— Лора!

Она тревожно обернулась:

— Что?

— Звонил Куортермейн. — Гейб увидел в ее глазах страх, сменившийся твердой решимостью. — Все закончено, — сказал он прежде, чем она успела спросить. — Адвокат Иглтонов связался с ним несколько минут назад.

— Закончено? — тихо переспросила Лора, еле удержавшись на подкосившихся ногах.

— Они отступили. Дела об опеке не будет. По крайней мере, сейчас. Они больше не претендуют на ребенка!

— О господи! — Она закрыла лицо руками. Из глаз у нее полились слезы, но она их не стыдилась, даже тогда, когда Гейб сгреб ее в крепкие объятия. — Это точно? А вдруг они передумают…

— Адвокат уверен. Послушай меня! — Он немного отодвинул ее.

Ему еще предстояло сказать Лоре кое-что, и он не знал, как она к этому отнесется.

— Они собираются оформлять документы, подтверждающие, что Тони не является биологическим отцом Майкла! Так они хотят преградить ему в будущем доступ к наследству Иглтонов!

— Но Лорейн же не верит в это!

— Но очень хочет верить!

Лора закрыла глаза, чувствуя одновременно и облегчение, и сожаление.

— А я-то хотела быть справедливой и позволить им видеться с Майклом!

— Он лишится своего наследства.

— Денег? — Когда она открыла глаза, они были темны и влажны. — Не думаю, что это будет иметь для него значение. Лично для меня не имеет. А что касается семьи, то она у него уже есть! Я не знаю, как благодарить тебя, Гейб!

— Так не благодари. Это же ты сумела противостоять ей!

— Сумела. — Лора вытерла слезы, засмеялась и обвила его руками. — Да, сумела! Никто никогда у нас его не отнимет! Это надо отпраздновать. Устроить вечеринку с шампанским и танцами! — Она снова засмеялась и крепко обняла Гейба. — Но сначала я недельку отосплюсь!

— Договорились! — Он нашел ее губы и удерживал их, пока она таяла в его объятиях. Еще одно начало, подумал он, и на этот раз они сделают первый шаг верно. — Нужно позвонить родителям и сообщить им новость!

— Да, сейчас же! — Она еще некоторое время прижималась к нему. — Я пойду искупаю Майкла, а потом мы спустимся!

Она спустилась почти через час, принеся с собой довольного Майкла. Только что выкупанный малыш был бодр и готов к развлечениям.

Поскольку ее джинсы вымокли, она переоделась в светло-лиловую рубашку и слаксы. По плечам струились волосы, и от них обоих пахло мылом и мягким тальком. Гейб встретил ее у подножия лестницы.

— Позволь мне взять его. — Гейб взял ребенка и пощекотал ему животик. — Похоже, ты не прочь пойти с ним прилечь?

— Ты тоже! — Завидуя, Лора подавила зевок. — Ты спал не больше меня! Удивляюсь, как ты выдерживаешь это?

— Три десятилетия здоровой жизни и привычка к ночным играм в покер!

— Твой отец и сейчас не прочь поиграть! Может быть, Майкл похож на него?

— Может быть! — Гейб коснулся пальцем ее подбородка. — Ты действительно не валишься с ног?

— Никогда в жизни я не чувствовала себя лучше, чем сейчас!

— Да у тебя же слипаются глаза!

— Даже пять часов сна подряд мне не помогут!

— Я должен тебе кое-что показать. А потом ты поднимешься к себе и немного вздремнешь. Мы с Майклом развлечемся и без тебя!

Он провел большим пальцем по ее подбородку. До Лоры он понятия не имел, что запах пудры и мыла может так возбуждать.

— Когда ты отдохнешь, мы устроим интимный ужин!

— Я сейчас же ухожу!

Гейб засмеялся и поймал ее за руку прежде, чем она начала подниматься.

— Пойдем сначала посмотрим.

— Хорошо, у меня нет сил спорить.

— Я учту это. — Одной рукой держа младенца, а другой обнимая Лору, он вошел в гостиную.

Лора и раньше видела эту картину, от первого мазка до последнего. И все же сейчас, над камином, она выглядела иначе. В галерее это было лишь прекрасное произведение искусства, которое следует изучать и студентам, и знатокам, комментировать и обсуждать, разбирать и критиковать. Здесь, в гостиной, при свете заходящего солнца, это было проявлением чего-то личного, частью их троих.

Она не понимала, насколько ей не хотелось видеть эту картину в галерее Мэрион. Не знала она также что, увидав ее здесь, она, как никогда раньше, испытает чувство возвращения домой.

— Она прекрасна, — промолвила Лора.

Гейб понял. Это не тщеславие и не самолюбование.

— Никогда раньше я не написал ничего, что могло бы сравниться с этим. И сомневаюсь, что напишу ещё. Пожалуйста, присядь.

Что-то в его взгляде заставило ее взглянуть на него прежде, чем устроиться на кушетке.

— Я не предполагала, что ты собирался привезти ее домой. Я знаю, у тебя были выгодные предложения.

— Я никогда не собирался продавать ее. Мне всегда хотелось, чтобы она была здесь.

