— Вы правы. Конечно, глупо с моей стороны говорить подобное. — Анжела не знала, как объяснить свои чувства. — Просто я хотела сказать, с вами мне открылись новые горизонты, совсем иная жизнь. Но я плохо выразила свою мысль, прошу прощения.

Николас в отчаянии смотрел в одну точку, не произнося ни слова, не двигаясь. Слуги подносили кушанья, но он ничего не замечал.

Сердце Анжелы сжалось от боли. Она не могла проглотить ни кусочка. Сидела в ожидании еще одной бессонной ночи.

Наконец оцепенение спало с Николаса. Он повеселел и стал проявлять всяческие знаки внимания к молодой жене, постоянно наполняя ее кубок и предлагая изысканные яства.

— Не хотите ли этот кусочек, дорогая?

— Благодарю, дорогой, я не голодна.

— Вам обязательно нужно съесть что-нибудь. Запейте вином эту репку, но проглотите ее.

Анжела наморщила носик.

— Зачем? Это же не манна небесная, сэр.

— Репа, печеная ли, вареная ли, очень полезна для печени. — Он положил кусок в рот и с наслаждением проглотил.

Анжела скорчила гримаску.

— А это, — он помахал перед ней овсяным печеньем, — улучшит ваше кровообращение.

Она капризничала, отказываясь от предлагаемых угощений. Кровь и без того бурлила в жилах, закипая при звуках его голоса. Ей хотелось усмирить ее, забыть о ней.

— Вот. — Он поднес к ее рту ложку. — Откройте ваш прелестный ротик, — потребовал он и, когда она повиновалась, положил ей в рот что-то странное.

Она чуть не подавилась, судорожно проглотила.

— Что это?!

Он торжественно поднял палец.

— Грибы. Усиливают… ну, скажем, все функции организма сразу.

— Ненавижу грибы. Уж лучше съесть засахаренные апельсиновые корочки или орехи.

«Все, что угодно, любую часть твоего тела», — подумала она про себя.

Ужин продолжался, но Анжела не замечала, что кладет в рот.

Джил и Джек принесли засахаренные груши и яблоки. Они выступали так важно, как могут только восьмилетние подростки. В ответ на их улыбку Анжела тоже постаралась улыбнуться.

— Пожалуйста, госпожа, — произнес Гилберт Ландовер, ставя перед ней блюдо. — Прошу вас, выберите самые лучшие, а то скоро от блюда ничего не останется. Эти обжоры сегодня оставили меня и Джека в покое, так как с утра напились до одурения.

Николас хмыкнул.

— Значит, ты считаешь, нужно чаще устраивать пирушки, так ведь, сынок?

— Да, милорд. Когда вы рядом, для Джека и меня каждый день праздник.

Анжела подавила горькую усмешку.

— Ну что ж, Джил. Вина у нас хватит. Не скупись, принеси еще, пусть подольше поспят утром и дадут вам выспаться.

Николас подумал, всей прислуге полезно познакомиться с характером нового хозяина и несколько отдохнуть от жестокости Делигера.

— Спасибо, миледи. Я стану молиться за вас каждый раз, когда они упьются до такого состояния.

Анжела заметила, как вздрогнул Николас. Она тоже уловила нотку отчаяния в голосе мальчика, но не догадывалась о причине. Она знала, поварята не считались приближенными Делигера, но за последние несколько недель пребывания мальчиков в замке они никогда ни словом не намекнули на особое нерасположение к ним управляющего. Или она просто не замечала? Ее слишком занимали другие дела. Как хозяйка дома, она обязана была защитить ребят от… от чего?

Николас наклонился к уху Джила.

— Спасибо, Джил. Надеюсь, ты поставишь миледи и меня в известность, когда гости не удалятся на покой с полными бурдюками вина?

Джил испытующе посмотрел на хозяина.

— Да, милорд Форестер. Можете на меня положиться. В моих интересах, чтобы они плюхались в постель, как рыба на песок.

Николас потрепал паренька по плечу.

— Тогда кончай с этим блюдом и принимайся за рыбную ловлю.

Когда мальчик отошел с блюдом, обнося гостей угощением, Николас повернулся к Анжеле. Она слегка покачала головой, не подозревая о причине подобной ненависти поварят к латникам.

Николас взял с блюда грушу, снова положил ее.

— Боюсь, здесь что-то не так. Не знаете ли, на что живут эти парни?

— Джек и Джил, насколько я помню, работали дольше других слуг в доме моего отца, я имею в виду, их рабочий день длился дольше, чем у других слуг.

— В поведении мальчишек есть нечто большее, чем недовольство рабочим днем.

Анжела задумалась, стараясь припомнить.

— Они обычно держатся особняком, хотя ко мне всегда выказывали расположение. В этот замок они не очень-то хотели перебираться. Люди Делигера могли совратить их и приучить к азартной игре, я боялась этого.

— Мне кажется, страх Джила более глубок, карты не должны внушать такой боязни. Что же могло так напугать мальчика? — В голосе Николаса звучала глубокая печаль. — Завтра поговорим с ним по душам и постараемся узнать, с какими проблемами он и его друг столкнулись в замке. А теперь я хотел бы посмотреть, как вы, мой Ангел, разделаетесь с этой грушей.

