С тех пор как 1 мая с помпой был открыт гостиничный комплекс Барнхем-Парка, Джонатан большую часть времени проводил дома. Теперь он мнил себе, что бар был создан исключительно для его собственного удовольствия, а Клайв — его персональный слуга.

— И он не очень хорошо это воспринял, леди Вайндхем.

— Где сейчас Джонатан?

— Он сказал, что, если ему не позволяют пить дома, он поедет в Бат.

— Понятно.

— Он взял вашу машину.

Ее отлично отрегулированный и мощный «Ягуар ХК-Е» не терпел прикосновения пьяных и потому неверных рук.

Катриона почувствовала, как похолодело у нее внутри.

— Да… а свекровь?

— Приняла свою обычную дозу и отдыхает.

— Спасибо, Клайв.

Клайв был блестящим барменом. У него была феноменальная память на лица и имена. Клайв был расторопен, спокоен, учтив и всегда готов посочувствовать — он удивительно умно и проникновенно умел произнести простые слова утешения. Уникально сочетая в себе наблюдателя и доверенное лицо, Клайв всегда был в курсе всего происходящего в доме.

Теперь Клайв одарил Катриону улыбкой, одновременно осуждающей Джонатана и сочувствующей ей, после чего поспешил в бар приготовить очередной коктейль для биржевого маклера, приехавшего из Хьюстона с женой, поднимавшей шум по любому поводу и без повода.

Гостиница готовилась ко сну, и прислуга протирала подносы к утреннему чаю, мыла посуду к обеду и начищала серебряные приборы. Катриона вернулась в свой офис и около часа проработала с бумагами.

В полночь она отправилась в постель, но спать толком не смогла, просыпаясь чуть ли не каждые десять минут. В последние дни Катриона вообще плохо спала. В три часа ночи домой явился Джонатан. Катриона подошла к окну и увидела, как муж неловко вывалился из машины и теперь стоит, покачиваясь, перед домом. Его фигура безжалостно ярко освещалась полной луной. С печалью Катриона отметила изможденность когда-то красивого лица Джонатана и недавно появившиеся старческие складки у рта. Пошатываясь, Джонатан неверными шагами пересек двор и исчез из поля зрения Катрионы. Входная дверь затворилась за ним со страшным грохотом, потрясшим весь дом.

— Ах, Джонатан, — громко прошептала Катриона, вспоминая прекрасного молодого юношу. Ах, как давно это было. — Бедный Джонатан…

Джонатан сильно пил, его настроение в зависимости от количества выпитого колебалось от слезливо-сентиментального до приступов необъяснимой ярости. Похоже, он скоро начнет отпугивать постояльцев. Ничто так быстро не разрушает репутацию бара, как пьяница владелец.

«Что же мне делать?» — размышляла Катриона, не допуская в то же время мысли о разводе. Ей оставалось только наблюдать за мужем и следить за тем, чтобы дети никогда не ездили с Джонатаном на машине. Порою она даже жалела о своем опрометчивом отказе Арчи Хейли. Катрионе было так одиноко. Она скучала по Арчи гораздо больше, чем могла предположить.

Мать Катрионы нисколько не сочувствовала дочери.

— Сама виновата — упустила свое счастье.

Да, теперь Катрионе уже никогда не быть герцогиней.

Завтра Арчибальд Хейли, герцог Малмсбери, сочетается законным браком с Салли Поттер-Смит в Вестминстерском аббатстве, и она, Катриона, будет присутствовать на церемонии, чтобы пожелать новобрачным счастья.

Поездка на свадьбу чуть было не сорвалась.

Кэролайн, накануне вечером жаловавшаяся на першение в горле, проснулась в субботу утром с покрасневшими глазами, с температурой и в лихорадке. В соседней деревне свирепствовала корь, и, глядя на покрывшееся красными пятнами лицо дочери, Катриона задрожала, вначале от ужаса при мысли, что инфекционное заболевание в гостинице может вынудить хозяйку закрыть ее, потом — от стыда: что за ужасная она мать, которая переживает за доходы больше, чем за здоровье собственного ребенка! Она загладит свою вину, не поехав на свадьбу, и полностью посвятит день маленькой Кэролайн.

Приехал доктор. Кори у Кэролайн не оказалось. Обычное острое респираторное заболевание с температурой 38. Врач прописал легкие антибиотики и сказал, что к вечеру девочка будет чувствовать себя гораздо лучше.

— Так что нет причины тебе не ехать, — сказал Катрионе Джонатан. — Я позабочусь о Кэролайн.

Выглядел Джонатан ужасно: изможденное лицо, трясущиеся руки. Но была в нем и какая-то твердость.

Кэролайн в полнейшем изумлении глядела на отца:

— Ты, папочка?

— Да, я. А что? — Он с вызовом посмотрел на исполненное удивления лицо дочери и, предупреждая настойчивый протест Катрионы, обратился к ней:

— Тебе не о чем беспокоиться. Она больна и в постели, не так ли? Я не могу куда-либо поехать с Кэролайн. — Джонатан невесело усмехнулся. — К тому же и цербер остается доме — Не называй так мою мать, — вспыхнула Катриона и поджала губы.

Она всегда приглашала Эдну Скорсби присмотреть за хозяйством, если сама отлучалась на несколько часов, но Катриона не думала, что муж обращает на это особое внимание.

— Но ведь она же приедет, ведь приедет? — настаивал Джонатан. — Она и есть натуральный цербер. — Джонатан вздохнул. — Но вспомни, Кэт: Кэролайн и моя дочь тоже.

