«Счастье достается великой ценой. Но тогда… тогда…

Какая же я дура, — думала Катриона. — Вот же, Джонатан просит меня выйти за него замуж. Милый, милый Джонатан, которого я люблю столько лет! Бедный Джонатан, он совершенно изнервничался, готовясь весь вечер сделать мне предложение, и он ждет ответа».

— Дорогой мой, — прошептала Катриона, отбрасывая сомнения, страх и темноту, чувствуя охватывающие все ее существо радость и торжество (именно так она это себе и представляла). — Ах, дорогой, я так тебя люблю! Конечно же, я выйду за тебя замуж.

И Катриона поняла, что она — счастливейшая девушка в мире.

— О Боже! — простонал Джонатан и порывисто поцеловал Катриону, крепко обняв ее и больно впившись пальцами в обнаженную спину своей будущей жены.

Катриона почувствовала, как зубы Джонатана стукнулись о ее губы, и ощутила во рту солоноватый привкус крови, но не стала обращать на это внимания. Джонатан целовал ее так, как она столько раз представляла в своих фантазиях, одиноко мечтая об этом поцелуе в своей роскошной девичьей постели.

— О, Джонатан, — выдохнула Катриона. — Я так тебя люблю…

Глава 6

Впоследствии июньский бал в сознании Катрионы как-то незаметно слился с ее свадьбой в сентябре, превратившись в одно и то же событие.

Как и в июне, над ее прической в сверкающем великолепием номере отеля «Гайд-парк» трудился приехавший специально по этому случаю из Лондона Мартино. Он беспрерывно кудахтал и ворковал, укладывая под прелестную кружевную фату многочисленные витые локоны и романтичные завиточки отливавших золотом волос.

Джесс и Гвиннет тоже принимали участие в церемонии обряжения невесты. Сами они были в нарядах подружек невесты — коротких пышных платьях: одно из них серебряное, другое — сине-серое. Прически девушкам сделал все тот же Мартино.

И еще там присутствовала Виктория, в бесподобном дымчатом платье, при каждом движении отливавшем серебром.

Аметистовое кольцо на пальце Виктории пылало пурпурным огнем.

— Зачем ты пригласила ее в подружки? — еще раньше недовольно допытывалась у Катрионы Джесс.

— Кажется, Виктория приносит мне счастье, — улыбнулась Катриона. — В конце концов, не постучи Виктория вовремя к отцу в кабинет, Джонатан, возможно, так и не решился бы сделать мне предложение.

— Когда-нибудь все равно бы решился, — возразила Джесс. — И я думала над последними словами, выданными планшеткой…

Но Катриона уже дала себе полностью рациональное объяснение предупреждению планшетки. Разумеется, цена будет великой: отцу Катрионы придется выложить немалую сумму на реставрацию Барнхем-Парка, находившегося просто в катастрофически разрушающемся состоянии. Обойдется восстановление в тысячи и тысячи фунтов.

— Папуля ничего не будет иметь против, — с сияющим лицом сообщила Катриона Джонатану. — Он даже и не заметит.

Любопытно, что шафером на свадьбу пригласили Танкреди.

— Теперь Джонатан с Танкреди большие друзья. Джонатан останавливался у него в Лондоне, и тот водил его на вечеринки. Он таскал его с собой повсюду. И это было очень кстати, поскольку последние несколько недель я откровенно замоталась.

— Но шафером? — допытывалась Джесс. — Ведь у Джонатана должна быть масса других друзей. Почему Танкреди?

— А почему не Танкреди? — мечтательно улыбнулась своему отражению в зеркале Гвиннет.

Джесс пристально посмотрела на подругу.

«Боже мой, а ведь брат Виктории прав, — неожиданно подумалось ей. — Гвиннет действительно прекрасна!»

— Можно пригласить тебя на обед? — Пять слов, которые могли изменить всю ее жизнь.

