«Нет, такого я не хочу», – про себя призналась Мария. Молчаливые страдания Магнуса, его взгляд, по которому можно было сказать, что он все еще ничего не понимает, как любовь всей его жизни могла исчезнуть просто так. Эта картина совершенно не нравилась Ванде. Она не считала, что Гарольд будет страдать! Казалось, он уже сейчас смирился с ее потерей. И все же со своей стороны Ванда хотела подвести под этими отношениями черту. Но это ведь не требовало ее непременного возвращения в Америку, разве нет?

– И потом еще есть финансовые вопросы. Нужно обговорить, например, такие банальные вещи, как приобретение собственного жилья. Не пойми меня превратно, ты можешь оставаться у нас так долго, как сама того захочешь, – продолжала Йоханна. – Но ты же не будешь вечно жить на чемоданах. И наверняка дома есть вещи, по которым ты уже скучаешь.

– У меня с собой есть все, что нужно, – ворчливо ответила Ванда.

Девушка считала, что мать вообще может раздарить все ее оставшиеся вещи. Куда ей здесь надевать бальные платья и расшитые жемчугом сандалии?

– Рут в свое время тоже уехала с одним чемоданом в руке, никому ничего не сообщая. И Мария тоже все бросила, когда решила жить в Генуе вместе с Франко. И только в мои дела каждый должен вмешаться!

Она упрямо выпятила нижнюю губу. А что, если она просто здесь останется?

– Ах, Ванда… Почему тебе непременно нужно совершать ошибки взрослых? – вздохнула Йоханна и устало взглянула на племянницу. – Разве не умнее было бы хотя бы попытаться сделать все лучше?


– А почему ты не сказала матери, что мы поженимся? – спросил Рихард, насупившись. – Это бы ее наверняка переубедило.

– Поженимся? – пронзительно вскрикнула Ванда. – Об этом и речи не было еще…

– Что ты смотришь, как испуганная косуля? Ведь с первых дней было понятно, что мы будем жить вместе. Поэтому ясно и то, что когда-нибудь мы поженимся. Собственно, я хотел с этим еще повременить, пока… Ну, пока я смогу предложить тебе что-то большее.

Он сделал неопределенный широкий жест.

– Но если уж дошло до этого, то я сегодня же вечером отправлюсь на нагорье и попрошу у Томаса твоей руки. Раньше или позже – какая разница?

Рихард пожал плечами, словно это было уже решенное дело.

– А как насчет того, чтобы будущая госпожа Штемме поцеловала своего жениха?

Подмигнув, он протянул Ванде руку.

Госпожа Штемме… Искушение было велико, ей хотелось прильнуть к его груди и застыть в объятиях, наслаждаясь приятным чувством от его слов. Однако Ванда неожиданно отстранилась, а вместо радостного биения сердца и романтического настроения почувствовала раздражение и разозлилась.

– Собственно, я несколько иначе представляла себе предложение о замужестве… – холодно произнесла она.

Рихард часами говорил о новых стеклодувных техниках или о том, что рассказал ему Готтхильф Тойбер во время последнего визита, но информацию о такой важной вещи, как женитьба, он уместил в одно предложение! Да еще и ее не спросил. Ванда не думала, что мать придет в восторг от ее новых матримониальных планов. Скорее, напротив: вероятно, Рут положит все силы на то, чтобы помешать дочери выйти замуж за стеклодува! Именно это она и сказала Рихарду.

Оба долго молчали. Рихард нерешительно заговорил первым:

– Я понимаю… твои родители будут, конечно, возражать против моей кандидатуры. Поэтому я не совсем уверен в успехе этого дела. То есть… я хочу сказать… – Он яростно провел рукой по волосам, так что они растрепались. – Что я тебя люблю, в этом я, конечно, уверен. Но все остальное…

Он сделал беспомощный жест.

