– Просыпайтесь, милорд.

Думая, что сон продолжается, он отвернулся, что-то буркнув.

– Пойдем со мной, – настаивала Тася, стягивая с него простыню.

Зевнув, он раздраженно спросил:

– Куда?

– На улицу.

– Зачем? Что мы там будем делать?

Ее быстрый смешок пощекотал ему шею, когда она пыталась посадить его на постели.

– Тебе надо одеться.

Все еще скорее сонный, чем проснувшийся, Люк набросил на себя какую-то одежду, но обуваться не стал.

Он иронически сдвинул брови, когда Тася старательно помогала ему надеть рубашку, и, хотя она не смотрела ему в лицо. Люк почувствовал в ней какое-то напряженное ожидание. Взяв за руку, она потянула его из дома. Подол длинного шелкового халата волочился за ней по земле, как шлейф королевской мантии. Прохладный ветерок помог Люку окончательно пробудиться.

Тася сунула ладошку ему в руку.

– Пойдем, – повторила она, изо всех сил таща его за собой.

Он хотел поинтересоваться, какого черта ей понадобилось, но она так рьяно тянула его вперед, что он промолчал и послушно двинулся следом. Они обошли пруд и направились в лес по ковру опавших листьев и смолистых колких иголок.

Люк поморщился, наступив на острый камешек.

– Скоро придем? – поинтересовался он.

– Почти пришли.

Они остановились уже довольно далеко в лесу. Воздух был напоен сладким ароматом мха, сосен и земли. Сквозь переплетенные ветви мерцали звезды, пронзая дрожащим сиянием мрак леса. Люк был удивлен…, нет, изумлен…, когда Тася повернулась к нему и обвила руками его талию. Прислонившись к нему, она замерла.

– Тася, в чем, собственно…

– Ш-ш-ш… – Она прижалась губами к его груди. – Слушай.

Теперь они оба затихли. Постепенно до Люка стали доходить лесные звуки: уханье сов, мелкое хлопанье крыльев, тихое посвистывание ночных птиц, стрекотание сверчков, скрипы и стоны стволов качающихся под ветром деревьев.

И, перекрывая все шумы и шорохи, нескончаемо вздыхал ветер в листве. Спутанные ветви деревьев делали их похожими на прихожан в церкви, взявшихся за руки во время пения торжественного гимна. Мелодии леса возносились к небу, сливаясь в вышине с вечной музыкой сфер.

Люк обнял ее и погрузил подбородок в ее волосы. Он ощутил кожей груди ее улыбку, и внезапно любовь переполнила его, опьяняя сладким дурманом. Тася пыталась немного отодвинуться, но он противился этому, нуждаясь в ее близости.

– Я хочу подарить тебе кое-что, – проговорила она, мягко вырываясь, и он должен был отпустить ее. Ощупью она нашла его руку, он почувствовал, что она держит что-то в руке. – Вот. – Она слегка задыхалась от волнения. Пальцы ее разжались, и он увидел яркий золотой отблеск золота на ее ладони. Это был тяжелый мужской перстень с какой-то неясной надписью на печатке. – Он принадлежал моему отцу. Это все, что осталось у меня от него, кроме воспоминаний. – И, так как Люк стоял неподвижно, надела перстень ему на мизинец. Он подошел идеально. – Отец всегда носил его на указательном пальце, но он не был таким крупным, как ты.

Люк поднес руку ближе к глазам и залюбовался простым, но изысканным рисунком, затем перевел взгляд на ее обращенное к нему лицо и, стараясь скрыть подступающий страх, хрипло осведомился:

– Это твой способ сказать «прощай»?.

– Нет… – Ее голос дрожал, глаза светились, как лунные камни, но взгляда она не отвела. – Это мой способ сказать, что я твоя. Во всех смыслах…, до конца моих дней.

На долю секунды он замер, но тут же ожил и крепко ее поцеловал, прижав к себе так сильно, что у нее буквально затрещали кости. Однако она не стала жаловаться, лишь смеялась от непривычной неистовой радости, пока в груди не осталось воздуха.

– Ты станешь моей женой, – проговорил он восторженно.

– Это будет нелегко, – предостерегла она, продолжая улыбаться. – Возможно, ты потом захочешь развестись со мной.

– Ты всегда ждешь худшего, – обвиняюще сказал Люк, снова притягивая ее к себе.

– В противном случае я не была бы русской. – Она гладила его по спине, словно ее руки не могли оставаться спокойными.

Люк захохотал:

– Да, именно этого я заслуживаю – женщины, еще большей пессимистки, чем я.

– Нет, ты заслуживаешь кого-то, кто лучше меня…, гораздо лучше.

Он зажал ее рот яростным поцелуем.

– Никогда больше не смей говорить так, – предупредил он ее, едва их губы разошлись. – Я слишком люблю тебя, чтобы спокойно выслушивать чушь.

– Да, сэр, – кротко отозвалась она.

– Так-то лучше. – Он снова осмотрел кольцо, которое она ему подарила. – На нем что-то написано. Что?

Тася пожала плечами:

– Ничего особенного, просто одно изречение, которое любил отец…

– Скажи.

Она заколебалась:

– Там написано: «Любовь – чаша золотая, погнешь, но не сломаешь».

Люк замер. Затем снова поцеловал ее, на этот раз бережно и нежно, прошептав:

– У нас с тобой все будет в порядке. Обещаю.


