В тот жаркий день теплый и легкий бриз слегка подергивал рябью малюсенькие, нежные волны, а солнце украшало этот бескрайний водный простор сверкающим, как люрекс, легким покрывалом.

Яхта Анезе была пришвартована в панорамном месте. С носовой части можно было любоваться открытым морем, а с кормы были видны Аквариум и сфера Ренцо Пияно[29].

Если и был в Вероне хоть один школьник, который ничего не знал об архитектуре, то это был ты. Впрочем, этот факт не помешал тебе оценить этот шедевр из стекла и металла, который, сверкая на солнце, как истинное вдохновение, выделялся на сером фоне старого порта.

Там было грузовое судно, которое собиралось отчалить, и гигантский круизный лайнер пришвартовывался в пятистах метрах от яхты. Пока ты наблюдал за маневрами этих колоссов, Сельваджа и ее подруга Анезе догнали тебя.

— Это Джонни, — представила тебя Сельваджа.

Анезе подала тебе руку, и ты пожал ее, хотя и не испытывал особого желания знакомиться с нею. Кажется, Анезе это поняла, и вы обменялись ледяными взглядами.

— Он мой парень, — добавила Сельваджа, и ты вздрогнул от неожиданности.

Ты посмотрел на нее долгим взглядом, не зная, какое у тебя было при этом выражение лица, но догадывался, что, скорее всего, ошарашенное. На тебя напала тоска, но почти сразу же, как накатившей волной, ее смыло радостью. В какую-то долю секунды ты испытал три разных чувства, с тобой никогда еще такого не случалось. Почему она выдавала тебя за своего парня, когда ты был ее братом? Может, чтобы не шокировать тех, кто мог застать вас в минуту взаимной ласки? Или, может, Сельваджа решила прожить три дня в мечтах, в которых ты мог бы стать кем угодно на ее усмотрение? Факт остается фактом, по единоличному решению тебе был приклеен ярлык бойфренда, и ты не мог поступить иначе, как принять его, тем более что тебе это было по душе. Ты прекрасно себя чувствовал, все мысли, которыми ты себя изводил по приезде, растеряли большую часть своего отвратительного антуража. Ты зря поддался привычному пессимизму и изводил себя дурацкими предположениями. Ты сказал себе: «Джованни, ну почему ты все время думаешь, что все обязательно полетит к чертям? Можешь ты хоть немного радоваться жизни, а?»

Ну, конечно. Тебе надо было думать только о хорошем, реальность позаботилась бы о том, чтобы оттолкнуть его. Ты думал, что вы проведете время на море, будете заниматься шоппингом, ходить на дискотеки и на вечеринки ее друзей и заниматься любовью на семидесятиметровой яхте.

40

Уже к вечеру, сказать по правде, распрекрасный мыльный пузырь твоего оптимизма лопнул. Сельваджа, удобно устроившись со своей подругой Анезе на диванчиках в носовой части судна, всю вторую половину дня провела в разговорах бог знает о чем, а ты, умирая от желания подслушать их, но сдерживаясь в силу воспитания, вынужден был читать каждую строчку в «La Gazzetta dello Sport» и курить «Camel light».

Короче, один день из трех бесполезно ухнул в тартарары.

Ты сделал над собой усилие и попытался отнестись к этому философски. Ты убеждал себя, что Сельваджа, как обычно, пыталась просто привыкнуть к обстановке и поведать своей подружке Анезе о новой жизни в Вероне. Ты должен был дать ей время, а потому снова вернулся к отчетам о играх в высшей лиге, увольнениях тренеров и миллиардовой купле-продаже воинственных шведских нападающих.

— Спасибо, что позволил мне распорядиться этим днем, Джон-Джонни! — сказала Сельваджа, вернувшись в каюту в отличном настроении.

Ты стоял, прислонившись спиной к стеклянной двери, и смотрел, как она раздевается и ложится в постель. Что до остального, подружка Анезе, поселив вас в семейной каюте, уехала в один из загородных домов с видом на море, как ты понял из разговоров, чтобы провести там ночь. Очевидно, Анезе слепо доверяла Сельвадже и была уверена, что вы не разнесете яхту вдребезги и пополам.

Когда пришло время, ты тоже лег на твою половину и выключил свет. Сельваджа обняла тебя, и некоторое время вы так и лежали не шевелясь.

— Анезе говорит, что ты вызываешь у нее беспокойство, — прошептала она тебе в ухо. — Эдакий угрюмый красавец.

Ты фыркнул, тебя это позабавило и раздосадовало одновременно.

О тебе многое было сказано в прошлом. Ты знал, что тебя считали приятным, лояльным, даже очень красивым, но «вызывающим беспокойство» еще никогда. Беспокойство? Ты никак не представлял себя в такой роли. Может быть, ты стал таким с тех пор, как узнал Сельваджу? Очень может статься, что мучения, которые терзали тебя, оставили свой след.

— Завтра я напугаю ее до смерти, — прошептал ты.

В ответ Сельваджа ткнула тебя легонько кулаком:

— Это твоя вина. Ты весь день только и делал, что читал свою проклятую газету!

— Весь день, — ответил ты, — ты только и делала, что игнорировала меня.

Ты не шутил. Ты знал, что надвигается буря.

Сельваджа ничего не ответила, а ты достал из пачки тринадцатую за день «Camel light». Ты становился заядлым курильщиком, ты это понимал?

— Не кури в каюте, — попросила она.

