Казиев не слышал ее вопроса, он нес свое, стараясь вывести Улиту из этого, казалось ему, безразличия.

— Ты только представь! Старый живоглот продает сценарий. Наш с тобой сценарий, как ты этого не хочешь понять! И мне сдается, что Родьку грохнул он!

— Ну что ты, такой старый! — возразила Улита.

— Ого! Ты на это не смотри! Он не так стар, каким хочет казаться. И потом у него же есть помощник: девочка-мальчик, не забывай!

— А что это за «девочка-мальчик»?

— О-о, дорогая моя! Эта девочка или мальчик сто пятьдесят очков даст всем нам, догонит и еще даст! Я ее видел.

— Так ее или все-таки его? — спросила Улита, неожиданно насторожившись.

— Лично я уверен, что это «девочка» из тех, кто спокойно застрелит тебя или меня и пойдет пить кофе куда-нибудь, а потом ляжет в постель к какому-нибудь мальчику типа твоего Макса! Так мне кажется… Кстати, дружок, близкий твоему Максу, а ты ничего не знаешь! Как же так, дорогая? — не удержался от укола иглой Казиев. И тут же пожалел, что не сдержался. Улита разнюнится из-за своего любовника и тогда!.. — все пропало! Он постарался как-то исправить положение.

— Но это так, к слову. А если серьезно, то это — трансвестит в чистом виде, холодный как ледышка и мрачный. Симпатий не вызывает. Короче, хватит о ерунде. Когда ты прочтешь сценарий?

— Скоро, — коротко кинула Улита, а сама уже думала — правду ли ей сказал Казиев?

— Что значит, скоро, Улита! Я же тебе все объяснил! Надо быстро! Быстрее некуда! И у меня есть одна идейка, как взять старика за одно место и подвесить, ну, конечно, морально. Я думаю, тогда он отдаст за нормальную цену. Но для этого ты должна прочесть быстро, и мы с тобой предварительно увидимся и договоримся, чтобы действовать заодно.

После его звонка Улите очень захотелось поразмышлять по поводу этого «мальчика-девочки», но она запретила себе делать это. «Ты решила все закончить? Так какое тебе дело, кто у него уже есть или будет! Все, Улита, все!» Она снова всмотрелась в фотографию трех.

Черный с бородкой. Это он! Тот, что принес маме ордена! Был еще второй, но того она не запомнила. Черный подмигнул ей, и она рассердилась, потому что он ей понравился! Это же… Это же старик! Нынешний старик! Как не меняет время людей, но что-то остается! Она не ошибается! Надо читать, тогда она, возможно, поймет. И лицо второго на фото показалось ей странно знакомым. Но об этом она еще подумает, ее это как-то нехорошо тревожило…

Она не заметила, что наступил вечер, что за день она ничего не съела, невозможно было оторваться от блеклых мелких строк. Там была описана, с точностью до дня, минуты, трагедия трех: Алекса, Дагмар и Андрэ. И ей уже точно казалось, что мужчин она знает. Как это может быть? Неведомо. Но — знает. Не терпелось позвонить старику, но она обыскалась его телефон и нигде, ни в каком месте сценария или на папке, не нашла его. Надо встретиться со стариком наедине. Впрочем, ей кажется, и он этого хочет. И еще ей хотелось увидеть Макса и все ему рассказать.

Его светлый молодой ум все бы расставил по местам… И вообще, ей не достает его. Где он?..


Макс решил, что надоел Улите.

Ведь он бывал у нее почти каждый день!

Он промчался на своем «Харли» к Алене, которая уныло сидела вдвоем с бабкой. Тинка опять где-то болталась.

— А Ангел где? — спросил Макс.

Алена сообщила, что Ангел вернулась в Славинск. Макс был ошеломлен. Никаких разговоров, ссор, ничего, и вдруг уехать?..

— Это правда? — засомневался Макс и пристально вгляделся в Алену.

Он подумал, что может Ангел нашел себе подружку и не хочет, чтобы об этом знали, или уехал навестить своих. Ангел всегда из себя выделывал «взрослого мужчину», а тут какие-то мама-папа… Может быть.

— Ладно, — сказал он, — спасибо за информацию.

— Заезжай! — крикнула вслед Алена.

Макс медленно вырулил за ворота. «Ну и куда? Может, пойти на дискотеку и оторваться по-черному? Пожалуй, так и надо сделать», — сказал он себе, а его «Харли» помчался совсем в другую сторону, в любимый лесок. Там он зажег костерок, нагреб кучу палой листвы, бросил на нее куртку, лег, поудобнее устроился и закурил. Костерок грел лицо, стояла осенняя тишь в леске, Макс откинул голову на кучу палой листвы… И появились почему-то Ангел и Улита. Улита — позже. Сначала — Ангел. Он стоял в стороне, нахмурившись и прикрыв глаза челкой, — а Макс любил, когда Ангел отбрасывал челку и смотрел удивленно своими ярко-синими глазами, — поэтому Макс часто лепил какую-нибудь ерунду, чтобы увидеть забавный и такой милый взгляд этого странного парня! Вот он, стоит и хмурится. Обижается на что-то.

— Садись, — пригласил его Макс, — посиди со мной… Видишь, я совсем один.

