— Тебе прислали цветы! — воскликнула Сельваджа, поднимаясь, чтобы полюбоваться ими вблизи. — Они чудесные. Это наверняка папа прислал. Там написано? — она погладила нарцисс и втянула его аромат, радостная от такой новости.

— Нет, — сказала мама. — Отправитель не указан. Но самое интересное, что эти цветы не для меня, они для тебя. Кажется, у тебя появился таинственный поклонник. К тому же он широк на руку! — засмеялась мама.

Сельваджа застыла с открытым от удивления ртом и сразу же приняла букет из маминых рук.

— Как, по-твоему, кто бы это мог быть? — начала допытываться mother Антонелла. — У тебя есть кто-то на примете?

— Нет, по правде говоря, нету. Никого. А ты что думаешь, Джонни? — обратилась она к тебе, и тут же стало ясно, что она догадалась, от кого этот букет. Он обошелся тебе в круглую сумму, но ради нее ты был готов даже на большее.

— Кто бы их тебе ни прислал, — сказал ты, — он, должно быть, по уши влюблен. Они великолепны, правда?

— Зачем ты это сделал? — спросила Сельваджа, ставя букет нарциссов, орхидей и лилий в голубую вазу, которая стояла в ее комнате.

Ты был рядом и вот уже несколько минут не мог оторвать от нее взгляда. Когда ваши глаза встретились, она испепелила тебя. Она казалась спокойной, и все же по тому, как она на тебя смотрела и как говорила, было понятно, что спокойствие это напускное.

— С чего ты взяла, что это сделал я? — улыбнулся ты, вызывая ее на дуэль.

Она снова испепелила тебя взглядом.

— Знаю, и все, — ответила она.

— Хорошо, признаюсь, виновен. Что, нельзя было?

— Перестань, — перебила она тебя. — Ты действуешь мне на нервы.

В этот момент ты взял один цветок из букета и приложил его к ее лицу, как местный юродивый, поглаживая мягкими лепестками ее щеку. Она смягчилась и даже улыбнулась. Ты облегченно вздохнул и подумал, что женщины все-таки очень падки на лесть.

— Ты прекрасна, — прошептал ты медленно.

Тут уж ничего не поделаешь, твои ухаживания почему-то раздражали ее. Безусловно, ей льстило такое внимание. Это было очевидно. Ты это понимал. И все же она не могла смириться, что автором всех этих милых глупостей был именно ты.

Казалось, что моменты, когда ты привлекал ее к себе и целовал, ей нравились гораздо больше, чем минуты слабости, когда ты, не сдержавшись, пылко признавался ей в своей неимоверной любви. Получалось, если бы ты помалкивал, то она, вероятно, быстрее снизошла бы до демонстрации тебе своих чувств. Если ты просил у нее поцелуя, она отвечала отказом, но, если ты не просил, она не отступала. Она никогда не говорила, что любит тебя, а на твои признания отвечала улыбкой, но без того душевного порыва, который ты в праве был ождать.

Теперь каждый день вы проводили свободное время в квартире на улице Амфитеатра, хотя ты не всегда уступал ее просьбам о сексе. Часто вы просто лежали рядом на кровати обнявшись и только разговаривали. Вы многое теряли из той жизни, что бежала за окнами вашего убежища, но вам это было безразлично. У вас был свой мир, отдельный, он не подвергался внешнему вторжению. Дни шли за днями, и вы, увлеченные друг другом — только бы родителей не было дома, — занимались любовью повсюду.

Однажды вы вместе пошли на пробежку, ну, просто чтобы заняться чем-нибудь новым. Вы бежали, время от времени держась за руки, и это было забавно. Дома вас ждал горячий расслабляющий душ, и вы решили, что первой пойдет она. Поэтому ты немного удивился, когда Сельваджа позвала тебя, говоря, что не может найти жидкий гель. Ты нашел флакончик на его обычном месте на полке, а ее — блаженно растянувшейся на спине в ванне, полной пены, в полумраке, потому что она предусмотрительно закрыла жалюзи и зажгла свечи.

— Что так долго? — спросила она, поднимая ногу из воды, руки скрещены за головой.

Пена едва прикрывала ее грудь. Ты закрыл за собой дверь.

— Ты здорово подготовилась, — сказал ты, не обращая внимания на ее упрек.

Потом, улыбаясь так же лукаво, как и она, ты приблизился и стал раздеваться, но Сельваджа остановила тебя.

— Прости, ты что подумал? — спросила она, наклоняя голову.

Ты посмотрел на нее, стараясь понять, не дразнит ли она тебя.

— Я тебя просила только подать мне гель для душа, верно?

Ты засомневался, а вдруг она действительно позвала тебя чисто из практических соображений.

— А, так значит, ты позвала меня только из-за геля для душа, — сказал ты, всем своим видом показывая, что тебе было предельно ясно: зачем же еще зовут мужчину? За тем, чтобы он выполнял свои обязанности денщика.

Ты засмеялся и элегантно передал ей флакончик. Она тебя не поблагодарила, просто начала намыливаться в проклятой ванне, полной пены. Ты остался стоять там же, где и был, рядом с ванной, потом сел на край, вместо того чтобы удалиться.

— В чем дело? Уходи! — сказала она, указывая рукой на дверь.

