверь.

— Присаживайся, пожалуйста! Чувствуй себя здесь как дома, Хевен. Может быть, хочешь чего-нибудь освежающего? Я как раз собиралась готовить обед для нас с Дрейком, так что прошу тебя остаться. На улице сегодня невыносимая жара, а у нас прохладно.

— Я бы не отказалась от кока-колы, — сказала я, ощущая невероятную жажду от волнения. Почему Том не дождался меня? Что случилось? Кажется, и здесь мои родственнички не горят желанием видеть меня, словно бы только мне одной это нужно!

Вскоре хозяйка дома вернулась из кухни с двумя бутылками кока-колы в руках. Маленький мальчик застенчиво смотрел на меня своими огромными карими глазами, обрамленными длинными черными ресницами. Да, именно о таком сыночке и мечтала несчастная Сара, но ее пятый ребенок родился мертвым уродцем.

Бедная Сара! Где-то она теперь, чем занимается, подумала я в который раз.

Я сняла свой пиджак, в котором совсем взмокла, проклиная себя за свою глупую претенциозность.

Стейси Кастил мило улыбнулась мне и сказала:

— Ты действительно такая красивая, Хевен, как мне говорил уже много раз Том. Тебе повезло с братом, он боготворит тебя. Я всегда мечтала иметь братьев и сестер, но мои родители считали, что одного ребенка вполне достаточно. Они живут здесь же, в двух кварталах от нас, так что мы с ними частенько видимся. Моя мама любит приглядывать за малышом, а папа нередко рыбачит вместе с вашим дедушкой. Они и сейчас вдвоем сидят с удочками на соседнем озере.

Дедушка! А ведь я совершенно забыла о нем!

Стейси между тем продолжала говорить, словно бы истосковавшись по благодарному слушателю, с которым можно поболтать о семейных делах.

— Люк хотел бы, чтобы мы перебрались жить во Флориду, поближе к его работе, но я не могу оставить своих стариков одних. К тому же они так привязались к Дрейку!

Она сидела напротив меня и поила своего милого мальчугана, но тот был так увлечен, рассматривая меня, что с трудом мог сделать даже маленький глоток.

— Это твоя сводная сестра Хевен, — сказала Стейси. — Ей так подходит ее имя: ведь она такая молодая и красивая!

Младший сын нашего папаши поморгал своими огромными темными глазками, размышляя, насколько мне можно довериться, и на всякий случай спрятался за мамочку. Почувствовав себя в полной безопасности, малыш выглянул из-за нее и вновь уставился на меня, засунув большой палец ручонки в рот. Точно так же прятался когда-то за меня и маленький Кейт — у его матери, Сары, никогда не оставалось времени возиться с детьми. Исключение она делала только для Нашей Джейн, своей младшей дочки.

Я наклонилась к малышу:

— Привет, Дрейк! Твой дядя Том рассказывал мне о тебе. Я слышала, что ты обожаешь поезда, пароходы и самолеты. Я непременно пришлю тебе в подарок большущую коробку игрушечных поездов, корабликов и самолетиков. — Я с некоторой неуверенностью покосилась на Стейси и пояснила: — Дело в том, что семья Таттертон, в которой я теперь живу, прославилась своими замечательными игрушками. Таких, какие продаются в их магазине, больше нигде не найти. Как только я вернусь домой, тотчас же пошлю для Дрейка все самые интересные игрушки. Они ему наверняка понравятся.

— Это очень мило с твоей стороны, — обворожительно улыбнулась она, чем поразила меня прямо в сердце: ведь я могла давным-давно послать Дрейку свой подарок!

Продолжая разговаривать со мной, Стейси принялась готовить обед, и вскоре я узнала, что она безумно любит самого ненавистного мне человека — своего мужа и моего папашу.

— Он такой добрый, такой удивительный муж, — расхваливала его она. — Такой внимательный и заботливый! Я понимаю, Хевен, что у тебя о нем может быть иное мнение, но ведь на долю твоего отца выпало столько трудностей, и лишь здесь, вдали от тех ужасных гор и своих родственников, он смог наконец обрести счастье. Ведь он не бездельник, он просто слишком долго не мог выбраться из нищеты, так унижавшей его, и поэтому озлобился.

