– Если завтра все это кончится, по крайней мере у нас останутся воспоминания об этих ночах. – Сон затягивал ее в свои глубины, томную, полную недавним наслаждением. Я думаю, множество людей не испытало такой любви. Этого нам может хватить и на потом.

– Нам не хватит и целой жизни, – усмехнулся Люк, не выпуская ее из объятий, так что ее теплое дыхание щекотало ему шею и плечо. Ее волосы укрыли его шелковым покровом, темными струями скользя по коже, их руки и ноги переплелись.

Он ощущал одновременно ее хрупкость и ее выносливость и, хотя не был религиозным, вознес безмолвную молитву: «Благодарю тебя. Господи! Благодарю за то, что ты послал мне ее…» Чем он заслужил этот дар – ее присутствие в своей жизни? На этот вопрос ответа не было, и лучше было не думать: он не станет испытывать судьбу пустыми размышлениями.


***

За месяц, который они не виделись, Эмма, казалось, еще вытянулась. Разметав рыжие кудри, она ворвалась в лондонский дом и, заливаясь радостным смехом, кинулась к Тасе:

– Белль-мер! Я так скучала, я так хотела увидеть вас и папу!

– Я тоже скучала по тебе. – Тася крепко обняла ее. – Как поживает Самсон?

– Нам пришлось оставить его в деревне. – Эмма отступила на шаг и сморщилась. – Он ужасно плакал. Понадобились двое лакеев, чтобы его удержать: он хотел бежать за нашей каретой и выл так душераздирающе… – Она воспроизвела горестный собачий вой, заставив Тасю расхохотаться. – Но я объяснила ему, что скоро мы все вернемся.

– Ты продолжала уроки?

– Нет. Бабушка не заставляет меня учиться, только иногда она велит мне «пойти и почитать какую-нибудь большую книжку». А дедушка всегда занят – он ездит в гости к своим друзьям или слоняется по углам, пытаясь ущипнуть горничных.

– О Боже! – Удрученная этими словами Эммы, но продолжая улыбаться, Тася прошла с ней в холл, где задержалась герцогиня, чтобы сказать несколько слов Люку.

Ее светлость герцогиня Кингенстонская была высокой, стройной, импозантной женщиной с волосами, сверкающими серебром, и темными пронзительными глазами. Она была одета в жемчужно-серое с лиловым шелковое платье и необыкновенную высокую шляпку из соломки, называемую в просторечии цветочным горшком. На приспущенных полях шляпки красовались два птичьих чучела.

– Она сама их убила, – с каменным лицом объявила Эмма и радостно хихикнула, когда Тася, поверив ей, широко открыла глаза.

Люк стоял рядом с матерью и внимательно слушал ее подробный отчет о поведении Эммы.

– Ей больше подходит жить в лесу с дикими зверями, а не в цивилизованном доме, – заключила герцогиня. – К счастью, я оказываю на Эмму умиротворяющее действие. Ей всегда идет на пользу мое влияние. Ты сам убедишься, что ее манеры резко улучшились с того времени, как ты ее видел.

– Это очень мило, – произнес Люк и подмигнул приближающейся к нему дочери. – А где отец?

Герцогиня нахмурилась:

– Уехал в связи с какой-то своей интрижкой. Он ловит этих глупых молодых девчонок, как старый котище птенчиков. Тебя должно радовать его отсутствие. В противном случае он бы бродил по дому за твоей молодой женой и строил ей глазки.

Люк усмехнулся и поцеловал мать в морщинистую щеку.

– С ним ничего не поделаешь. Разве только привязать его к тяжелому стулу.

– Тебе надо было много лет назад предложить это средство, – кислым тоном проговорила герцогиня, по-видимому, приберегая эту идею для дальнейшего размышления. Она повернулась к тактично ожидавшим в сторонке Тасе и Эмме и заговорила громче:

– Я приехала посмотреть, что за женщина сумела привести моего сына к алтарю. Мне казалось, что это уже невозможно.

Люк с гордостью наблюдал, как выступила вперед Тася, приветствуя герцогиню.

– Ваша светлость, – мягко произнесла она и присела в изящном реверансе.

Герцогиня посмотрела на Люка, не пытаясь скрыть изумления. Она явно не ожидала, что встретит простую гувернантку с такой царственной осанкой.

В этот день Тася выглядела особенно красивой. Ее темные волосы были высоко зачесаны в шиньон и заколоты шпильками с бриллиантами, сквозь бледно-голубой газовый шарф светилась белоснежная шея. Прямое платье облегало тонкую талию и бедра. Юбка, изящно присборенная сзади в турнюр, переходила в небольшой шлейф. На ней почти не было драгоценностей, только шпильки, скромное обручальное кольцо и крестик на золотой шейной цепочке.

Люк попытался посмотреть на жену глазами матери. Тася держалась со скромным достоинством и самообладанием, которые были обычно свойственны воспитанницам монастыря. Глаза ее смотрели на мир с милой серьезностью ребенка, произносящего вечернюю молитву. Для Люка оставалось тайной, как может она сохранять этот невинный взгляд при его развращающем влиянии. Но мать должна ее одобрить, хотя считала Тасю просто бедной гувернанткой.

– Добро пожаловать в семью, – обратилась герцогиня к Тасе. – Хотя следует заметить, вы вошли в нее при весьма любопытных обстоятельствах.

