Мел покачала головой и слегка дотронулась до шишки на виске, которую она еще ощущала при каждом резком повороте головы. Может быть, она сошла с ума? Какой-то лунатик пробрался к ней в комнату и одним поцелуем лишил ее здравого смысла. Какое ей до него дело? Зачем она старается не выдать его?

Услышав лаконичное «доброе утро» Гейбриела, она чуть не упала со стула и опять почувствовала тупую боль в голове.

– Что вы здесь делаете в такую рань? – резко спросила она.

Гейбриел уселся напротив нее, пытаясь прочесть, что же написано на ее лице. Это было несложно. Он впервые встретил женщину, лишенную притворства, столь открытую в проявлении своих чувств. Она ответила на его приветствие без особого энтузиазма, смущенно нахмурив свое хорошенькое личико. Он заметил небольшую припухлость и синяк у самой линии волос, но они были столь малы, что он побоялся заговорить об этом, побоялся, что она узнает, кто он, если он выскажет свою озабоченность вслух.

– Что за шум был вчера ночью? – Гейбриел откинулся на спинку стула, пока Кармелита наливала ему кофе. – Я чуть не умер со страха, когда услышал выстрелы.

– Вчера ночью мисс Мелани пришлось одной обороняться от двух бандитов. Вы могли бы хоть попытаться помочь ей, – ответила Кармелита с упреком.

Гейбриел усмехнулся, словно говоря: «Принимайте меня таким, как я есть», – и взглянул в глаза Мел:

– Правда? Вы же знаете, я бы помог вам, если б был в состоянии. Никто лучше вас не знает, что я не умею обращаться с оружием. Расскажите, как все случилось.

Мел рассказала ему ту же историю, что и Кармелите. Но это было непросто. Гейбриела было нелегко обмануть. Он сверлил ее взглядом, и в конце концов ей пришлось отвести глаза.

После завтрака по настоянию Гейбриела они возобновили уроки стрельбы. Он получил прекрасную возможность изучить лицо Мел. Все утро мысли ее разбегались, он заставал ее отрешенно уставившейся куда-то вдаль. Она столь углубилась в свои мысли, что даже перестала высмеивать его неудачную стрельбу: он опять не поразил ни одной цели. Ему хотелось знать, повинен ли в таком ее поведении их поцелуй. Он надеялся – он не мог забыть ощущения, которое испытал, держа ее в объятиях, ее запах, прикосновение ее волос.

После ленча уроки стрельбы не возобновились. Они отправились верхом на реку, где и устроились отдохнуть, не утруждая себя разговорами. День был очень душный, и она села в тени дерева футах в десяти от бурлящей воды.

Гейбриел нарушил молчание, начав щекотать нос Мел длинной травинкой.

– Перестаньте, – засмеялась она.

– Боитесь щекотки? – подразнивал он.

– Конечно, нет, – упрямилась она, прикрывая ребра обеими руками.

Гейбриел был бы счастлив обнять ее и щекотать до тех пор, пока она не попросит его перестать, но боялся, что не сможет дотронуться до нее и не поцеловать еще раз, поэтому он отодвинулся от нее и лег на спину, рассматривая ветви старого дерева.

– Я думал, все девушки боятся щекотки. Мои сестры, все три, ужасно боятся. – Он попытался занять свои мысли разговором.

– Расскажите мне о своих сестрах.

Он вздохнул:

– Знаете, они доставляют мне много хлопот. Салли – старшая. Ей двадцать пять, замужем за жирным стариком с кучей денег, растит троих своих ангелочков, все мальчики, и ужасно довольна своей жизнью. Кейт превосходна. Она моя любимица, хотя мне не следует этого говорить. Она ваша ровесница. Двадцать лет и замужем за законченным оболтусом, который сейчас наградил ее ребенком. Конечно, ей кажется, что лучше его никого на свете нет.

– Она же за ним замужем, а не вы. Гейбриел не ответил.

– Джулиет семнадцать, и помоги Господи тому, на кого она положит глаз. Она уже сейчас самая красивая. Думаю, она разбивает сердца с тринадцати лет. Не скажу, сколько раз за последние два года мне приходилось отгонять одного влюбленного дурака, который не мог примириться с ее отказом.

– Наверное, вы очень заботитесь о сестрах, – задумчиво произнесла Мел. – Мне бы хотелось иметь брата или сестру. Чтобы было с кем поговорить или поиграть в детстве. Я завидую вашим сестрам.

– Они бывают настоящими занудами, – признался Гейбриел.

Еще не успев повернуться к ней, он почувствовал, что она ему улыбается. Боже! Ее глаза сияли, а ямочки на щеках так и просили чмокнуть их. Она даже не представляла себе, как хороша была в этот момент. Возможно, поэтому ее слова поразили его.

– Макс, я бы очень хотела, чтобы вы были моим братом.

– Что?

– Вы не ослышались. – Она засмеялась. – Я знаю, что вам не нужна еще одна сестра, но…

– Зачем вам брат? – Гейбриел пытался скрыть раздражение.

Она не виновата, что не понимает его чувств. Он все сделал, чтобы их скрыть, поэтому и мог предложить Мел только дружбу.

– Знаете, это ко многому обязывает.

– Например?

На минуту Гейбриел задумался. Редкая возможность. Он ею воспользуется.

– Полная откровенность во всем, – произнес он серьезно. – Вы должны отвечать мне правду, что бы я вас ни спросил.

– Я всегда говорю правду, – отозвалась Мел. Он сделал вид, что не заметил, как она покраснела.

– Хорошо. Вот вам первое испытание. Вы когда-нибудь надеваете платье?

