Было тихо, только дождь стучал по крыше амбара. И вдруг среди тишины раздался голос Сенрена. Это был какой-то странный голос, казалось, он разговаривает сам с собой:

— Это я отвел ее в монастырь в последний раз. Графиня удивленно взглянула на него. Сенрен продолжал говорить таким же странным голосом:

— Я был их курьером… Когда у нее было послание для него, я относил его. Или приводил Хелоизу к нему по темным парижским улочкам. Я учился тогда у него, но я не был несмышленым мальчишкой, как другие ученики, вот почему Абелард выбрал меня. Я любил ее. Я так сильно любил ее, что иногда думал, что зря Питер доверяет ее мне, но позже я пришел к выводу, что он знал обо всем. Когда я видел, что он делает, мне хотелось убить его, но меня удерживало то, что она любила его. Он был для нее единственным любимым мужчиной, и, если бы я сделал то, о чем мечтал, она возненавидела бы меня. Я привел ее из монастыря повидаться с ним, после того как его кастрировали… Но им не суждено было встретиться, и я отвел ее обратно. Она очень любила смеяться… — Его голос неожиданно стал резким. — Этого ангела уже знали во всей Франции. Фулберт гордился ею. Он поддерживал все ее безрассудства, вплоть до желания учиться у него. Абелард был еще очень далек от своей славы. Он читал Овидия, изучал латинские трактаты и соблазнял девушек. Это было до того, как она забеременела от него и Абелард увез ее из Парижа в Британию. Он заставил ее оставить там ребенка и вернуться обратно. Питер, в конце концов, согласился жениться на ней, но жениться тайно, а затем убедил ее носить одежду послушницы.

Сенрен говорил с ненавистью. Констанция не знала, как остановить его воспоминания. Она молча наблюдала за ним. Он стоял почти обнаженный, с трясущимися руками.

— Ты хочешь знать, почему Питер Абелард хотел, чтобы его женитьба оставалась секретом? — спросил он, хотя Констанция не задавала ему никаких вопросов. — Фулберт был против тайного венчания, а Питера его брак, женитьба делали рабом, рабом человеческих страстей, рабом любви, наконец! Он же хотел посвятить себя церкви, стать ее рабом, но не мог этого сделать с женой и ребенком. Ты знаешь такие слова? — Сенрен произнес несколько слов на латыни, но Констанция отрицательно покачала головой, она не знала латыни.

— О! Это великие слова. Я знаю, что ты не понимаешь латыни. И зачем я это все тебе рассказываю? — спросил он себя, но продолжил: — Я умолял ее уйти со мной, я обещал любить, поддерживать ее и ребенка… Я говорил, что буду любить ее, оберегать до последних дней ее жизни. Но мои слова вызвали только гнев, Абелард был Богом для нее…

Констанция положила руку ему на лоб.

Не волнуйся, это уже в прошлом, — как можно спокойнее проговорила она

— В прошлом?! — вспылил он. — Я рассказываю, что было! Он любил ее! Да, да! Любил, великий Питер! Он выглядел как человек, потерявший рассудок!

Графиня присела около него.

— Но это все в прошлом, ты только мучаешь себя этими воспоминаниями, — прошептала она.

— Ты не понимаешь! Один знаменитый философ кастрировал себя сам, чтобы укротить свою плоть и не быть зависимым от женщин, и я знаю, как работал мозг Питера. Он хотел избавиться от Хелоизы, чтобы укротить свою плоть, чтобы стать свободным!

Его трясло, Констанция обняла его обнаженные плечи и притянула к себе. Было темно, и они едва могли видеть друг друга. Она хотела любить его, но не знала, как лучше к нему подступиться, он еще находился во власти воспоминаний.

— Я схожу с ума, — сказал он. — Я хочу разрушить мир и все в нем. Я хочу распространять разрушение, как это делал великий Абелард. Они говорят, что дьявол вселился в меня и я не могу сам помочь себе…

Констанция прекрасно знала, какая агония происходит с ним время от времени. Она повалила его на сено. Он посмотрел на нее.

— Что ты делаешь?

— Я буду любить тебя, — прошептала она. — Любовь не умерла, не так ли? Я не верю, что она могла умереть!

Она притянула его к себе и стала страстно целовать, ее язык раскрыл его губы и проник в рот. Графиня почувствовала, как напряглась его плоть. Жонглер замер и застонал, когда она коснулась его живота, затем спустилась ниже… Ее рука нащупала его члесн, жесткий и теплый. Она стала нежно ласкать Сснрена.

Констанция! — вскричал он. — Я не дотронусь до тебя! Оставь меня одного!

Она стала нежно покрывать поцелуями его подбородок, шею затем грудь. Она, как кошка, вылизывала его своим теплым и мягким языком, при этом умудрялась говорить ему нежные слова.

Ее губы скользили по его телу… Дождь стал для них ванной, и от волос Констанции пахло свежсстью. Его дыхание учащалось, становилось жестким по мере того, как ее губы спускались все ниже и ниже.

— Констанция! — выдохнул он и стал насмехаться над ее мужьями, хорошо обучившими ее приемам, от которых они получали удовольствие. Это была правда — Констанция многому научилась у них; но сейчас она делала все это с любовью, заставив его почувствовать, что и его любовь не умерла, не потерялась в жестоком, хаотичном мире. Она целовала его плоть нежно и мягко и вместе с тем не переставала ласкать его бедра, кожу под коленками, снова и снова возвращаясь к его члену, который стал негнущимся, жестким и толстым.