Анжела переняла его веселый тон.

— Вы совсем не думаете, я ведь могу растолстеть. Или вам все равно?

— Просто хочу развеселить вас.

Анжеле казалось, хорошее настроение после решения Николаса оставить ее одну в замке уже никогда не вернется к ней.

Николас почувствовал это.

— Вы меня очень огорчаете, дорогая.

Хлопнув в ладоши, Николас потребовал развлечений, подходящих для наступления Рождественского сезона. Для начала попросил Анжелу сыграть на арфе и спеть. Поцеловав ее в щеку, он заметил, что ни один серафим не сравнится с ней в этом искусстве и поставил стул для нее поближе к своему. Затем, взяв руку Анжелы в свою, предложил Гейнсбриджу прочитать французскую балладу, одобрительно принятую гостями. Лорд Девро предложил аккомпанемент. Вечер вскоре превратился в демонстрацию талантов, а потом и в вакханалию.

— Пожалуй, с нас довольно. Остальное не обязательно наблюдать, — проговорил Николас, помогая жене подняться и провожая ее к лестнице за кончики пальцев. — Этой ночью они уснут крепко. И вы также, дорогая. — Он положил руку ей на талию и привлек к себе.

Он не обнял ее, как вчера вечером, и Анжела заметила это.

— Подозреваю, дорогой, вы никогда не встречали возражений и привыкли к полному повиновению. Но предупреждаю, я не смогу так быстро заснуть.

Они подошли к дверям спальни, и Николас ввел ее в комнату.

— Сначала выслушайте мои планы, — предупредил Николас и подал знак стражнику из свиты Девро. Затем запер дверь на засов.

— Планы? — она напряженно замерла.

— Совершите ваше традиционное омовение и наденьте ночной наряд, дорогая. Я расскажу вам такие сказки, которые навеют на вас глубокий сон.

Анжела прошла в свою комнату, желая переодеться ко сну. Николас учтиво предоставил ей возможность побыть одной и подошел к затопленному камину в спальне.

Анжела сняла жемчуг и праздничное платье, надела полотняную сорочку, в которой спала при жизни Кретьена, а теперь с новым мужем. Ибо она никогда не ложилась с Николасом обнаженной.

Переодевшись, она громко сказала, чтобы Николас слышал в соседней комнате:

— Какие бы планы вы не строили, вряд ли они увенчаются успехом.

— Вызываете на поединок? — отозвался он, довольный ее реакцией.

Как он мог смеяться, видя ее отчаяние?

— Как обычно.

— Не очень приятное обстоятельство.

Анжела вошла в спальню, приблизилась к нему.

— Послушаем ваши истории, способные быстро сломить мою готовность к самообороне.

«Послушаем, что так внезапно переменило ваше настроение, уж больно счастливый у вас смех, и меня это привлекает еще больше, я готова потерять голову».

— Ваше упрямство способно исторгнуть слезы из скалы. Ну, ладно, слушайте.

Он перекинул ее через плечо, как мешок с зерном.

Она вскрикнула и забарабанила кулачками по его спине, Николас тем временем перенес ее в светелку. Внезапно Анжела расхохоталась и чуть не задохнулась от смеха. Сев на кушетку, Николас положил ее себе на колени.

— Наконец-то я замечаю нечто вроде уважения к себе, — произнес он, улыбаясь ей сверху вниз. — Теперь вам ясно? Если Дьявол велит что-то делать, то вы обязаны повиноваться или понесете наказание.

Она схватила его руки, внимательно вгляделась в ладони.

— Эти руки еще ни разу не наказывали меня, милорд Дьявол. Расскажите что-нибудь пострашнее.

На секунду его взор затуманился желанием, от Анжелы не укрылось выражение его лица.

— Когда же приступите к рассказу, милорд?

«Что за истории предстоит услышать? — думала она. — О его любовных похождениях? Разбитых женских сердцах? Страстных поцелуях, расточаемых мне, как многим другим?»

В его золотистых глазах вспыхнули озорные искорки.

— Думаете, мне не удастся вызвать ваш интерес и завоевать внимание?

— Нет. Вам уже это удалось, мой полуночный лорд.

Он вздохнул, в этом вздохе излились все муки и страдания.

— Вы должны меня выслушать. И прошу, не будьте так добры ко мне.

— Могу то же самое сказать вам, но это ни к чему не приведет. Ибо Бог сотворил вас таким и дал вам доброту.

— Думаете, я могу продолжать мою отшельническую жизнь и оставаться добрым?

— Уверена. Иначе для чего я потратила столько сил в надежде изловить вас?

— Я оставался для вас единственной надеждой.

— А теперь стали единственной радостью, — она погладила его лицо.

Николас схватил ласкающие его пальчики.

— Нет, никаких ласк. Выслушайте меня. Мы не станем — я не стану вести себя так, как вчера и сегодня утром. Мне не следовало целовать вас, как бы вы ни просили. Такие восторги предназначены для законного супруга. Мы же так хорошо исполняли наши роли, что даже забылись, а следовало бы помнить — наш брак не имеет силы, это всего лишь спектакль.