Ты не слышал ее, ты смотрел на ее голые плечи и на стекающую пену, которая с эффектом «вижу-не-вижу» то показывала, то скрывала от тебя соблазнительные округлости ее розовой груди.

— Странное дело, — произнес ты и замолчал, выдерживая паузу.

— Что именно?

— Ну, например то, что, в ванне полно пены, а ты меня зовешь, чтобы подать тебе гель для душа.

Она на мгновение задержала на тебе взгляд, потом от души рассмеялась. Это было сигналом, что ей хотелось побыть с тобой.

— Ты хороший наблюдатель, Джонни, — сказала она прежде, чем схватить тебя без предупреждения и затащить в ванну.

Ты вскрикнул, вода расплескалась повсюду, заливая пол, пока вы пытались найти в узкой ванне место для двух пар ног и рук. Не будем вспоминать, как комично ты пытался избавиться от мокрой одежды. Она села тебе на лобок и посмотрела в глаза. Почти с восхищением.

Ты стал ласкать ее спину.

— Мне так хорошо с тобой, — она, казалось, говорила серьезно.

Тогда ты улыбнулся. В кои-то веки она признавалась в своих чувствах. Ты был счастлив. Ты спрятал лицо у нее на груди и долго слушал, как бьется ее сердце, мягко, нежно и покорно.

36

Однажды днем Сельваджа пришла к тебе в комнату, как только ваши родители отправились по своим делам. Ты как раз читал «La Gazzetta dello Sport», когда услышал, как открывается дверь. На ней было зеленое нижнее белье, прекрасно подчеркивающее цвет ее глаз. Ты не успел ничего подумать, а она с распущенными волосами уже была в твоей постели.

Ты лукаво посмотрел на нее, открыл ящичек тумбочки и обменял «La Gazzetta» на презервативы.

После секса вы практически сразу заснули, даже не поговорив толком. Но теперь она открыла свои изумрудные глаза, и ты решил поведать ей то, что уже некоторое время занимало твои мысли.

— Что ты скажешь, если мы поедем куда-нибудь? — прошептал ты, слегка отодвигаясь, чтобы лучше видеть ее.

Она спросила с любопытством:

— Куда?

— Куда хочешь, насколько возможно, конечно. В Италии или в Европе. Решай ты.

— А деньги у нас есть?

— Да. На одну неделю хватит, я думаю. Серьезно, можем отправиться, когда захочешь.

Сельваджа крепко обняла тебя, целуя в губы:

— Я обожаю тебя, Джон-Джонни!

— А люблю тебя больше жизни, — сказал ты.

При этих словах легкая тень пробежала по ее лицу.

— Только хватит говорить о том, как ты влюблен, — взмолилась она. — Я вообще не понимаю, зачем ты это делаешь. Ты же в любой момент можешь получить меня, а я вовсе не нуждаюсь в клятвах.

— Я говорю, потому что это правда, — запротестовал ты. — Я бы не говорил, если бы это было не так. Я люблю тебя и не могу быть неискренним.

— Перестань! — перебила она. — Я больше не хочу слышать от тебя эту чушь, понятно?

В этот момент она была уже у двери и собиралась выскользнуть в коридор.

Ты быстро настиг ее и встал между нею и дверью, чтобы не дать ей уйти.

— Я не могу перестать, — сказал ты, — просто потому, что это не чушь. Это ты неправильно понимаешь любовь.

Сельваджа фыркнула:

— Помилуй, ты даже не представляешь себе, что такое любовь. То, что ты чувствуешь, это нереально, не может быть настоящим. И ты это знаешь.

— А если всякий раз, как я тебя вижу, у меня сердце начинает бешено колотиться, это реально, нет? — решительно возразил ты.

Она попыталась отодвинуть тебя, но не слишком уверенно. Ограничилась лишь легким подобием удара кулаком в грудь, а ты сказал:

— Ну, так что, поедем?

— Конечно, — ответила она. — Поедем.

Два дня спустя, десятого августа, разумеется, после того как родители получили от вас все возможные и невозможные заверения и успокоились, вы сели в поезд. Он пришел точно по расписанию.

37

Ты многого ждал от этой поездки. Одна мысль побывать в Риме, о да, именно он был вашей мечтой, в обществе Сельваджи радовала и страшила тебя одновременно. Там ее мысли были бы полны только тобой, она следовала бы за тобой повсюду, слушала бы только тебя и никого другого, и ее руки прикасались бы к твоему телу, готовому принять ее в долгие минуты любви, и ты не променял бы их ни на какие сокровища мира.

Полдня вы гуляли по городу, осматривали памятники и радовались, что никто не бросает на вас косых взглядов, никто не кривится от отвращения при виде ваших поцелуев. Здесь вы были влюбленной парочкой в романтической поездке, свободные от любого предубеждения и обязательств перед обществом.

Вам понравилось быть туристами. Вы отсняли двести фото, наверное. Ваши позы были такие же, как у обычных подростков в любой стране: она игриво целует тебя в щеку, вы целуетесь в губы, она в профиль смотрит на тебя и смеется, а ты смотришь прямо в объектив, серьезный, как альпийцы на старых фотографиях. Ну, разумеется, никто в доме их никогда бы не увидел.