Она полностью взяла его в рот и своим языком стала играть с ним — сосала его, нежно покусывала, до тех пор, пока Сенрен не застонал.

Он забился под ней. Констанция поднялась с колен, скинула свое тряпье и легла на него. Почувствовав, как он вошел в нее, она стала двигаться. Внезапно Сенрен остановился и схватил ее за руки.

— Колстанция, черт тебя дери! Почему я нуждаюсь в тебе, почему хочу тебя так сильно? — прошсптал он задыхаясь.

Его руки стали с силой ласкать ее грудь, но эта боль только раззадорила графиню. Она закрыла глаза. Они с сумасшедшей страстью наслаждались друг другом. Констанция была такая же дикая, как и он. Он поднял ее на колени и взял сзади, потом положил на спину и вошел в нее сверху. Констанция растворилась в наслаждении и в порыве страсти впивалась зубами в его плечи, руки…

Наконец они выдохлись. Сенрсн со вздохом облегчения упал на нее, его большое тело ослабло. Констанция, обняв его, рыдала от огромного чувства, переполнявшего ее.

Он нежно поцеловал ее и прошептал на ухо:

— Красавица моя! Я так скучал по твоим длинным волосам…

Жонглер только улыбнулся, почувствовав, как графиня онемела от этих слов.

ГЛАВА 24

Когда они уходили, старый возчик встретил их у калитки с узлом в руках, он приготовил это для Констанции.

— Не лучший день для путешествия, — сказал он ей. — Становится холодно, а к вечеру может пойти снег. Говорят, молодая леди Морлакс где-то на дороге, враги преследуют се… Хотя есть многие, кто протянул бы ей руку помощи.

Они остановились и встревоженно посмотрели на него. Тьери закашлялся.

— А вы видели ее? — спросил он, наконец, откашлявшись.

— О, да. Я видел ее год назад, когда она ехала в Лондон, сопровождаемая сотней рыцарей. Она очень красива — не было никого, кто бы не оглянулся ей вслед. И еще она добрая — всегда помогает голодным и нищим. Некоторые даже молятся на нее, как на святую…

Тьери удивился:

— Люди молятся на нее?

Старик сощурил свои хитрые глаза и посмотрел на Констанцию.

— Старые добрые дела не умирают, как говорят в народе… если бы я знал, где она, и у меня спросили, я бы никогда ничего не сказал. Ни я, ни моя жена, — убежденно сказал он.

Тьери вопросительно взглянул на Сенрена, но тот уже шел к дороге.

— Я должен идти, — сказал он поспешно. — Держи язык за зубами о бедных путешественниках…

— О да, конечно, и я, и моя жена, — уверил его старик.

Когда они прошли, он хитро посмотрел им вслед и прищелкнул языком.


Старик оказался прав — погода ухудшилась, похолодало. На дорогах подморозило. Ллуд спросила Констанцию, что дал ей старик. Графиня понюхала узел.

— Овсяные лепешки, турнепс и, должно быть, сыр. Только сыр может так пахнуть…

Сенрен шел впереди. Тьери за ним, а женщины сзади.

Ллуд замедлила шаг и внезапно спросила Констанцию:

— Ты несчастлива сейчас? Графиня задумалась.

Тьери и Ллуд наверняка слышали их этой ночью, да и как можно было не слышать? Ничего не ответив, она посмотрела на Сенрена, который шел впереди. Как она могла быть несчастлива, когда мужчина, которого она любит, нес ее на руках, а потом подарил замечательную ночь любви — до сих пор ее душа переполнена страстью, восторгом и любовью. Она продолжала удивляться, как судьба сыграла с ними, позволив полюбить друг друга, ей — знатной, богатой леди и ему — нищему бродячему менестрелю. Но Констанция ни о чем не жалела, наоборот, она благодарила Господа за эту любовь.

Мысли графини вернулись к реальности. Она подумала, что будет чудо, если они благополучно доберутся до замка Морлакс.

— Я отрезала ваши великолепные волосы, а потом мы одели вас как мальчика… вы не обижаетесь на нас за это?

Констанция, услышав вопрос Ллуд, удивленно посмотрела на нее.

— Обижаюсь?! В такое опасное время вы сделали самое лучшее, что было в ваших силах. Я благодарна вам до глубины души. Как я могу обижаться?! Я не жалуюсь по поводу одежды, только очень жаль волосы, но я прекрасно понимаю, что другого выхода не было.

Услышав такой ответ, Ллуд подумала, что люди правы, когда просят за нее Господа в своих молитвах. Она повернулась к Констанции и попросила ее выбрать камень величиной с ладонь.

— Камень? — удивилась графиня. — Это предсказание? — спросила она, пристально глядя в лицо женщины. — Я не верю в это…

Леди Морлакс вскрикнула от удивления, когда Ллуд развернула тряпицу.

— О, какая прелесть! Где ты взяла такие прекрасные камни? Можно я выберу?

— Конечно, — ответила Ллуд. — Но только один.

Констанция долго рассматривала их и, наконец, остановилась на белом камне с серебряной полоской. Он был плоский, как будто разглаженный водой ручья.