Когда же Тинка из красивого пластикового пакета достала многострадальную рукопись многострадального Леонид Матвеича, Казиев позеленел.

— Но я же вчера отправил это к такой-то матери! Это вот дерьмо ты называешь «кое что есть»? Нет тут ничего! Нет! Впрочем, — уже тише сказал Казиев, — коль привезла, давай!

Он взял рукопись и небрежно кинул ее на тахту, где ею тут же занялся кокер спаниель, до этого тихо дремавший в уголке.

— Как? — закричала Тинка. — Ведь это то самое, за чем приезжал Родя! Это тот самый старик! Это у него взято!

— Тот старик?.. — опять удивился Казиев и замолчал.

Что за абракадабра! Почему эта рукопись ходит по кругу? Вчера у этого юного альфонса, сегодня — у Тинки… И она убеждает, что Родя приезжал за этой рукописью!.. Все может быть. Все. В этом мире нельзя ничему удивляться. Но девочку надо потихоньку вытрясти до малой соринки, только не пугать, а то напугаешь до истерики и ничего не узнаешь…

— Значит, «тот старик» привез Родьке эту рукопись? — спросил Казиев, глядя прямо в чернильные зрачки Тинки.

Та перепугалась. Сегодня утром увидела на кухне эту рукопись, за которой Макс ездил к старику! Они с Аленой разумно решили, что это сценарий и все верно. Ангел спала как убитая, не стали ее тревожить. Сами — не дуры! А Казиев опять на нее орет! Слезы закапали у бедного дитяти из глазок.

— Не реви, — устало попросил Казиев, — я думаю, что это проделки все того же… Ну он у меня получит! Скажи, родная, а тебе известно, откуда появилась у старика эта рукопись?

Ну, мог деловой Родя потащиться в Ниццу за этим барахлом, опираясь лишь на мнение старика. Так. Древний старик ни хрена не петрит в кино… А вообще, что это за старик? Откуда он взялся?.. И главное — кто он? И откуда у него эта рукопись? Что-то подвирает малышка? Вполне возможно. Чтобы приехать к нему?..

— Тинатин, моя птичка, а что это все же за старик? Отвечай не сразу, подумай, говори только то, что точно знаешь. А если не точно, то скажи — я так думаю… И не привирай. Ты знаешь, как я умею сердиться, да, моя девочка? — И он улыбнулся своей ослепительной улыбкой.

Тинка наморщила лобик.

— У нас есть еще одна подружка… — И замолчала. Довольно надолго. Она продает Ангела, а это ей строго-настрого запретила Алена.

Казиев был ласков, как бенгальский тигр после легкого завтрака:

— Ну и что же? Есть у вас еще подружка… Дальше!

А если она просто не будет называть имени? И все! А Казиев никогда Ангела не увидит. И Тинка рассказала историю Ангела. Получилось, правда, хрен знает что: то ли мальчик, то ли девочка, но на это Казиев не обратил внимания. И этот мальчик-девочка ездил вместе со стариком в Ниццу с кем-то встречаться… А рукопись старик у этой девочки-мальчика взял вместе с паспортом, чтобы она-он не убежал…

— Черт-те что… — пробормотал Казиев.

Старик и еще какой-то мальчик-девочка, вот в них загвоздка. Но не в пример бедняжке Тинке мозгов у Казиева еще хватало и он, покидав туда-сюда всякие варианты, держа Тинку «под прицелом» и задавая ей вроде бы незначащие вопросы, понял, что этот мальчик-девочка что-то у старика увел, иначе почему этот мальчик сидит дома, носа не высовывая? И почему паспорт у старика? И почему Макс поехал за рукописью, которая, оказалась старику на хрен не нужна… Не из-за смерти же Роди? Кроме Роди много кому можно продать вещь! Просто старик тот не идиот и понял, что за рукопись. Трагическая случайность, эта «ходячая рукопись!» Есть еще что-то! Есть! Казиев чует как волк на голодном ходу. И возможно, это у мальчика-девочки! Краденое. У старика. И девочка-мальчик, конечно, не говорит этим дурочкам. И хочет, поди, задорого продать. Кажется, приплыли к чему-то.

— Тинатин, моя принцесса, — так еще не обращался к ней ее обожаемый Казиев, — а какие вещи у вашего мальчика-девочки?

Тинка задумалась, а правда, какие? На Ангеле всегда черная куртка, джинсы и майки она меняет… И все.

— А еще?..

— Так у нее, — поправилась Тинка, — всего рюкзак…

— Всего? — удивился Казиев. — Наверное, что-то в камере хранения она оставила?

— Нет, я знаю точно. Она говорила, что больше у нее ничего нет.

Казиев обошел столик и сел рядом с Тинкой. Сначала он поцеловал ее в ушко с бриллиантом, который так приятно холодил губы, потом — в шейку… Потом Тинка лежала на тахте безо всего и ждала с ужасом прошлой «серии»… Но нет. Казиев сегодня был комильфо во всем. Он даже бормотнул о такой прелестной юной жене, как она, Тинатин. Тинка растаяла как вешний снежок, а Казиев взял Тинку на колени и, баюкая ее как дитя, шепнул:

— Но прежде, чем мы пойдем с тобой в церковь венчаться…

Тинка замерла! Вот порасскажет она девчонкам!

— Ты посмотришь рюкзачок мальчика-девочки, и если там есть какие-нибудь бумажки, принесешь их мне — посмотреть. Мне что-то не нравится этот ваш мальчик-девочка… Неизвестно, чем он занимается… Может, он и Родика нашего грохнул, а? Вот как интересно.

