– Мама, я хочу тебя кое о чем спросить, – сказала тихо

Синдра. – Да?

– Только, пожалуйста, скажи мне всю правду. Обещай,

что скажешь.

– Говори, девушка, в чем дело?

– Кто мой настоящий отец?

Арета Мэй поглядела на нее запавшими глазами и долго молчала.

– Бенджамин Браунинг, он твой отец, – ответила она. Синдра кивнула. Она знала это с того, первого раза, когда

Арета Мэй об этом заговорила, но ей нужно было убедиться.

– А есть доказательства? Арета Мэй кивнула:

– В банке Босвелла лежит письмо. Ты его получишь после моей смерти.

– Но ты не умрешь, мама.

– Я не боюсь смерти, девушка. Я буду с Иисусом и моим дорогим мальчиком, Льюком.

– Нет, мама, я не позволю тебе умереть, – отвечала в ярости Синдра.

Арета Мэй загадочно улыбнулась:

– Я всегда знала, что ты, Синдра, пробьешься. Я всегда была в этом уверена.

Позднее, в тот же вечер, Синдра села с Мариком и рассказала ему все о своем прошлом, то, о чем она никогда ему не рассказывала. Он молча слушал ее рассказ о Бенджамине Браунинге, об изнасиловании, об аборте и обо всем плохом, что с ней случилось в жизни.

– О, беби, беби, я и понятия ни о чем не имел, – сказал он и крепко ее обнял.

– А зачем тебе знать? Это моя боль. И я сама с ней справлюсь.

– Этот Бенджамин Браунинг – распоследний сукин сын, – сказал Марик. – И можно послать кого-нибудь в Бос-велл, кто бы задал ему хорошую взбучку.

– Нет, – ответила она. – Бенджамин заплатит за все свои грехи, мама тоже этого хотела. Но накажу его я.

На следующий день она подписала контракт на серию выступлений по телевидению. Она привезла контракт домой и с гордостью помахала им перед лицом Ареты Мэй:

– Мама, ты видишь? Видишь вот это? Меня скоро услышит по телевидению вся страна. Все меня увидят. И в Босвелле тоже. Что ты об этом думаешь?

Арета Мэй печально улыбнулась и ухитрилась еще кивнуть ей:

– Ты будешь звездой, девушка. Ты уже всего добилась. А потом закрыла глаза и отошла с миром.

Синдра бросилась на тело матери и зарыдала. Марик вбежал в комнату, поднял Синдру и стал утешать.

– Хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, беби, – заворковал он. – Настало время, чтобы кто-нибудь о тебе всегда заботился.

– Посмотрим, – отвечала она, рыдая. – Увидим.

Нет, Ник не мог поверить, что она опять может с ним так поступить.

Прошло два дня, как Лорен улетела, и хотя он записывал на ее автоответчике бесчисленные просьбы перезвонить, она ему не звонила. Что с ней происходит? Ведь точно так же она поступила с ним тогда, в Нью-Йорке, когда он сидел в гостиничном номере пять дней и не отходил от телефона. На этот раз он этого не допустит.

Он связался с девушкой, которая представляла в Нью-Йорке Международное агентство актеров, и просил ее пойти в офис к Лорен.

– Пожалуйста, попросите ее позвонить мне немедленно, – сказал он. – Не уходите, пока не повидаетесь с ней. Я буду ждать у телефона.

Девушка исполнила просьбу и перезвонила ему в Лос-Анджелес:

– Очень сочувствую, мистер Эйнджил, но мисс Робертс в больнице.

– Что с ней? – спросил он в панике.

– У ее мужа сердечный приступ.

– Сердечный приступ? – переспросил он тупо.

– Да, я разговаривала с ее личным секретарем, и она сказала, что сообщит мисс Робертс о вашей попытке дозвониться до нее.

Он положил трубку и покачал головой. Значит, Лорен все рассказала мужу и у него сразу же случился приступ? Может быть, таким образом Оливер хочет ее удержать? Как все это скверно.

Позвонил Фредди и сказал:

– Знаешь, ты не поверило»!

– Что такое?

– Лорен Робертс отклонила наше предложение. По словам Сэмм, ее нью-йоркского агента, она не хочет брать роль.

– Почему?

– Ее муж в больнице!

– Но он ведь выздоровеет, правда? – спросил невразумительно Ник.

– Да кто же это может знать заранее? Очевидно, она у его постели днюет и ночует.

Да, это все непостижимо странно. Судьба их неоднократно сводила и судьба же опять их хочет разлучить. Если он вообще представляет, что Лорен за человек, значит, надо понимать, что она не оставит Оливера, пока он болен.

– Есть предложения? – спросил Фредди.

– О чем?

– Насчет ведущей актрисы?

– Отдай роль Карлайл Мэнн. Она очень хочет ее сыграть.

– Не думаю, чтобы студия была в восторге, она слишком уже пригляделась зрителям, в ней нет новизны.

– Но, Господи, ей еще и тридцати нет. И она подходит на эту роль. Скажи: «Я хочу, чтобы она играла», – и дело с концом.

– Ты уверен в этом?

– Абсолютно уверен.

Он действительно этого хотел. Только с помощью Карлайл Мэнн он как-нибудь просуществует эти несколько месяцев. Потому что Лорен не приедет. В этом он тоже был уверен.

Оливер слабо улыбнулся:

– Кто-то должен был мне сказать, что я слишком много работаю.

– Тебе это говорили и постоянно, – ответила Лорен, поправляя ему постель.