— Конечно, — с решительностью самоубийцы ответила Гвиннет…

Тем же днем, накануне свадьбы Катрионы, Гвин встретилась с Танкреди в ресторане «Каприз» на Сент-Джеймс.

Традиционный французский интерьер, чудовищные цены, ужасно важные официанты, которые насмерть перепугали бы Гвиннет, не будь рядом с ней Танкреди. Боже, с каким терпением и даже вниманием он слушал ее болтовню. Гвиннет чувствовала себя удивительно остроумной и удивительно красивой. Совершенно новой личностью. Женщиной.

Наконец обед закончился, и Танкреди, слегка поддерживая Гвиннет под локоть, вывел ее через прекрасные, украшенные резьбой стеклянные двери на улицу.

Сев в такси, Танкреди вальяжно развалился на заднем сиденье, вытянув свои длинные ноги, и заговорщицки улыбнулся Гвиннет:

— А сейчас мы поедем ко мне домой и выпьем по стаканчику бренди. Времени у нас предостаточно. Потом я отвезу тебя, чтобы ты могла переодеться к ужину.

— Мне нравится такой план, — ответила Гвиннет, наслаждаясь собственной непринужденностью.

Квартира Танкреди располагалась на набережной в Челси. Она занимала весь первый этаж П-образного многоэтажного дома со сплошь увитым виноградом внутренним двором, который украшали греческие скульптуры и огромные каменные урны. В доме Гвиннет обнаружила черные мраморные полы, множество больших напольных ваз с дурманяще благоухающими цветами, сводчатые резные деревянные потолки, концертный рояль, четыре прекрасных антикварных шахматных столика с инкрустацией и шахматными фигурами из оникса, бесчисленные полки с книгами в кожаных переплетах, великолепные старинные персидские ковры.

— Несмотря на все свои недостатки, Скарсдейл имел хороший вкус, — заметил Танкреди, наливая из хрустального графина коньяк в два коньячных бокала из баккара.

— Салют. — Танкреди слегка чокнулся с Гвиннет.

Глядя Танкреди прямо в глаза, Гвиннет поймала себя на мысли, что Танкреди — единственный молодой человек, на которого она может так вот запросто, без тени смущения, смотреть.

— У тебя прекрасные глаза, — мягко сказал Танкреди, — Пообещай мне, что выбросишь очки и вставишь контактные линзы. — Он ласково взял Гвиннет за подбородок, слегка наклонился и нежно поцеловал, после чего приложил кончик указательного пальца к ее губам и, глядя в упор, спросил:

— Будем, как хорошо воспитанные люди, пить бренди здесь или возьмем с собой в постель?

— Никогда не видел более красивого тела.

Могла ли Гвиннет когда-либо, в самых дерзких своих мечтах, допустить мысль о том, что эти слова будут сказаны ей?

Гвиннет знала, что рано или поздно с ней случится нечто подобное, но никак не предполагала, что произойдет это ясным днем, при полном свете. Она лежала поперек огромной шикарной кровати, без тени стыда и угрызений совести, напротив, даже с какой-то гордостью за себя, в блаженстве оттого, что лежащий рядом с ней мужчина разглядывает ее наготу, исследует ее тело, прикасается к нему, разжигает в нем, дюйм за дюймом, сладкое, дух захватывающее, непреодолимое желание. Гвиннет чувствовала себя порочной распутницей, наслаждающейся возможностью доставить и получить удовольствие. Упиваясь собственным бесстыдством, она взяла руки Танкреди и положила их себе на грудь. Обвив ногами его бедра, девушка растворила свои врата прямо напротив гордо стоящего победителя. Представляя себя молодым диким животным, нежащимся и кувыркающимся на солнечном пастбище в высокой, сочной, мягкой, ласковой траве, Гвиннет довольно засмеялась.