Ангел сел, но не рядом, а чуть поодаль. И тут появилась звезда! Улита. В невероятном наряде: серебряное платье до земли, с длинным узким разрезом на груди, серебряные длинные серьги, сверкающие в свете огня. Она была так молода и прекрасна! И ей он сказал: «Садись, — на «ты», — я так одинок». Она села на землю в своем тонком платье, и он тут же бросил ей небольшой плед.

Улита подложила плед и, обняв руками колени, стала смотреть на огонь.

Ангел исчез, его тонкая фигурка растаяла вдали… Макс прижался к Улитиному почему-то холодному телу и сказал: «Я согрею тебя, тебе будет тепло со мной…» И правда — ее тело стало согреваться, и она прижалась к Максу вплотную, так, что он смог обнять ее всю, скрестив руки на спине, а она обхватила его за шею. И они поцеловались. Ее губы и поцелуй были будто из воздуха, чуть более плотного, чем настоящий, а он целовал ее сильно и часто, чтобы ее губы хоть немного согрелись, как согрелось тело, и не были столь неуловимо воздушны… И губы под его поцелуями стали плотнеть, теплеть, и он целовал уже настоящие женские губы, губы его Улиты… Их тела вдруг поднялись в воздух и свились вместе, а сердце его наполнилось таким необычайным восторгом, что слезы полились и из глаз…

Очнулся Макс от холода. Костер загас. Стояла тьма, и его трясло от холода, но все его существо помнило их соединение в воздухе, их поцелуй, из воздушного превратившийся в настоящий… Он любил ее! И она любила его! Часы показывали половину второго ночи. Ого! Значит, он грезил почти два часа! Но так грезить он готов был бы всю жизнь, и не просыпаться…

«— Значит, ты хочешь ее?

— Значит, да, — ответил он тому, кто его спросил.

— И давно?

— Не знаю. Возможно, всегда.

— Ты расскажешь ей об этой ночи?

— Нет, я никогда не расскажу ей об этом…»

Что он ей скажет, когда увидит ее?.. Он скажет, что такая любовь посещает земных людей, наверное, раз в столетие. «Не смейтесь, — скажет он ей, — это правда, я знаю. Я ведь совсем не такой, как с вами… Я — другой. Не очень хороший. И с женщинами иной раз веду себя так, что потом мне стыдно, но прощения никогда не прошу… Не будем говорить об этом. Будем — о любви… Любовь и страсть — до познания добра и зла… До змия…» «Так не бывает», — возразит она. «Но если у нас с вами так, то, значит, — бывает?» — ответит он. Он вскочил на «Харли» и помчался в город. А в семь утра позвонил Улите.

Она не спала всю ночь, какие бы снадобья ни принимала. Сон не шел. Она думала обо всем и обо всех. О тех троих из сценария и их трагической любви, о себе и Максе, что надо, необходимо, прямо завтра сказать ему, что она уезжает. И прятаться от него в то время, пока она в действительности не уедет. В Питер! Но почему она так всполошилась? Потому что идет время, и Макс надолго пропадает куда-то. И есть какая-то девочка-мальчик… И не должно быть в его жизни — Улиты. «…Надо, надо уехать», — твердила она себе так же, как несколько недель назад твердила Ангел.

Улита схватила трубку и, услышала голос Макса, какой-то странно взбудораженный.

— Улита, — сказал он, — простите, что я так рано, но мне… Мне очень нужно вас видеть. Можно?

— Макс, конечно! — чуть не закричала она. Именно этого она хотела всю ночь: чтобы он позвонил и приехал. В какое угодно время.

Он ворвался в квартиру как вихрь. Она даже немного отступила. Тогда он спросил:

— Вы испугались? Я вас напугал?

— Нет. Почему я должна пугаться? — удивилась она, а сама подумала, что он точно определил ее отношение к нему именно теперь: она испугалась. Потому что боялась и его, и себя. Себя — больше. Войдет он, и у нее не станет сил сопротивляться желанию обнять его за шею и прижаться щекой к щеке. Себя, себя она боялась.

Так они стояли — не близко и не далеко, — и что-то вдруг толкнуло их друг к другу. Длинные крепкие руки Макса скрестились у нее на спине, и она оказалась окруженной им, а ее руки сами странно тягучим движением обвили его шею. Как в видении Макса. Через минуту они отпрянули друг от друга.

— Боже мой… — прошептала она, — какой ужас.

Макс отступил к двери, лицо его побледнело.

— Мне лучше уйти.

Она помолчала и потом как-то неуверенно произнесла:

— Мне много надо сказать тебе…

Он усмехнулся:

— А мне так мало!.. Одно слово.

— Молчи. — Она подняла руку, как бы ограждаясь.

— Улита, тогда я ухожу?.. — полуспросил он, не двигаясь.

Она молчала, опустив голову, чтобы не видеть его.

Услышала шорох, шаги, захлопнулась дверь. Ушел. «Все правильно, все верно, — шептала она себе сквозь слезы, — ты сделал все верно, мальчик мой, так надо. Я не имею права застить тебе свет юности. Пока это было немного игрой и защищено прекрасной придуманной теорией, тогда было можно. А сейчас — нет никакой защиты. И может быть, когда-то, через какое-то время, мы с тобой честно раскроем все карты. Не станем обманывать друг друга, что мы делали последнее время. А может, и не нужно будет разговора?.. Я никого любить не смогу, а ты сможешь, но это для меня уже не будет играть никакой роли…»