– Говорили? – переспросил Оливер простодушно.

– Да, об этом я говорила тебе, и Хауэрд, и Пиа. Мы все говорили! Что такая безостановочная работа грозит очень серьезными неприятностями.

– Ну уж, не такими серьезными.

– Если поставили биостимулятор, значит, было серьезное. Вошла санитарка и опять принесла цветы. Палата и так напоминала цветочный магазин.

– Я приторможу, обещаю.

Лорен кивнула:

– Если ты хочешь быть со мной, сдержи обещание. Он протянул руку.

– Подойди ко мне, моя прекрасная, моя незаслуженно забытая жена.

Почему-то на глаза у нее навернулись слезы. Она чувствовала такое облегчение, что он не умер. Пиа говорила, что если бы дворецкий не задержался и не вошел в кабинет к Оливеру, когда ему стало плохо, то он бы не выжил.

«А пока твой муж был при смерти, ты Робертс, было в Лос-Анджелесе, в постели с Ником Эйнджелом. Есть чем чем гордиться, не правда ли?

Но разве я хотела, чтобы все так случилось?

Но это случилось, и радуйся, что он еще не умер».

Ведь каждый раз, когда она его обманывала, случалось что-нибудь плохое. Сначала та ложная беременность, а вот теперь это. Но это же знамение. Им с Ником не суждено быть вместе.

Оливер сжимал ее руку и беспомощно смотрел на нее.

– Я строю планы, – сказал он. – Мы с тобой поедем в Рим и Венецию. Мы вместе отправимся путешествовать. Не знаю, что бы я делал без тебя, любимая. Я бы пропал.

Да, он был ее мужем, и она любила его, но, если говорить откровенно, он больше был похож на отца, чем на мужа. Он ведь даже никогда не был с ней по-настоящему близок. А в последние четыре года между ними вообще не было никакой близости.

Оливеру было почти семьдесят. Ей тридцать. О Господи! Она в ловушке, и выхода нет и не предвидится.

– Не волнуйся, Оливер, – сказала она. – Я здесь. И всегда буду с тобой.

Позже в тот день она позвонила Нику.

– Я уже слышал, – сказал он.

– Я просто не знаю, что сказать.

– Ничего не надо говорить. Я все понимаю.

– Я сейчас не могу с ним говорить, пока он болен. Может быть, через несколько месяцев, когда ему станет лучше.

– Лорен, не надо ничего объяснять.

– Но я должна. Я не могу заставлять тебя ждать.

– Я всегда буду ждать тебя.

– Не заставляй меня плакать, Ник.

– Послушай, ты сейчас должна исполнять то, что должна. Но я разведусь с Энни, как бы то ни было. Я не собираюсь продолжать с ней наши бессмысленные отношения.

– Да, но твоя жена не лежит на больничной кровати.

– Но мы можем, по крайней мере, иногда говорить с тобой.

– Ник, это не слишком удачная мысль.

– Ты меня просто убиваешь, Лорен, действительно убиваешь. Ты появляешься в моей жизни и исчезаешь. Ты, черт возьми, просто убьешь меня этим.

– Ник, если это имеет какое-то значение, то знай, я люблю тебя. Я тебя истинно люблю, но не могу оставить этого человека, не сейчас во всяком случае.

– Когда освободишься – позвони мне, – ответил он. – Надеюсь, я еще буду жить, а значит, надеяться.

Ник и Синдра похоронили Арету Мэй на кладбище в «Фо-рест Лон». Присутствовало много людей, которые выражали Синдре сочувствие.

– Но в действительности они выражают сочувствие звезде, а не дочери Ареты Мэй, хотя это безразлично.

– А ты уверена, что она захотела бы быть похороненной здесь? Может быть, надо было отвезти тело в Босвелл?

– Я думала об этом, – сказала она, – а потом вспомнила, что она там только бедствовала и страдала. А здесь она почиет с миром.

Через несколько недель Синдра сообщила ему, что опять едет в Босвелл.

– Зачем тебе это понадобилось?

– Марик поедет со мной. Я хочу как следует поговорить там кое с кем, иначе никогда не успокоюсь.

– Ты с ума сошла? – спросил он. – Да ведь ты теперь знаменитость. Зачем тебе возвращаться? Если в газетах появится твоя история, тебе это очень не понравится.

– Мне все равно, – упорствовала она. – Я что-то должна с этим делать.

Он понял:

Ты хочешь воздать по заслугам Браунингу, да?

Она кивнула.

– А как Марик к этому относится? Он со мной согласен и едет тоже.

– А Гордон? Ему ты рассказала?

– Нет, – раздраженно ответила она. – Я ничего не должна ему рассказывать. Он не отец-исповедник.

– Но, может быть, следовало с ним посоветоваться?

– Я заранее знаю, что он посоветует. Он скажет, чтобы я не ездила, точно так же, как ты говоришь. Но есть на свете кое-что неизбежное.

– Ну что ж, я желаю тебе удачи, Синдра. Ты знаешь, я искренне тебе желаю этого.

– А ты не хочешь со мной, Ник?

– Ты шутишь, наверное? Я туда не поеду ни за какие сокровища.

В тот день Энни вернулась домой. Лисса первая ворвалась в дом, бросилась к нему, в его широко раскрытые объятия:

– Папочка! Папочка! Ка-ак же я по тебе соскучилась!

– И я по тебе соскучился, малыш мой, – сказал он, крепко ее обнимая.