В комнате начался переполох. Алена кричала, что никуда Ангела не отпустит и вообще — нечестно так поступать и еще что-то такое же правильное и моральное. Тинка, как всегда в сложных случаях, рыдала:

— Как тебе не стыдно нас бросать! Ты же наш друг!

Ангела уговорили, уломали, хоть на недельку еще остаться, она нехотя согласилась, потому что сейчас уход выглядел бы выпендрежем. Да и куда «уход»-то?.. Алена предложила поскорее проникнуть к старику или просто втроем прийти к нему и потребовать роман Леонид Матвеича. И паспорт Ангела! Тинка и Ангел были согласны, но тут Алена, подумав, предложила еще один вариант, она сказала — оптимальный. Сделать это все должен не кто иной, как Максимилиан, потому что они втроем — это не серьезно. Старик их запугает и мало ли что сделает. А Макс — парень крутой, Алене так кажется.

Ангел согласилась.

— Я с Максом пойду, ведь он меня, по-моему, за парня считает. А про паспорт Максу молчок.


Было очень раннее, очень ясное и какое-то слишком чистое и тихое утро. Когда кажется, что мечты сбудутся, что ты юна и прекрасна, что… Да еще когда не надо никому ничего готовить, никто не кричит тебе, что пора уже выкатываться из дома… И так далее и тому подобное.

В такое утро на своей новой чистой, красивой кухне сидела Улита и пила утренний кофе. На ней был легкий полупрозрачный пеньюар, волосы распущены по плечам, косметики минимум, только слегка подчеркнуты ее светлые, почти как это раннее небо, глаза, и максимум славного настроения. Хотя чего уж так радоваться? Приглашений сниматься нет. В театре осталась одна роль. В дверь позвонили. Она удивилась, потому что ее паж, как она назвала для себя Максимилиана, хотел заставить ее сесть на мотоцикл и, кажется, сегодня… Но он обычно сначала звонит по телефону. Пройдя мимо трюмо, она мельком глянула на себя: достойная дама «в возрасте элегантности», — и отворила дверь. Взгляд ее сразу упал вниз.

Перед нею стояла очень маленькая женщина необъятных размеров, на тонких ножках и с очаровательным, почти детски хорошеньким личиком, с отменным макияжем, с многочисленными перстнями на ухоженных ручках со свежайшим маникюром.

— Можно войти? — улыбнулась чуть иронически, но очень мило дама показав кипенно белые (явно вставные) зубки.

— Конечно, конечно, — заторопилась Улита, отодвинувшись от двери и пропуская даму в квартиру. Кто такая?..

Войдя в квартиру, дама очень внимательно оглядела ее и направилась в кухню. Там она плотно села на стул.

Улита вдруг начала что-то — слабо еще! — соображать. И спросила:

— Простите, с кем имею честь? Может быть, вы ошиблись квартирой?

— Я ошиблась?! — вдруг сразу закусила удила дама. — Хотите знать, как меня зовут? Пожалуйста! Нина Григорьевна Онисимова, вдова Родерика Владимировича!

Тут, как и ждала Улита, вдова зарыдала, достала из сумки нежнейший платочек и стала утирать не сильно брызнувшие слезы, макияж не пострадал, а порывшись в сумочке, она достала паспорт, раскрыв его довольно лихо своей маленькой пухлой ручкой, и толстеньким пальчиком указала на место, которое, видимо, должно было сильно заинтересовать, может, и просто убить Улиту. Запись о браке. Дама, видимо, думала, что Улита бросится сейчас, развевая полы, туда, где спрятана у нее дарственная на квартиру. Но Улита как сидела, так и осталась сидеть. Только день из светлого и праздничного превратился в бесцветный. В котором никаких надежд и уж точно — никаких мечтаний! Не потому, что у нее отбирали квартиру! День испоганен, вот что. Она сто тысяч раз говорила себе, что не поедет сюда, что все это чепуха и ерунда и никаких прав она на квартиру не имеет… И столько же тысяч раз ей все, вплоть до юристов, твердили, что она — дура и что квартира принадлежит ей. Улита только-только хотела сообщить Нине Григорьевне, что не претендует на эту жилплощадь, как та, не дождавшись ответа, заорала:

— Скотина! Вперлась в чужую квартиру и проживает здесь с кем ни попадя! Скотина!