Уф. Ты воспользовался моментом, чтобы выйти на корму, облокотиться на перила и послушать немного шепот свежего бриза в надежде, что он даст тебе дельный совет.

Сельваджа подошла к тебе и некоторое время смотрела на звезды, которые, несмотря на яркие портовые огни, блистали во всей своей красе.

— Это только первый день, — сказала она тихо. — И ты мог бы запросто присоединиться к нашим разговорам, вместо того чтобы изображать из себя Мишку-Ворчуна. Разве это было так трудно? Ну, ладно, обещаю, что завтра все будет по-другому, мы больше времени проведем вместе, хорошо?

Она приблизилась, и ты обнял ее. Наверное, это был уже двухсоттысячный раз, что ты ее обнимал, и тебе не надоело?

— Завтра, завтра, завтра! — пробубнил ты.

Ты обнимал ее, это так, но это не означало, что ты не злился, хоть тебе и не удавалось, как всегда, дать ей понять, как ты был зол. То ли аромат ее кожи не давал тебе сделать это, то ли ее способность укрощать твои самые грубые инстинкты.

— Если бы ты решил вернуться в Верону, я бы тебе не запретила. Ты прекрасно знал, как мне хотелось побыть в Генуе несколько дней. Мы говорили об этом, помнишь? Почему ты решил ехать со мной?

Ты ничего не ответил. Тебе было нечем крыть.

— Не попрекай меня твоими решениями, Джонни. Я устала спорить с тобой, мне только сцен ревности на глазах у подруг не хватало.

Она освободилась из твоих объятий. Было очевидно, что терпение ее лопнуло. Вы свирепо посмотрели друг на друга.

— Да! — ты решил идти ва-банк. — Я ревную тебя к твоим подругам, я ревную даже к незнакомцу на улице, который спрашивает у тебя, как пройти на вокзал!

— Но это безумие! — воскликнула она.

— Да, безумие, потому что я безумно люблю тебя! Я тебя обожаю и хочу, чтобы ты была только моей. Ты моя одержимость. Это так. И я не хочу, чтобы кто-то другой крутился у нас под ногами. Как еще я должен сказать об этом, чтобы ты поняла?

Твой голос дрожал от гнева, ты выпустил наружу всех демонов, что до сих пор роились в твоей больной голове. И, что самое интересное, ты прекрасно понимал то, что говорил, но оно не казалось тебе таким уж ужасным. Напротив, выпустив пар, ты чувствовал себя гораздо лучше, как если бы тяжелый груз, давивший тебе на грудь, вдруг рассыпался в прах и перестал стеснять дыхание. Ты бы продолжал и дальше, если бы не поймал ее взгляд.

— Ты ненормальный, Джованни. Ты сам не понимаешь, что ты говоришь.

— Напротив, — сказал ты с вызовом, выпуская дым сигареты из ноздрей. — Я никогда не был так нормален, как сейчас.

Она вздохнула, негодуя, постукивая пальцами по перилам.

— Ты избалованный ребенок, — пришла она к выводу.

— Ну, знаешь, мне тоже кажется, что ты не всегда ведешь себя как взрослый человек по отношению ко мне.

Сельваджа предпочла не отвечать тебе и, надувшись, молча вернулась в каюту. Ты докурил сигарету и пошел за ней. Вас разделяла невидимая стена, хоть вы и лежали обнявшись, несмотря ни на что, и не произнеся ни слова. Ты пожелал ей спокойной ночи, едва поцеловав в щеку, впрочем, вряд ли она этого хотела, и подождал, пока она не заснула у тебя на руках.

Ее половина кровати была еще теплой, должно быть она только недавно встала. Ты проверил ванную комнату, но от Сельваджи там осталась только маечка, в которой она спала. От нее еще исходил аромат ее духов, ты прижал ее к лицу и закрыл глаза.

Ты испытывал острую, пронизывающую боль каждую секунду, когда ее не было рядом. В отчаянии ты сел на кровать, солнечный свет заливал каюту сквозь стеклянную дверь на палубу. Ты чувствовал себя потерянным, ты не понимал, что ты там делаешь, было ясно, что она в тебе больше не нуждалась.

Уф.

Будто желая избавиться от покорности, к которой она тебя обязывала, ты не придумал ничего другого, как пытаться склонить ее к такому же в сущности подчинению. Рано или поздно ты стал бы претендовать на полный контроль над ее жизнью. Подавляя ее личность. Ограничивая. Ты превратился бы в собственника. Отчасти ты им уже был, продолжать в том же духе не помогло бы вашим отношениям. Нужно было притормозить. Но сколько раз ты уже повторял себе эти слова? Несчетное количество. И как часто тебе удавалось выполнять данное себе обещание? Ни разу, Джон-Джонни!

Ты быстро оделся и вышел из каюты с намерением найти ее. Как только ты вышел, то был сразу же ослеплен уничтожающим белым цветом, который буквально ошеломил тебя, от которого жгло в глазах.

Сельваджа была в носовой части яхты и загорала, удобно устроившись в шезлонге. На ней было белое бикини и, кажется, новые солнцезащитные очки, ну, по крайней мере, раньше ты их не видел. Ты повеселел, увидев, что Анезе не было рядом. Ты приблизился, старясь не шуметь, но вместо того, чтобы подшутить над ней, как ты обычно делал, ты просто встал рядом и все. Она приподняла очки на лоб и улыбнулась тебе в знак приветствия, ты ответил ей тем же.