***

Они не спешили сразу вернуться в обычную жизнь, решив украсть для себя еще один день. Тася была благодарна за эту отсрочку. Обещание было дано, но ощущение новизны и, пожалуй, некоторой неловкости все еще существовало между ними.

Тася никогда раньше не беседовала с мужчиной, не выбирая слов. Люк знал ее прошлое, самые темные ее тайны.

Однако, вместо того чтобы осуждать, он стал защищать ее от себя самой, от собственных сомнений и самообвинений Он потребовал, чтобы она предалась ему душой и телом, и сам отдал ей то же самое. Тасе было трудно привыкнуть к их новым отношениям. «Трудно, но не неприятно», – решила она, просыпаясь в его объятиях. Они лежали, залитые солнечным светом полудня. Открыв глаза, Тася увидела, что Люк наблюдает за ней. Сколько времени он так лежал без сна, охраняя ее покой?

– Поверить не могу, что это я лежу в постели с тобой, – проговорила она. – Может, я вижу сон? Неужели я действительно оказалась так далеко от дома?

– Нет, это не сон. Но теперь ты дома. – Люк потихоньку стянул с нее простыню до талии и положил большую руку на ее грудь. Золотой перстень, теплый от его тела, легко вдавился в нежную округлость.

– Мой дядя Кирилл тебя не одобрит. Он не любит англичан.

– Твой дядя Кирилл не выходит за меня замуж. И потом, несомненно, он одобрит меня от всей души, когда узнает, как хорошо я о тебе забочусь. – Он медленно поглаживал ее грудь, обводя пальцем ее контуры, отчего жемчужно-белая кожа разгоралась розовым заревом. – Может, у меня и нет дворца, миледи, но от голода и непогоды ты будешь защищена. И еще я займусь тем, чтобы у тебя не было времени обращать внимание на наше жалкое жилище.

– Саутгейт-Холл никто не назовет жалким, – усмехнулась Тася. – Но я была бы счастлива жить в любом доме, лишь бы ты был рядом со мной.

– А больше тебе ничего не требуется?

– Ну-у… – Она бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц и призналась:

– Я бы хотела иметь несколько красивых платьев.

– Сколько хочешь. – Он рассмеялся. – Полные комнаты платьев, драгоценностей. – Ему наконец удалось совсем стянуть с нее простыню, и он залюбовался ее стройными белыми ногами. – Туфли из кожи страуса, шелковые чулки, жемчужные нити на талию и веер из павлиньих перьев, чтобы висел на запястье.

– И все? – спросила она, умирая со смеху при мысли о крикливом наряде, который он описал.

– И белые орхидеи, приколотые к волосам, – дополнил он, на секунду задумавшись, этот волшебный образ.

– В таком наряде я буду похожа на циркового клоуна!

– Но лично я предпочитаю видеть тебя вот такой…, не прикрытой ни единым лоскутком.

– Я тоже предпочитаю это. – Тася перекатилась на него, изумив их обоих своей дерзостью. – С тобой очень приятно делить постель, – сообщила она, ставя оба локтя ему на грудь, и, помолчав, смущенно заметила:

– Я не ждала, что мне это так понравится.

Рука Люка прошлась по плавному изгибу ее бедер.

– А чего ты ждала? – с усмешкой осведомился он.

– Я думала, что это будет для мужчины приятнее, чем для женщины. И уж наверняка я не ждала, что ты будешь трогать меня так, как ты трогал, и… – Она перевела глаза на его грудь, и краска яркой волной залила ее лицо. – Еще я не думала, что при этом будет столько…, движения.

– Движения, – мягко повторил Люк. – Ты имеешь в виду, когда я нахожусь в тебе? – Она чуть кивнула и почувствовала, как расширилась и напряглась его грудь от еле сдерживаемого смеха. – Неужели тебе никто ничего не объяснял?

– После моего обручения мама сообщила мне, что мужчина и женщина «соединяются», но она не упоминала о том, что случается потом… Знаешь, все это движение и…

– Оргазм? – серьезно подсказал он, когда она, растерявшись, смолкла, не находя слов.

Тася залилась алым румянцем и кивнула.

– Что ж, можно попробовать не двигаться так энергично, – задумчиво произнес он.

– Нет!

Он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза:

– Значит, ты довольна тем, как мы все это делали до сих пор?

– О да, – с тихой серьезностью ответила она и опять покраснела, когда он засмеялся, обрадовавшись ее ответу.

Перекатившись на нее, Люк поймал ее локтями и опустился на нее всем весом.

– Я тоже. – Он захватил ее рот долгим поцелуем. – Больше, чем когда-либо в своей жизни.

Тася обвила руками его шею, чувствуя, как ускоряется бег ее крови.

– Я не хочу и не буду никогда ни с кем другим делить постель, – сказала она, когда Люк поднял голову. – Когда я была обручена с Михаилом, я только и думала о том, как бы избежать его прикосновений.

Выражение лица Люка изменилось, стало задумчивым и нежным.

– Ты боялась?

Она расстроенно взглянула на него, вспоминая, как это было.

– Когда я его видела, у меня в желудке появлялся какой-то ком. Большую часть времени Михаил казался равнодушным ко мне, как и вообще к женщинам. Но иногда…, он смотрел на меня в упор своими странными желтыми глазами и задавал вопросы, на которые у меня не было ответов. Он говорил, что я напоминаю ему оранжерейный цветок, что я ничего не знаю о жизни и мужчинах. Однажды он сказал, что ему доставит удовольствие поэкспериментировать со мной.