Улита была из крепких женщин, и немало приходилось ей слушать оскорблений… Но чтобы вот такая элегантная миленькая маленькая женщина, с которой она не сказала и двух слов, так орала на нее?

Улита почувствовала, что у нее начинается истерика, не хватало еще этого, при этой бабе с привоза! — но уже закружилась голова… И она — полная дура — на миг потеряла сознание. Очухалась быстро от каких-то громких разговоров, криков… Узнала голос Макса, который грубо выпирал тетку из квартиры. Таким Улита его не знала. Оказалось, что он может быть другим.

Он стоял над ней, и лицо его еще оставалось злым, но в миг поменялось.

Ах, боже мой, как случайно разнесло их по временам, а предназначены они были друг для друга!.. Но нет никаких случайностей. Значит, так надо. А иной раз ей казалось, что вообще у них просто легкие необязательные приятельские отношения, которые могут распасться в любой момент. Ведь никогда ничего не было сказано. Ни ею, ни им. И прекрасно! Будь счастлива, что на склоне лет вдруг так случилось — молодой мужчина, юноша, смотрит тебе в глаза, а не оценивает тебя.

— Как ты здесь очутился? И вообще — как она удалилась? Я толком не поняла, — Улита рассмеялась, нельзя ей выглядеть рухлядью, которая от слова «скотина» обмирает, как институтка, а от щелчка по носу не дай бог — помрет… Сделай вид, что ты молодая, здоровая и, главное, красавица!

Он коротко сообщил, что позвонил ей, телефон не отвечал, и он решил смотаться сюда… Ну и отправил мадам Онисимову, куда ей следовало отправиться.

— Мне надо немедленно уезжать.

— Вы настолько напуганы? Зачем вам уезжать, Улита (он незаметно стал называть ее только по имени, и она не поправляла его)? Есть хорошие адвокаты, у вас-то все документы настоящие, а вот за подделку в паспорте, да еще за нецензурную брань и противоправные действия можно и присесть на некоторое время некоей мадам Онисимовой.

— Макс, я ни за что не останусь здесь. И вообще, это было какое-то наваждение…

— Что именно? — спросил он.

— Все, — ответила она, — идиотское соглашение с Родей… Квартира-подарок? Я до сих пор ничего не могу понять. Что произошло с реалистом Родей? А я как-то вдруг поддалась на уговоры. Мы, актеры, такие эмоциональные и сумасшедшие, что…

Она замолчала.

Макс спросил ее серьезно:

— Так вы точно не хотите оставаться здесь?

— Точно, без всяких…

Макс подпрыгнул до потолка, дотронувшись до какой-то из лепнин, и крикнул:

— Вот и отлично! Эта квартира пахнет пропастью…

Улита не стала спрашивать, что это значит, но как-то по-своему поняла и кивнула.

Уже совсем поздно, когда бы перевезено все, Улита и Макс сидели за кофе, и так было тихо и покойно, как бывало для Улиты лишь в этой квартире. Они вспоминали события утра уже как юмор и смеялись над теткой Онисимовой. Где откопал ее Родя?.. И тут Улита спросила, о чем хотела спросить Макса давно:

— А как ты меня откопал, Макс, и зачем? Извини. Если не хочешь отвечать, не надо, я не обижусь. — И подумала, зря она так спросила, как бы вытягивая юнца на признания, что ли. На копание в душе… А этого современная молодежь не выносит. Он молчал. И она, еще раз обругав себя за какую-то простецкую бестактность, заговорила о другом — где бы ей достать хорошего щенка… Макс живо откликнулся. Они обсудили все породы и остановились на мастифе. Пока.

Макс закурил и вдруг сказал:

— Можно я не отвечу на ваш вопрос? Сейчас.

Улита покраснела. Какая же она все-таки баба и дура! И тут же откликнулась со смехом:

— Конечно, Макс! Да я и задала его так, просто, вдруг в голову приплыло. — Она улыбнулась грустновато: — Скоро мне перестанут присылать сценарии. Для актера это… очень плохо.