Танкреди поднес бокал с бренди к губам Гвиннет. Она сделала глоток. Танкреди снова поцеловал ее, слизывая капли оставшегося на губах напитка. После этого он отставил бокал в сторону и наконец вошел в зовущую, горящую нетерпением плоть. Гвиннет выгнула спину, прижавшись бедрами к Танкреди, и застонала, ощутив его присутствие в себе, после чего принялась с удивительной легкостью двигаться вперед-назад, вперед-назад и еще, и еще, и еще… пока не смягчился яркий свет сентябрьского дня и тени не стали длиннее, а его лицо над ней не обозначилось с поразительной четкостью и контрастностью, с бисеринками пота, выступившего на лбу. Руки Танкреди, обнимавшие девичьи плечи, стали судорожно сжиматься, и он хрипло прошептал:

— Я готов. А ты?

Где-то в доме хлопнула дверь, но Гвиннет не обратила на это ни малейшего внимания. Она была вне себя, счастливо уносясь куда-то, потерянная в дикой тьме собственного существа, без конца произнося имя любимого:

— Танкреди…

Они умиротворенно лежали в объятиях друг друга.

— Я люблю тебя, — прошептала Гвиннет на ухо Танкреди. — Я люблю тебя, люблю…

За дверью неожиданно послышались шаги и застучали, удаляясь, по мраморному полу.

— Кто-то… — пробормотала Гвиннет.

— Не волнуйся, — прошептал в ответ Танкреди. — Это всего лишь Блайн, сторож. Или, разумеется, Виктория. Мы ведь у нее в доме. — Губы Танкреди тронула ласковая улыбка. — Тебе пора возвращаться. Я обещал Джонатану, что напою его сегодня вечером. Черт бы побрал эти глупые свадебные традиции. Но завтра, Гвин, после свадьбы? Как насчет ужина? Виктория ночным поездом уезжает в Шотландию…

Это была свадьба из волшебной сказки. Репортеры светской хроники пришли в откровенный экстаз.

От Катрионы Скорсби, белоснежно-золотой невесты, нельзя было оторвать глаз.

Гости умиленно взирали на счастливую новобрачную пару, и практически никто не заметил, что жених, сэр Джонатан Вайндхем, не совсем твердо стоит на ногах и потому постоянно нуждается в поддержке своего красавца шафера, и что под глазами молодожена легли синеватые тени, а прическа — в легком беспорядке. Но даже если бы репортеры и заметили некоторые странности, они отнесли бы их за счет вполне естественной нервозности жениха. Да в конце концов ничего в этом удивительного не было, учитывая традиционную холостяцкую вечеринку накануне свадьбы, которая, как рассказывали, удалась на славу.

— Катриона Элизабет, согласна ли ты взять этого человека — Джонатана Канингема Приса Вайндхема — в свои законные мужья, любить и заботиться о нем отныне и вовек…

— Да, — поклялась Катриона.

Трясущимися руками Джонатан надел кольцо на палец невесты, и Катриона стала новоиспеченной леди Вайндхем.

В свадебное путешествие Катриона надела малиновое платье из тайского шелка. Крошечная шляпка красовалась на гладких белокурых волосах, в очередной раз уложенных неутомимым Мартино. Вся розово-золотая, светящаяся любовью и счастьем, под руку со своим красавцем мужем, Катриона подбросила свадебный букет высоко вверх, но поймала его не одна из подружек невесты, а маленькая грушевидная тетушка Мод из Манчестера. Катриона обняла родителей, и миссис Скорсби в очередной раз расплакалась. Гости, шумные и оживленные после пышного обеда с шампанским и изысканнейшими блюдами, громко умилялись при виде двух красивых молодых людей, начинающих совместную жизнь, аплодировали, смеялись и тоже плакали, от всего сердца желая новобрачным счастья. Вскоре вестибюль, украшенный гирляндами и серпантином, опустел, Катриона и Джонатан направились к большому черному «роллс-ройсу», который должен был отвезти молодоженов в аэропорт Хитроу, откуда они рейсом «Эр Франс» отправлялись в Париж.