Кэролайн подпрыгнула на кровати, лицо девочки расплылось в улыбке. Она любила своего красивого папу, который вовсе и не казался папой — скорее старший брат. А временами и младший брат.

— Эй! — воскликнула Кэролайн и закашлялась. — Это будет супер!

— Я даже почитаю тебе, если хочешь.

— Джонатан, — запротестовала Катриона, — она достаточно большая девочка и прекрасно может читать сама.

— Ну пожалуйста. — Кэролайн снова закашлялась.

— И я тоже буду слушать, — сказал стоявший в дверях Джулиан.

— Почитай нам прямо сейчас. — Кэролайн протянула отцу книгу со своего прикроватного столика. — Я отметила страницу. Можешь начать вот отсюда.

Джонатан присел на кровать. Маленький коренастый Джулиан плюхнулся рядом с отцом, улыбаясь в предвкушении предстоящего удовольствия, и обнял отца за поясницу.

— Все хорошо, мамочка, — нетерпеливо защебетала Кэролайн. — Ты можешь ехать. Мы будем в полном порядке с папулей.

И все же что-то удерживало Катриону. Она никак не хотела уезжать.

— Давай-давай поезжай, — настаивала Эдна Скорсби. — Прекрасно справимся несколько часов и без тебя.

— Ну пожалуйста, мамуленька, поезжай на свадьбу, — канючила Кэролайн. — Ведь это же будет в Вестминстерском аббатстве. — И, стараясь подкрепить свои доводы более весомым аргументом, добавила:

— Я думаю, что там даже будет телевидение. Ты попадешь в новости.

— Поторапливайся, — отрезала мать. — Ты уже опаздываешь.

По дороге на свадьбу Катриона с легким чувством вины подумала о том, до чего же все-таки хорошо оставить наконец офис и повседневные обязанности и мчаться на машине в Лондон. Ничего не случится за полдня ее отсутствия.

Катриона уже готова была свернуть на шоссе М4, когда заметила, что красная лампочка на приборной панели мигает. Бензобак вчера был почти полон, но Катриона совершенно забыла о том, что на ее автомобиле ездил Джонатан.

Последняя заправочная станция осталась в двух милях позади. Катриона развернулась, но мотор «ягуара» зачихал, издал предсмертный рев и заглох окончательно в пятидесяти ярдах от бензоколонки. В результате оставшееся расстояние с помощью паренька в промасленном комбинезоне Катриона вынуждена была толкать тяжелую машину. Но это еще полбеды, вскоре она обнаружила большое масляное пятно на блузке.

Паренек, до глубины души расстроенный тем, что испорчен великолепный наряд, настоял на том, чтобы попытаться вывести пятно бензином, отчего оно расползлось еще шире. Катриона поспешно ретировалась, не дожидаясь, пока сердобольный заправщик найдет в своей мастерской какой-нибудь новый растворитель. Она надеялась на то, что ей удастся скрыть пятно складками блузки и никто ничего не заметит, потрясенный умопомрачительной шляпой, купленной Катрионой в «Харродсе». Эффектная шляпа покорит любого. Мысль эта весьма ободрила Катриону, она взглянула в зеркало заднего вида полюбоваться на шляпу и с ужасом обнаружила, что головной убор остался дома, так и не извлеченный из праздничной упаковки, а заодно и темно-розовые плетеные туфли на экстравагантно высоком каблуке.

Катриона, возможно, и могла появиться на церемонии в Вестминстерском аббатстве в блузке, испачканной маслом, и в простых мягких туфлях типа мокасин, но она никак не могла явиться туда без шляпы.

Нет, этой экспедиции определенно не суждено было состояться. Надо доехать до очередного разворота и вернуться восвояси. И тем не менее Катриона вопреки здравому смыслу продолжала двигаться в сторону Лондона.

«Черт с ним, — думала она, до упора вдавливая педаль газа, без труда оставляя позади „альфа ромео“, „порше“ и „мустанги“. — Я уже проехала полпути. Решено — иду на свадьбу».

Запыхавшаяся, раскрасневшаяся Катриона, прорвавшись сквозь толпу телевизионщиков и репортеров, вошла в зал как раз за несколько секунд до того, как свадебная церемония отправилась к алтарю по крытому красным ковром проходу.

Шафер, удивленно наблюдавший бурное появление Катрионы, усадил ее на заднюю скамью рядом с цветущего вида женщиной. Дама не обратила ни малейшего внимания на «бесшляпность» Катрионы.

Катриона мало что могла видеть со своего дальнего ряда: лишь мельком она заметила скользнувшую в просвете спин .; и голов Салли Поттер-Смит. Невеста была в белом платье с оранжевым цветком, за ней тянулся восьмифутовый шлейф, поддерживаемый четырьмя крошечными пажами в бриджах.

Соседка Катрионы высморкалась со звуком, подобным автомобильному гудку, и доверительно сообщила, что тридцать лет была няней у Поттер-Смитов.

— Дорогая Салли. Такая очаровательная герцогиня…

Катриона во второй раз попыталась разглядеть сквозь частокол голов и шляп новоиспеченную герцогиню, шествующую по проходу под торжественную музыку из вагнеровского «Лоэнгрина». Откинутая назад вуаль и внушительная грудь, затянутая в атлас, напомнили Катрионе галион, мчащийся на всех парусах навстречу ветру.