Он хотел что-то сказать, но Улиту было не остановить. Чего ее понесло?..

— Родя пообещал мне потрясающий фильм и роль, какой еще не было, ну только, может, у кого-то из великих…

— Ваш Родя был подонок, — твердо и зло сказал Макс. — И ничего бы он не сделал. Поверьте мне.

— Откуда ты знаешь?! — удивленно вскрикнула Улита. — Это жестоко. Он несчастный человек, его убили, а я — несчастная актриса, но жива. Впрочем, что я разнылась? Все прошло…

И она снова улыбнулась. Постаралась — весело. Он как бы понимающе кивнул, и они снова заговорили о стороннем, а вскоре Макс ушел. Быстро, как всегда.

Он мчался на своем «Харлее» и думал о том, как бы он ответил ей, но никогда не ответит, никогда не скажет. «На вашем последнем фильме «Лиловая гвоздика», дорогая Улита, — я дрогнул. Именно дрогнул, когда появились вы в этой огромной шляпе с перьями и вуалеткой, в платье со шлейфом, по-моему, и вдруг подняли рукой в перчатке край шляпы… — и прямо на меня посмотрели ваши глаза с выражением тоски и призыва о помощи… Я каким-то сотым чувством понял, что это не актриса и ее роль! Что это — вы сами! Вы просите о помощи… Или же вы — и вправду великая и гениальная актриса всех времен и народов… Я пошел второй раз… И после стал упорно искать с вами встречи. Чтобы убедить себя, что вы — такая же, как все, что это игра, и только, и что я, наверное, просто сумасшедший. А потом… А потом я встретил вас у нашего подъезда, и вы мне так улыбнулись, что я поклялся себе, что обязательно с вами познакомлюсь и узнаю, наконец, вашу тайну… Великая вы актриса или просто женщина, которой повезло сыграть то, что она чувствует? И тогда мне показалось, что я понял: вы — и то и другое, вы — неповторимая актриса и вы — великая, не очень счастливая женщина… И вот теперь я вас вижу, слышу, могу общаться, могу дотронуться до руки или волос… Какое мне дело, сколько вам лет?» Вот что он мог бы сказать ей… А она пусть бы провела рукой по его лицу… И все! Ничего больше.

10.

Было два часа ночи. В роскошной квартире владельцев рекламного агентства «Натта» никто не спал. Наталья Ашотовна рыдала и каждую минуту прислушивалась к лифту и стукам дверей, не вернулся ли — откуда? — сын. Папа бодрствовал, потому что не спала и плакала жена. Хотя сам он был склонен думать, что их сын, вполне уже развитый мужчина, валяется сейчас у какой-нибудь хорошенькой девчушки и забыл думать о том, что нужно позвонить домой. Папа относился к Максу довольно спокойно — слишком красивый. Мужик должен быть чуть лучше черта, остальное — в другом. Наталья тряслась над дитем, как над снесенным золотым яйцом. И все чего-то устраивала, подсматривала, подслушивала… И еще нашла себе «подружку» — бабу Пашу, которая теперь ни обеды не готовит, не стирает, не моет пол, а носится по всем квартирам, где проживают ее кумушки, и собирает сплетни об Улите, этой актриске, вполне еще красивой бабе. Наталья решила, что Макс влюблен в эту возрастную даму и проводит дни и ночи у нее. Но папа не верил: на кой, скажите, ляд, молодому парню, который может со своими всеми-то данными выбрать себе любую, хотя бы и принцессу, зариться на немолодую мадам? Это бредни его сумасшедшей жены и маразматички тети Паши. Баба Паша сидела тут же, как особо приближенная, и подавала Наталье то воды, то валерианки, а то и керосинчику добавляла в пылающий и без того огонь, типа: да он от нее не отходить! Да он все глаза проглядел… Тут баба Паша, будучи женщиной простой, называла все своими именами, чем повергала Наталью уже в полный транс. А вдруг Максик придет сегодня и скажет, что женится на этой… — Улите.