Судя по ее словам, она даже и не догадывалась, насколько мы с отцом ненавидим друг друга. Она также ни словом не обмолвилась ни о моей матери, ни о Саре, поэтому у меня начало складываться впечатление, что Стейси — очередная простодушная и доверчивая жертва моего папаши, вторая Ли Таттертон, — вероятно, именно такой тип хрупких женщин и нравился ему, а ради разнообразия он иногда развлекался и с рыжеволосыми стервами типа Сары и Китти.

Об отношении отца к брюнеткам мне еще, видимо, предстояло когда-нибудь услышать: ведь наверняка он и их затаскивал в свою постель.

Отведав жареного тунца с салатом латук и кусочками сыра и выпив чаю со льдом и горячими пирожками, мы полакомились на десерт шоколадным пудингом, которым Дрейк умудрился перепачкать все свое милое личико. Вернувшись в жилую комнату, я окинула взглядом огромные окна, выходящие в цветущий сад, и попыталась представить себе, как живется в этом замечательном доме Люку Кастилу. Вот за этим столиком он, наверное, пьет кофе, удобно расположившись на диванчике с кремово-бирюзовой обивкой, гармонирующей с интерьером комнаты, выдержанным в коричневых тонах. Если бы не корзиночка со швейными принадлежностями, можно было бы подумать, что это чисто мужское жилище.

— Это любимая комната твоего отца, — с гордостью заметила Стейси, словно бы прочитав мои мысли. — Люк сказал, что я могу обставить это помещение по моему вкусу, но мне хотелось сделать его уютным, чтобы он мог здесь расслабиться и ни о чем не волноваться. Тому и дедушке тоже нравится эта комната. — Она застенчиво улыбнулась и, покраснев, прикоснулась ко мне рукой: — Я действительно очень рада, что ты приехала к нам, Хевен. Люк ведь не любит вспоминать о своей прошлой жизни в горах, он говорит, что ему это неприятно.

О да, я могла себе это представить! У меня тоже осталось мало приятных воспоминаний о той жизни.

— Он рассказывал вам о моей маме, на которой женился, когда ей было всего четырнадцать лет? — спросила я.

— Да, он рассказывал, как они с ней познакомились в Атланте и как он влюбился в нее с первого взгляда. Но все же, — с некоторой грустью добавила она, — он почти ничего не говорил мне о том, как они жили в их горной хибарке. Ее ранняя смерть сильно потрясла его. Он и на мне-то женился, по-моему, потому, что я чем-то похожа на нее. И каждый вечер, когда я молюсь перед сном, я прошу Господа, чтобы Люк наконец перестал о ней думать. Он любит меня, я знаю, мы с ним счастливы. Но он не обретет полного счастья и покоя до тех пор, пока ты не простишь его, а сам он наконец не смирится с тем, что твоя мать умерла и ее уже не вернуть.

— А он не рассказывал вам, что он натворил? — чуть ли не закричала я. — Вы думаете, он правильно поступил, продав своих пятерых детей по пятьсот долларов за душу?

— Нет, я, безусловно, так не думаю, — спокойно ответила Стейси, охлаждая мой пыл. — Люк мне обо всем сам рассказал. Его вынудили к этому ужасному поступку обстоятельства. Ведь ему нужно было лечиться, а вы, все пятеро детей, могли погибнуть от голода за это время. Единственным оправданием его поступка может служить то, что в той ситуации он не нашел лучшего выхода, чтобы избавить вас от еще более тяжких страданий. Разве я не права?

Склонив печально голову, она терпеливо ожидала, когда я наконец скажу ей, что больше не держу зла на отца. Неужели она думала, что его предательство под Рождество было худшим из всего, что он сделал нам? Увы, это была всего лишь развязка. Надежда, появившаяся было на ее лице, погасла.