Тинка возмущенно забормотала, что нет, никогда… И Казиев, сморщившись, закрыл ей рот рукой.

— Мне нужны бумаги, которые у него в рюкзаке! И ровно на час, поняла? А потом ты их положишь обратно. Только сделать тебе это придется или ночью, когда все спят, или когда ты одна дома. А я за часок просмотрю их и все дела.

Тинка кивнула. Подумаешь, возьмет она на час что-то там!.. А может, в рюкзаке и нет ничего, кроме трусиков и платочков. Но о таком варианте хитрая Тинка не сказала. Как приятно быть значительной в глазах такого человека, как Казиев! Еще один сеанс любви, но уже много короче и поспешнее, два поцелуя в глазки — «чтобы всегда меня видели» и Тинка была отправлена домой. На дело. И со страшной клятвой молчать обо всем, о чем они тут с ней говорили. Казиев снова стал метаться по квартире как тигр.


Ангел проснулась, сразу вспомнила разговор с Максом и решила, что она точно уедет в Славинск. А сейчас завернется в одеяло с головой и будет спать, пока ее не растолкает кто-нибудь. Лучше бы и не расталкивал…

Алене стало обидно, что Макс ничего интересного не рассказал, все ее бросили, и она решила прошвырнуться по бутикам, то есть заняться стрессотерапией.

Тинка, подъезжая к дому, с удивлением увидела, как Алена, перекинув сумку через плечо, быстро удаляется в сторону Тверской. Странно, но и на руку! У Тинки был ключ, бабки не было, она не переставала радоваться этому! В комнате спала Ангел.

Тинка позвала ее, но та и не шевельнулась. Тинка поняла, что руки у нее развязаны и она может чуть не через пятнадцать минут увидеть снова своего кумира! Она пошла на кухню, где на крючке для сумок, под пакетами, болтался уже запылившийся черный рюкзачок Ангела. Выглядел он тощим, и у Тинки сжалось сердце — пустой! Дурочкой-то она, конечно, была, но и до нее дошло, что без этих бумажек не видать ей ни венчания, ни, возможно, и самого Тима. Опустившись на колени, она первым делом, не раскрывая рюкзак, сжала его обеими руками. Там что-то было! Бумаги! Тинке стало нехорошо. Она была девушка очень легкомысленного нрава, но никогда ничего не воровала. Ну могла взять поносить и заиграть какую-нибудь понравившуюся вещицу, но это же совсем не то!.. Теперь она лезет в чужой, собственно говоря, чемодан, да, чемодан, потому что у Ангела больше ничего нет… Но ведь она пообещала Тиму, а он поклялся, что только посмотрит бумаги. И тут же отдаст обратно. Тинка раскрыла рюкзак и вытащила ворох каких-то бумаг, писем и конверт, в котором находилась фотография. Трое на берегу…

Двое мужчин и молодая леди с какими-то прямо серебряными волосами, красивая нереально… Тинка сидела на полу и смотрела на фотографию. Мужчины были молоды и тоже красивы, но какой-то суровой красотой. Один — темный, со светлыми глазами, другой — черный, со сросшимися бровями, но смеялись все, видно, от души. Девушка просто заливалась смехом. Стояла на песке босиком, в руках босоножки дремучих времен и платье дремуче-лохматого года, но дорогое, это как-то понятно.

Тинка заглянула в папку. Сначала она хотела почитать листочки, но решила, что это и долго, и трудно, и, честно говоря, не интересно. Пусть Тим разбирается, если ему это уж так надо. Она сложила все в пакет, а в рюкзак запихнула «Комсомолку», — сообразила! Рюкзак повесила так же на крючок и легко, как эльф, выскользнула из квартиры.


Когда Тинка влетела к Казиеву, тот уже проклинал себя, что связался с идиоткой, которая либо не приедет, потому что ее застукали, либо привезет очередную дрянь… А если что-то стоящее?.. Обязательно трепанет кому-нибудь, и его обвинят в плагиате, творческом воровстве и прочее и прочее. Но, взяв себя в руки, подумал, что вряд ли серьезный человек так неосторожен с важными бумагами, столь ценными, что Родьку из-за них убили?..

И тут появилась Тинка, прижимая к груди все тот же пластиковый пакет!

«О, не спеши, Тимоша, — сказал он себе, — это может быть очередной опус какого-нибудь маразматика… И не дергайся под клиентом, помнишь такую пословицу?»

— Вот все, что там было! — торжественно заявила Тинка и высыпала на журнальный стол содержимое пакета.

Казиев растерялся. Ему-то казалось, что лежит в рюкзаке, или где там, готовый, проклеенный, прошитый, толстый сценарий. И ему лишь останется назначить актеров, заявиться и снимать, снимать, снимать. Уж ему-то не дать денег на постановку не посмеют… А тут? Конверт, письма со стертыми буквочками, да еще иностранными, и страниц двадцать мелкого текста на печатной машинке… Неужели с этим носился Родька? Из-за этих бумажонок, которые могли бы валяться еще сто лет в рюкзачке какого-то трансвестита?!

Он чуть не зарыдал. Хотел тут же выкинуть и Тинку, и все эти бумажонки за дверь, но почему-то удержался. Взял одну из страничек и хотел прочесть. Но без очков вообще ничего не увидел, а напротив сидит эта обезьянка и пялит свои глазища. А он не хотел, чтобы хоть кто-то видел его в очках.