Посадив малыша на бедро, он подошел к портрету. — Сколько здесь ни живу, я не написал ничего и не нашел ничего, что мне хотелось бы повесить на этом месте. Опять судьба! Если бы я не был в Колорадо, если бы не шел снег, если бы ты не сбежала! Чтобы мы встретились, должно было случиться то, что случилось с тобой, и то, что случилось со мной. Понимаешь? — Он с полуулыбкой повернулся к ним. — Интересно, что же ты понимаешь, ангел? Мне только недавно стало ясно, что ты не представляешь, какие чувства я испытываю к тебе!

— Я знаю, что мы нужны тебе, я и Майкл. После того, что произошло с нами со всеми, мы способны изменить жизнь к лучшему!

— И мы ее изменили? — Гейб задавал себе вопрос, не давит ли он слишком сильно, но подумал, что, если не надавит, сейчас, дальше может быть слишком поздно. — Ты сказала, что любишь меня. Я понимаю, тут значительную роль играет благодарность, но мне хочется знать, есть ли в твоих чувствах нечто большее?

— И что ты хочешь от меня услышать?

— Я хочу, чтобы ты внимательно посмотрела. — Он протянул руку. Лора не шевельнулась. Тогда он подошел к ней и поднял на ноги. — Посмотри на портрет и скажи, что ты видишь?

— Себя.

Кажется, сегодня день признаний, подумал Гейб.

Он быстро отнес спящего Майкла наверх в детскую и положил его в колыбельку. Вернувшись к Лоре, он взял ее за плечи и, держа перед собой, поставил лицом к портрету.

— Скажи, что ты видишь?

— Я вижу себя такой, какой ты тогда видел меня. — Почему ее сердце так бешено бьется? — Я, кажется, слишком уязвима, слишком печальна.

Он нетерпеливо потряс ее.

— Ты не все видишь!

— Я хочу видеть силу! — выпалила Лора. — И кажется, вижу ее! Передо мной одинокая женщина, готовая защищать то, что принадлежит ей!

— Посмотри в ее глаза! Посмотри, Лора, и скажи, что ты видишь?

— Женщину, которая влюбляется. — Она закрыла глаза. — Ты, наверное, уже понимал это?

— Нет. — Он не повернул ее к себе. Вместо этого он поднял ее, и они оба продолжали смотреть на портрет. — Нет, я не понимал, потому что уговаривал себя, что хочу написать только картину, в которой выразил бы свои чувства.

Ее сердце подскочило чуть ли не до горла и где-то там застряло.

Что бы он ни чувствовал, но он снова начал писать! И все это благодаря ей!

— И какие же чувства ты выразил этой картиной?

— А ты не видишь?

— Я не хочу этого видеть! — Она повернулась и схватила его за рубашку. — Я хочу это слышать!

Гейб не был уверен, что найдет нужные слова, ему всегда было труднее говорить, чем выражать свои чувства действиями. Он легко выражал свое настроение рисунком или криком, но спокойно произнести слова признания было выше его сил.

Он коснулся ее лица, волос, потом схватил за руки.

— Почти с самого начала ты притягивала меня так, как никто раньше не притягивал! Мне казалось, я схожу с ума. Ты была беременна, полностью зависела от меня и поминутно благодарила меня за помощь.

— Я действительно была благодарна. И всегда буду благодарна тебе!

Гейб тихо чертыхнулся и отвернулся.

— Мне очень жаль, что ты так к этому относишься! — Сейчас от нее исходило спокойствие, полное, прекрасное спокойствие. Она всегда будет помнить его таким: с взъерошенными волосами, в серой рубашке с закатанными до локтей рукавами и лицом полным нетерпения. — Как ты не поймешь: ведь я буду благодарна тебе до конца моих дней! Но эта благодарность не имеет никакого отношения к моей любви к тебе!

— Я хочу быть в этом уверенным.

— Будь уверен. Ты написал не какую-то фантазию, потому что никогда не делаешь этого. Ты всегда пишешь только правду! — Она сделала шаг навстречу ему, самый важный шаг в ее жизни. — Я говорю тебе правду, Гейб! Теперь прошу у тебя того же. Твои чувства ко мне, вложенные в портрет, в этот образ, вызваны любовью к Майклу или они относятся только ко мне?

— Да. — Гейб поймал ее руки. — Я влюблен в женщину, которую написал, в мать моего ребенка, в тебя! Мы могли бы встретиться где угодно, при каких угодно обстоятельствах, и я бы все равно влюбился в тебя! Возможно, это произошло бы не так быстро, может быть, это не было бы так сложно, но это бы произошло! — Она попробовала освободиться от объятий, но он удержал ее. — Когда я женился на тебе, мною двигали чисто эгоистические соображения, Я не делал тебе никакого одолжения.

Лора улыбнулась.

— Тогда я не буду тебя благодарить.

— Спасибо. — Он поднес ее руки к своим губам, сначала ту, на которой было старое обручальное кольцо, затем другую, на которой красовалась новое.

— Я хочу еще раз написать тебя!

Она засмеялась, почувствовав прикосновение его губ к своим губам.

— Сейчас?

— В скором времени.

Гейб запустил руки ей в волосы, и его поцелуй стал настойчивым и требовательным. Лора в ответ жарко обняла его. В этом объятии вылилась вся ее полностью открытая, отчаянная любовь.