– Ваша светлость? – вопросительно произнесла Тася, притворяясь, что не поняла ее намека.

Герцогиня нетерпеливо нахмурилась:

– Во всех уголках Англии сейчас сплетничают о вашем таинственном появлении и поспешном браке с моим сыном.

Таком поспешном, что мы с герцогом не были приглашены.

Люк торопливо прервал ее:

– Мы решили ограничиться церемонией в узком кругу, мама.

– Похоже на то, – ледяным тоном заметила герцогиня.

Тася слегка качнула головой, вспомнив свой короткий разговор с Люком, когда они обсуждали, нужно ли приглашать его родителей. Люк сказал решительное «нет», опасаясь, что они будут вмешиваться во все и задавать при венчании ненужные вопросы. Ее легкое движение заставило закачаться крестик на длинной цепочке, и он привлек внимание старой женщины.

– Какой необычный! – сказала герцогиня. – Могу я посмотреть? – И, когда Тася разрешила, узловатыми пальцами поднесла филигранный крестик к глазам.

Это был русский православный крестик из золотой скани – кружева из золотой проволочки с золотыми же капельками. В центре его уютно сидели несколько кроваво-красных рубинов и маленький бриллиант чистой воды.

– Никогда не видела такой работы, – сказала герцогиня, отпуская крестик.

– Он принадлежал моей бабушке, – ответила Тася. – Она носила его на шее с крещения и до смерти. Она его очень берегла. – Поддавшись внезапному порыву, она сняла через голову цепочку и, взяв всю в синих жилках руку герцогини в свою нежную мягкую руку, вложила в нее крестик. – Мне хотелось бы, ваша светлость, чтобы он был у вас.

Герцогиня была ошеломлена этим жестом.

– Дитя мое, не хочу отнимать у вас памятные вещи.

– Прошу вас, – очень серьезно сказала Тася. – Вы сделали мне самый драгоценный на свете подарок – вашего сына. Я хотела дать вам хоть что-то взамен.

Герцогиня перевела взгляд с золотого крестика в руке на Люка, как бы прикидывая их относительную ценность.

– Возможно, придет день, когда вы решите, что вас обокрали, – с сарказмом проговорила герцогиня. – Тем не менее я принимаю этот подарок. Можете надеть мне его на шею, дорогая. – И, когда Тася застегнула на ней цепочку, улыбнулась:

– Что ж, я одобряю выбор моего сына. Вы чем-то похожи на меня, на ту, какой я была, когда только-только вышла замуж. Позже я прочитаю Люку наставление о том, как быть почтительным и внимательным мужем.

– Он очень внимательный и почтительный муж, – уверила ее Тася, лукаво поглядывая на Люка. Он, казалось, остолбенел, услышав слова матери. Тася с трудом сдержала улыбку. – Ваша светлость, позвольте мне проводить вас в сиреневые комнаты. Я взяла на себя смелость приготовить их для вас.

– Да, конечно. Я люблю эти комнаты. Сиреневый мне к лицу.

Женщины удалились под руку, а Люк и Эмма, лишившись дара речи, остолбенело смотрели им вслед. Эмма пришла в себя первая и заговорила:

– Она сумела понравиться бабушке. Бабушке, которой не нравится никто!

– Знаю. – Люк внезапно расхохотался. – Может, она все-таки ведьма, а, Эмма? Но не говори ей, что я это сказал.


***

Следующие несколько дней прошли очень спокойно, хотя Тасю и огорчало, что Люка часто не бывало дома и возвращался он поздно ночью. Он весьма туманно объяснял, что его задержала обязательная деловая встреча, но от его одежды несло сигарным дымом, а дыхание отдавало портвейном.

– В этих деловых встречах участвуют только мужчины? – подозрительно осведомилась Тася, помогая снять сапоги устало сидевшему на постели Люку.

– Старые седые мужчины с большими животами и желтыми зубами.

Тася тщательно рассмотрела воротник его рубашки.

– Это утешает. Мне было бы неприятно каждый вечер проверять твою одежду в поисках следов помады и духов.

Слегка пьяный. Люк притянул ее к себе, радуясь, что наконец оказался с ней наедине.

– Пожалуйста, проверяй где хочешь. – Он уткнулся носом и ртом в ее душистые волосы. – Мне скрывать нечего.

Посмотри здесь…, и здесь. – Он перекатился с одного бока на другой и, заигрывая, подмял под себя смеющуюся жену.

Днем Тася с герцогиней и Эммой посещали магазины, чтобы купить какие-нибудь безделицы для убранства дома, наносили визиты. Герцогиня решила ввести Тасю в высшее общество Лондона. Старые светские львицы были очарованы неизменно хорошими манерами Таси. «Такая скромная, прекрасно воспитанная девушка. Она так отличается от легкомысленных современных девушек, которые не знают, как взять в руки нитку с иголкой, не носят, когда должно, перчаток и лишний раз не сделают реверанса», – одобрительно рассуждали они. Тасины манеры доставляли старым дамам бесконечное удовольствие, заставляя их объявлять всем и каждому, что их вера в будущее цивилизации восстановлена.

До обеда герцогиня отдыхала в своих комнатах, а Тася занималась уроками с Эммой. К восторгу Таси, Эмма начала писать пьесу. Однажды, когда они сидели втроем, Эмма заявила: