Она медленно пила утренний кофе, сидя на террасе с видом на Манхэттен. Стоял морозный декабрьский день, но было ясно. Ей нравилось смотреть на оживленный, деловой город, лежащий у ее ног.

Горничная принесла газеты. Она быстро просмотрела их. Один столбец в «США сегодня» остановил ее внимание. Она быстро пробежала его взглядом, затем прочла во второй раз, помедленнее:

«Сегодня миллионы поклонников во всем мире будут праздновать тридцать пятую годовщину со дня рождения всеобщего кумира, суперзвезды экрана Ника Эйнджела и презентацию его последнего фильма «Голубой убийца». Из сообщения «Пэнтер студиес» явствует, что Ник не будет присутствовать на премьере фильма в Лос-Анджелесе, как ожидалось ранее.

Пресс-атташе Эйнджела заявил, что актер проведет свой день рождения в Нью-Йорке».

Так, значит, Ник в Нью-Йорке и сегодня день его рождения… Интересно, суждено ей забыть его когда-нибудь?

«А могла бы ему позвонить в день рождения.

Нет, не можешь.

Почему?

Потому что он захочет увидеться с тобой, а ты собираешься начать новую жизнь с Оливером на юге Франции».

Она закрыла глаза и представила его лицо, и ей так захотелось быть с ним. Еще никогда и ничего она так сильно не желала.

«Интересно, зачем ты сама себя наказываешь, Робертс?

Я не наказываю.

Нет, наказываешь. И если ты хочешь быть с ним, так будь.

Я убила его отца.

Может быть. А может быть, и нет.

Я убила его ребенка.

Но ведь у тебя не было выбора».

Она потянулась к телефонной трубке. Рука нерешительно повисла в воздухе. Это длилось несколько секунд. Затем она покачала головой. Нет, нехорошо. Она опять искушает судьбу. О Нике лучше забыть.

Синдра опять позвонила. И опять трубку взяла Хани.

– Он рано утром уехал, – сказала она, – наверное, он полетел на своем самолете.

– Мне надо с ним поговорить.

– Ну, он будет попозже. Я готовлю для него вечеринку, сюрпризом.

– Но Ник не любит сюрпризов! Хани захихикала:

– Ну, этот ему понравится.

– Дай трубку Харлану.

Харлан говорил язвительнее, чем обычно. Со времени переезда в Нью-Йорк он вообще стал очень саркастически ко всему настроен:

– Сестра, дорогая моя, чем я могу быть тебе полезен?

– Мне нужно срочно поговорить с Ником. Как это сделать побыстрее?

– Ну, он не в лучшем своем настроении, – ответил Харлан. – И выскочил из дому, словно кот, которому на хвост привязали жестянку.

– Скажи, чтобы он мне позвонил сразу же, как вернется.

– Исполню.

Вот так он выбрался из квартиры, оставив их всех с разинутыми ртами, и теперь был совершенно один. Подняв свой маленький самолет в воздух, Ник ощутил потрясающее чувство свободы. Да, в этом ощущении есть что-то особенное: один, совершенно один, вне досягаемости, абсолютно, – и это такая для него редкость. О, конечно, у него были уединенные убежища, но одно за другим они переставали быть тайными. Так, «Нэшнл инквайрер» знал телефон его дома на побережье. Все поклонники в городе знали его дом в Лос-Анджелесе. Большинство деловых знакомых так или иначе узнавали номер его личного телефона.

А сейчас он отрезан от всего и ото всех, и это было чудесное ощущение.

Раньше он никогда не думал, что будет когда-нибудь летать. Он взялся за это дело, потому что один персонаж в его фильме побился об заклад, что сможет. А теперь он полюбил воздух больше всего на свете.

«В гробу вы меня видали».

Да, это искусительная мысль. Вот еще немного пролететь вперед и врезаться в волны океана и исчезнуть навеки. Вот вечный экстаз! И больше никакой суеты. Никакой славы. Потому что эта слава взяла его за горло и просто душит, душит. И нет на свете ничего, что принесло бы ему счастье.

Вот только Лорен…

А что он сделал, чтобы изменить положение?

Он ее упустил опять. Ничего не делал, не побеспокоился, чтобы не выпускать ее из виду.

«Позвони мне, когда будешь свободна», – сказал он тогда. С тех пор прошло четыре года.

Нет, она никогда не покинет Оливера. Она будет с ним до самой его смерти.

Да, черт возьми, он больше не может с этим мириться.

Повинуясь внезапному побуждению, он развернул самолет и взял курс на частный аэродром.

Рис думал о Синдре, он много думал о ней. Проклятье, она такая соблазнительная, такой сочный, лакомый кусочек! Да, о» не ошибся. Она таки стала звездой, и только потому, что он был достаточно прозорлив и платил за ее уроки пения и за все остальное. Суть в том, что он открыл ее, самый первый из всех. Это ему и только ему принадлежит честь открытия. Проклятье! Он даже говорил о ней на студии «Рено Рекордс». Да все они его большие должники! Они пресмыкаться сейчас должны перед ним, стоять на коленях.

Ему стало скучно одному в гостиничном номере. Незачем сидеть и ждать, когда позвонит Марик. У него есть пять сотен.

Хорошо бы их со вкусом потратить.

Он сел в машину и поехал по бульвару Сансет, сделав крюк Ла-Бреа к Голливудскому бульвару. Надпись гласила: «Обнаженные красотки. Верх и низ. Голенькие взрослые малютки».

Он припарковал машину, вошел, сел у бара и высмотрел длинноногую крашеную блондинку. Она прыгала и скрежетала зубами от страсти, освобождая от кожаных ремешков – единственного одеяния – свою мускулистую особу.*

Он кивнул ей, чтобы подошла, показал двадцатидолларовую бумажку.

– Подойди ко мне, куколка. Подойди, сексапилочка, – и свернул бумажку в узенькую трубочку.

Она подошла к краю сцены, что плавно переходила в бар, и присела на корточки. Он сунул трубочку за кожаный поясок, одновременно ухитрившись коснуться того, что пониже.

– Позже, – прошипела она. – Но я буду стоить больше двадцатки.

Он оскорбился. Он только раз в жизни платил за это, в тот день, когда вышел из тюрьмы. Ну, да ладно, можно и заплатить. Во всяком случае ясно, за что платишь.

Он подмигнул. Она тоже. Как он понял, они заключили договор.

Выпив кофе, Лорен вошла в квартиру и кончила упаковывать вещи. Лоренцо хотел приехать к ней домой, но она отклонила предложение.

– А что ты делаешь вечером? – спросил он.

– Сижу дома. Он вздохнул:

– Лорен, Лорен – еще один выход в город, прежде чем ты исчезнешь в своем уединении. Пожалуйста, я прошу тебя.

– Ну, может быть.

Это искушение – отправиться с Лоренцо пообедать куда-нибудь, но ей искушений не надо. Она уже привыкла к жизни, которую давно ведет. Без секса.

«Что же ты, монахиня, Робертс?

Нет, но у меня достаточно силы воли, чтобы больше не обманывать мужа.

О, перестань разводить эти сентиментальные бредни».

В два часа телефон зазвонил вновь. Если это Лоренцо, решила она, то она скажет, что обедать с ним не пойдет. К чему искушать судьбу?

– Эй, Лорен!

Она затаила дыхание.

– Кто это? – спросила она, хотя сразу же поняла кто.

– Ник.

– Ник, – повторила она тупо.

– Давненько не виделись. Как ты?

– Через два дня уезжаю, – ответила она поспешно. – Мы С Оливером переезжаем во Францию.

– Хочу с тобой увидеться.

– Это невозможно.

– Лорен, сегодня у меня день рождения. Помнишь былые времена? Ты всегда меня опекала по такому случаю.

– Ты же знаешь, что каждый раз после нашей встречи что-нибудь случается, Ник, – сказала она тихо.

– Мне нужно пять минут твоего драгоценного времени.

– Для чего?

– Ты можешь уделить мне пять минут в мой день рождения?

Ну, Ник, перестань, ведь это просто смешно.

– Будь внизу через полчаса. Я уже еду. – И прежде чем она успела ответить, он повесил трубку.

Она в нерешительности зашагала по комнате – что же делать? А затем подумала, что раз уж ничего нельзя переменить, то лучше повидаться.

«Не делай этого.

Нет, я решила».

Она почувствовала сильное возбуждение, словно ее пронизало током, и побежала в спальню. Сбросив надоевшие шелковую блузку и юбку, она достала любимые выцветшие джинсы и старый свитер. Не надо выглядеть так, словно она готовилась к встрече. Затем зачесала назад волосы, положила мягкие тени у глаз и чуть-чуть тронула румянами щеки. И быстро погляделась в зеркало. Лицо заалело. В нее словно вдохнули жизнь – впервые за долгое время. Надев теннисные туфли, она схватила очки и сбежала вниз.

– Вам нужна машина, миссис Либерти? – спросил швейцар.

– Нет, нет, все в порядке.

– На улице холодно.

– Да нет, не холодно. Солнце светит.

– Если вы собираетесь выйти, надо надеть пальто.

– Нет, Пит, я не гулять. Сейчас за мной придет машина. Я всего на пять минут.

Почему она все это объясняет швейцару?

– О, кстати, миссис Либерти, – сказал он, подавая ей конверт, – я должен был сегодня передать вам это письмо. Его оставил для вас мистер Либерти. Я уже хотел принести его наверх, когда вы сами спустились. Так что избавили меня от прогулки.

Она взглянула на конверт и узнала почерк Оливера. Быстро развернув письмо, она прочла:

«Моя дорогая Лорен!

Уже некоторое время я понимал, что ты не вполне счастлива. По правде говоря, я тоже. У меня такое ощущение, что оба мы предаем свои истинные чувства и что лучше нам было бы расстаться. Я ни за что не хотел бы, чтобы ко мне относились как к тяжкому бремени, и не знаю, понимаешь ли ты это, но именно так и происходит. За последние несколько месяцев, когда мы вели переговоры о покупке фермы, я очень сблизился с Пегги. Она изумительная женщина и ближе мне по возрасту, и совершенно готова к тому, чтобы вести спокойный, уединенный образ жизни. А ты, моя дорогая, – нет. Поэтому я договорился с Лоренцо задержать тебя в Нью-Йорке. Это твой город.

Лорен, я даю тебе свободу, потому что люблю тебя и потому что нам будет лучше врозь.

Конечно, я очень хорошо понимаю…»

И так далее, все в том же духе, и она читала письмо со смешанными чувствами. Оливер тоже хочет свободы. И он отпускает ее!