За металлической дверью, выкрашенной в голубой цвет, была и Сельваджа, которая так или иначе ждала от тебя какого-то решения: или уступить в последнюю минуту ее непостижимому упрямству, или пытаться реализовать свою мечту. В любом случае твоя сестра получила бы ответ на свой вопрос.

В последнюю неделю ваши отношения были очень натянутыми: дни шли за днями, а ни один из вас двоих не показывал ни малейшей готовности уступить. Вы отдалились в ожидании часа, когда пришлось бы выложить карты на стол. Поцелуи были все более редкими, пока совсем не растворились, ласки стали слабее, даже слова с обеих сторон взвешивались, прежде чем быть произнесенными, что лишало их спонтанности и искренности.

Вы были как два мула на узкой дорожке, не желая уступать друг другу. Ее взгляды говорили: «Сдайся», твои отвечали: «Нет. На этот раз, моя милая, придется сдаться тебе».

Ты не мог поверить в то, что она разлюбит тебя, если ты не откажешься от соревнований, потому что не могла же она вот так запросто управлять чувством, которое питала к тебе, тем более в зависимости от твоих решений. Или все-таки могла, думал ты, зная, что она за человек? Тем не менее ты понимал, что ваши отношения в любом случае все равно претерпели бы какие-то изменения.

Что бы там ни произошло, настала твоя очередь. Ты проследовал за своими соперниками и пересек голубой порог раздевалки. Выполнив ритуальные жесты, ты почти автоматически сбросил халат и пару раз сделал круговые движения руками вперед, потом назад. На тебе был твой самый лучший костюм темно-синего цвета. Новый, только что из магазина, с надписью «Speedо» на правом боку, ты специально выбрал его для этих соревнований. Настоящая оболочка, сшитая точно по тебе, хотя в тот момент, сосредоточившись на заплыве, ты о нем вовсе не думал.

Ты поискал свою семью на трибуне справа от водных дорожек и сразу же узнал родителей, которые приветствовали тебя сцепленными руками, и Сельваджу. Несмотря ни на что, ты надеялся увидеть на ее лице поддержку и поощрение, но твои надежды разбились о холодный вызов, который ты уже привык распознавать в ее глазах. Тогда ты решил полностью сконцентрироваться на разминке, но почти сразу же прервал ее, потому что, как ни хотел ты выиграть эти соревнования, ты вдруг с удивлением понял, что какая-то часть тебя все же готова была капитулировать. «Это нелепо», — подумал ты и, стараясь избавиться от этого ужасного ощущения, спустился в теплую воду.

Неожиданно ты четко и ясно понял мотив, по которому Сельваджа так настойчиво просила тебя об этой жертве. Ты был там, скомпоновавшись перед стартом, держась за никелированную ручку, кончики пальцев ног чуть высовывались из воды, ступни крепко упирались в стенку, тело, как пружина, готово было распрямиться в нужный момент, потому что твоя одержимость была цельной и давала тебе возможность выиграть. У нее же, напротив, не осталось ничего. Если бы ты выиграл проклятый заплыв, ты попал бы на чемпионат Италии по плаванию — твоя заветная мечта. Но если бы ты попал на чемпионат, ты бы не смог уделять ей столько же времени, как прежде: вполне логическое рассуждение, которое только сейчас молнией пронеслось в твоей голове и которое с куда большей вероятностью уже давно не давало покоя Сельвадже. Она боялась, что ты бросишь ее. Это открытие переполнило тебя невыразимой грустью. Так вот, что скрывалось за ее требованием: гнев, вызов, и страх, и ранимость в глубине души! Несмотря на то что ты ясно продемонстрировал ей, что готов остаться рядом даже в трудные минуты, она, которая все еще чувствовала себя помехой, не могла не думать о том, что на этой Земле люди обычно стараются избавиться от раздражающих балластов! Так вот в чем дело! Вот оно что! Но теперь надо было успокоиться, это были не подходящие мысли для концентрации на заплыве. Твои соперники были уже на позиции, все вокруг тебя было готово к старту, и глаза Сельваджи, даже если теперь ты их не видел, следили за тобой, это ты знал наверняка, ты чувствовал на себе этот невыносимый взгляд.

Сложное чувство зарождалось у тебя в груди, отчаяние ли, тревожное ожидание, ты старался унять его, приказывая себе не поддаваться эмоциям, потому что ты был лучший из твоей группы. Ты знал, что даже самый сильный из твоих соперников не сможет догнать тебя. Ты должен был сохранять ясный и холодный ум, и все пошло бы хорошо. Двести метров на спине всегда были твоей самой сильной дистанцией, ничто не могло бы остановить тебя. Разве что только Сельваджа.

У тебя не было времени, чтобы продумать все еще раз, стартовый свисток прозвучал раскатисто по всему залу и, наполнив тебя адреналином, освободил пружину, сдерживавшую твои ноги и спину, так что погружение в воду с задержкой дыхания, благодаря правильному углу входа, было таким, каким и должно было быть, то есть молниеносным и мощным.