Она взглянула на него.

– В качестве вашего брата я имею право знать об этом, – настаивал он.

– Только по необходимости, – призналась она с отвращением.

Секунду Гейбриел колебался.

– Вы когда-нибудь жевали табак до нашей встречи на станции?

Мел улыбнулась, и в глаза ему снова бросились соблазнительные ямочки на ее щеках.

– Нет, это было ужасно. Я сожгла весь рот. – Она прикрыла губы ладонью, словно защищаясь.

На ее лице ясно читалось все, о чем она думала и что вспоминала, и Гейбриел был очарован.

– Почему, когда я приехал сюда, вы так плохо ко мне отнеслись?

Мел нахмурилась и откинула с лица непослушную прядь золотых волос.

– Простите. Я знала, что отец хочет выдать меня за вас, и эта мысль была невыносимой.

– Большое спасибо, – перебил Гейбриел с горечью.

– Дело не в вас. Глупо, но я думала о другом человеке.

– О ком же вы думали? – спросил он как можно небрежнее:

В течение нескольких минут Мел молчала. Пока она решала, отвечать ему или нет, он тоже хранил молчание.

– Его зовут Эдвард Фаллон, – начала она. Он не мешал ей, пака она собиралась с силами, чтобы продолжить. – Я приехала в Филадельфию к своей тете Сесилии и испытала такое восхищение. Красивые дома, дружелюбные люди. Моя тетя заказала портному множество элегантных платьев для меня, и в моем распоряжении была служанка. Служанка только для меня! – Она повернулась на бок и посмотрела на него. – Для вас это, вероятно, ничего не значит, а со мной так никогда не обходились. Противно признаваться, но мне это нравилось. Целый год я не надевала брюк. Даже если бы я попыталась, тетя Сесилия никогда бы этого не допустила.

Погруженная в свои воспоминания, Мел смотрела куда-то мимо Гейбриела.

– Я ходила в гости и театр. Об опере я уже вам рассказывала. Я знала, что отец отправил меня на восток, чтобы я нашла себе мужа, но мужчин я не очень-то привлекала.

– С трудом верится, – вырвалось у Гейбриела против его воли.

Мел сорвала длинную травинку и пощекотала его нос, как до этого делал он.

– Боитесь щекотки?

– Не отвлекайтесь, – настаивал он, вырывая травинку из ее рук.

– С большинством мужчин я просто не могла говорить. Я старалась, но непременно сбивалась на работу на ранчо или уход за лошадьми, и они смотрели на меня как-то странно. С Эдвардом мы познакомились на вечеринке, и он так часто приглашал меня танцевать, что на нас стали обращать внимание. – В ее голосе зазвучала несвойственная ей мечтательность. – Мы гуляли в саду, и он целовал меня. Я считала его самым красивым и замечательным. Он не шарахнулся от меня, когда я заговорила о ранчо и о своей работе там. По сравнению с ним все мужчины, которых я до этого встречала в Техасе, казались такими ничтожествами.

Он помрачнел, и она, заметив это, тотчас спросила:

– Может, мне остановиться? Вы не хотите это слушать?

– Просто я всегда забочусь о своих младших сестренках, – объяснил он. – И пока мне все это не нравится.

– Эдвард ухаживал за мной шесть месяцев. Я так разволновалась, когда он попросил выйти за него замуж. – Внезапно ее тон резко изменился. – А затем однажды я застала его с кухаркой в конюшне. – Голос у нее стал хриплым. – Их одежда была разбросана по всей конюшне. Хуже всего то, что я услышала, как он говорил, что любит ее, и говорил это совсем иначе, чем мне. Его признания кухарке звучали намного искреннее, и тогда я поняла, что он все время лгал мне.

Мел вдавила каблук башмака в землю и некоторое время разглядывала его.

– Что же вы сделали? – мягко спросил Гейбриел, ожидая продолжения.

– Я швырнула в него подкову, но промахнулась, – призналась она с явным сожалением. – Потом я убежала из конюшни в свою комнату. Помню, как он звал меня, стоя под окном. Говорил, что любит меня. Умолял спуститься. – Мел вздохнула. – Я вытащила револьвер, который прятала от тети Сесилии на дне ящика, и помчалась вниз. Я встретила его в саду. Боже мой, он даже плакал! Увидев, что я на это не купилась, он прекратил свое душещипательное представление. – Она хрустнула пальцами. – И тут он стал говорить, сколько времени на меня потратил. Он никогда меня не любил. Я ему даже не нравилась. Ему нужно только мое наследство, ранчо моего отца, его деньги. И когда он отвернулся от меня, я выстрелила. Аккуратно, – добавила она быстро. – Я стреляла сбоку, поэтому пуля только скользнула по нему. Всего лишь царапина, но он повел себя, как ребенок.

Гейбриел не мог оторваться от ее выразительного лица. Она вновь все переживала.

– При чем же тут я?

– Теперь я понимаю, что это глупо, но тогда я навсегда решила, что все мужчины с востока подлые лгуны. Удивляюсь, как по пути из города я не подстрелила еще кого-нибудь. Ведь вполне могла. Эта проклятая история докатилась и до здешних мест. Меня считают кем-то вроде вооруженного бандита, перестрелявшего половину Филадельфии, прежде чем вернуться в Техас. Тетя Сесилия была в бешенстве. Думаю, до сих пор в нем и пребывает. Она прислала мои вещи по железной дороге вместе с запиской о том, что Эдвард выжил. Как будто ему грозила смертельная опасность из-за маленькой царапины на заду. Она нахмурилась и перевела взгляд на воду.