Первые взмахи руками, чтобы стабилизировать равновесие в воде, стали тут же более согласованными и глубокими. Быстрее. Вход-наплыв-гребок-пронос, вход-наплыв-гребок-пронос. Не обращая внимания на соперников, ты вырвался вперед уже в первом проходе. Вдох-правая рука, выдох-левая рука, вдох-правая рука, выдох-левая рука. Продолжая в том же духе, ты был один впереди всех. Движение ногами сверху вниз и снизу вверх. И никаких интриг, ни с чьей стороны. Так оно и шло, пока быстрые как молния мысли не стали тянуть тебя вниз, ты почувствовал давление в груди и тревогу, которые не позволяли вдыхать достаточно кислорода.

Ты продолжал держать ритм, потому что не мог сдаться, ноги продолжали работать. Сто двадцать метров. Практически все твои соперники остались далеко позади.

Финиш был так близко.

Но если автоматизм, ради которого ты так долго тренировался, вынуждал твое тело делать то, что нужно, твои мысли были заняты только ею. Ты думал о том, как она была бы разочарована из-за твоего упрямства, о том, как бы она чувствовала себя совсем потерянной, если бы ты попал на чемпионат страны, потому что у нее не было никого, кроме тебя. Ты не мог позволить себе бросить ее. Это было исключено.

Когда победа была уже почти в твоих руках, ты обнаружил, что тело твое болезненно решает, что делать, назависимо от тебя. Ты почувствовал спазмы в руках и ногах, или же думал, что почувствовал, но все равно вдыхал воздух ртом, зная, что с тобой происходит что-то гибельное, способное затянуть тебя вниз, в пучину. Несмотря на потерю согласованности движений, ты не сбавлял скорость, ты все еще верил, что в конце концов выкрутишься. И все же уверенность твоя длилась недолго, стремительно канув в темноту. Кто-то хватал тебя за руки и с силой вытаскивал из воды. Ты лежал на спине, а кто-то тряс тебя. Кто-то говорил, но ты не разбирал слов, звуки все больше отдалялись, пока не наступила полная тишина.

Темнота. Холод. Темнота.

— Дыши! — кричал кто-то, нависая над тобой.

Потом кто-то стал бить тебя по щекам, и это тебе совсем не понравилось.

59

Первое, что ты почувствовал, — женская рука на твоем животе. Длинные и тонкие пальцы. Да, хорошо знакомая тебе рука, которая никогда бы не сделала тебе больно. Потом ты разглядел и ее лицо, залитое слезами, и неприятное чувство снова сдавило тебе грудь.

— Посмотри на меня! — просила твоя сестра. — Это я, скажи что-нибудь!

Ее губы покрывали поцелуями твои щеки и лоб, а ты лишь хотел оттолкнуть ее, потому что это она была причиной твоего поражения.

Если бы ты не чувствовал себя мертвецки уставшим и подавленным, ты бы бросил ей в лицо свои обвинения, ведь она хотела, чтобы все так получилось. Тебя совершенно не волновало, что теперь она пыталась вымолить твое прощение и была искренне обеспокоена.

Ты стыдился себя самого, ты чувствовал себя каким-то негодным Джеппетто.

Она пыталась пригладить твои волосы дрожащей рукой, не отводила взгляда от твоих глаз и гладила, гладила тебя по щеке. Ее слезы совсем не сочетались с улыбкой облегчения.

— Перестань! — кажется, это было единственное слово, которое ты сумел прошептать ей, желая только, чтобы она оставила тебя в покое.

Ваши родители как раз входили в медпункт бассейна вместе с широкоплечим врачом и прервали эту несочетаемость.

Врач приблизился к тебе с ободряющей улыбкой на лице, приложил стетоскоп к твоей груди и послушал сердце, потом измерил давление. Он посмотрел на тебя, на твоих родителей и сказал:

— Ничего особенного, на самом деле.

Затем сложил инструменты обратно в саквояж с ручкой из слоновой кости.

— Ничего особенного, — повторил он. — Это был лишь приступ гипервентиляции, он потерял сознание от переизбытка кислорода и сильной физической нагрузки в сочетании с эмоциональным стрессом. Полагаю, сильнее обычного. Надо немного отдохнуть, и все вернется в норму. Парень — молодой и здоровый атлет. — Он улыбнулся и добавил: — И если вас это успокоит, пусть приходит ко мне на осмотр через пару дней. — Сказав это, он направился к двери.

Следуя взглядом за уходившим врачом, ты заметил знакомую фигуру: Бадольо стоял, прислонившись к косяку двери. Он уже какое-то время смотрел на тебя, так во всяком случае тебе показалось, будто хотел запомнить каждое твое движение, и едва заметно качал головой с недвусмысленным выражением разочарования и досады. Ничего страшного, подумалось тебе. Главное, чтобы он не узнал Сельваджу, но, скорее всего, он вряд ли помнил ваш поцелуй во дворе бассейна.

Дома, несмотря на то что ты уже хорошо себя чувствовал, вся семья потребовала, чтобы ты немедленно лег в постель, и точка.

Наконец ты уступил. Постель была теплая и уютная, как раз то, что тебе было нужно, чтобы восстановить силы. Ты очень переживал из-за поражения, из-за унизительной потери сознания у всех на глазах, из-за твоей нерешительности и чего-то еще, чего ты пока не мог понять. Если бы ты хотя бы решил уступить Сельвадже или не уступить, то, по крайней мере, избежал бы позора или выиграл. Ты же остался на середине, между молотом и наковальней, вот что тебя раздавило в конце концов, и ты теперь не знал, сердиться ли на свою нерешительность или на ее эгоизм.