– Может, я осмелился говорить об этом, потому что иначе у меня голова лопнула бы от всяких раздумий. Получатся ли у нас нормальные отношения? Этот вопрос всплывает в моей голове, как громадное черное чудовище, и утром, и посреди ночи, и иногда даже за работой. И мне нелегко отогнать его прочь. Ты такая… образованная девушка! Такая опытная. И вдруг решила переехать из Нью-Йорка к нам в Лаушу…

– Но я… – перебила его Ванда, однако Рихард тут же снова заговорил:

– Сейчас, когда все в новинку, тебе, конечно, у нас нравится. Но наверняка наступит следующая зима. А потом еще одна. Как ты справишься, если Лаушу иногда будет заметать так, что она окажется отрезанной от внешнего мира? Не возненавидишь ли ты меня просто от скуки? И насколько тебе будет интересно работать в мастерской изо дня в день? Могу ли я надеяться, что ты справишься с этим? – Он вздохнул. – Порой это чудовище становится сильнее меня, и тогда я думаю: лучше б мы никогда не встречались. Но теперь я сделал тебе предложение и счастлив! Ванда, дорогая, у нас все получится! Я знаю это и приложу все силы, чтобы сделать тебя счастливой!

Его неуверенный взгляд резко контрастировал со своенравными нотками в голосе. Ванда еще никогда не видела Рихарда таким ранимым. Ее сердце затрепетало от любви к этому мужчине, который, очевидно, всегда делал то, что должен, и говорил то, что должен, и неважно, волновали его эти вещи или нет. Она взяла его руку и серьезно посмотрела в глаза.

– Меня все это тоже немного волнует. Но, как ты уже сказал, мы должны побороть в себе черное чудовище под названием «сомнение»! Любовь делает человека непобедимым, правда? – с пафосом добавила она.

Он неуверенно взглянул на нее.

– Что это значит: «да» или «нет»?

– Конечно да, ты, болван! – усмехнулась Ванда. – Да, да, да!

На этот раз она подалась, и он обнял ее. Рихард закружил ее по комнате, словно она весила не больше песчинки, а Ванда весело завизжала.

– Она станет моей женой, ура-а-а!

Ванда радостно смеялась. Она целовала губы Рихарда, мочки ушей, его шею под прядями волос.

В какой-то момент он отстранил Ванду от себя и состроил виноватую мину.

– Кроме того, что твои родители могут быть против, есть еще одна маленькая организационная проблема. Не то чтобы с этим нельзя было справиться. – Он подошел к шкафу. А когда вернулся, в руках у него было письмо. – От Тойбера, – объяснил он. – Свадьба может состояться только в июле, это самый ранний срок. Во вторую или третью неделю мая…

– Мы ведь еще совсем не говорили о сроках, – перебила его Ванда, и в ее глазах загорелись сердитые искорки.

Хоть она и согласилась на замужество, но это ведь не значит, что ей и словечка поперек нельзя сказать! И ее вопрос с поездкой в Нью-Йорк тоже еще не был решен.

– …я буду в Венеции. Ты помнишь о художественной выставке, о которой я тебе рассказывал? Это мое приглашение. Готтхильф Тойбер хочет представить меня на нескольких стекольных мануфактурах. Он говорит, что я мог бы использовать эту возможность, чтобы лучше познакомиться с итальянцами и…

– Ты уезжаешь? – глухо произнесла Ванда. – Но почему ты ничего об этом не рассказал?

– Я как раз тебе об этом и говорю, – ответил Рихард. – Кроме того, это же всего на две недели! Тойбер говорит, что я должен…

– Две недели! Тогда у нас остается еще меньше времени, чем я думала! – пробормотала Ванда. Если ей действительно нужно будет поехать в Нью-Йорк, то придется покинуть Лаушу до того, как Рихард вернется из Италии. А что, если он вдруг во время поездки влюбится в красивую итальянку? Как Мария влюбилась в этого Франко! Тогда она останется сидеть в Нью-Йорке одна и…

Она бросилась к Рихарду и обняла его.

– Пожалуйста, не уезжай!

Страх потерять Рихарда в одно мгновение затмил все остальное. Может, ей стоит просто пренебречь желанием родителей и остаться в Лауше? От этой мысли Ванде даже сделалось нехорошо.

Какое-то мгновение слышалась лишь весенняя капель таявшего снега, капли звонко падали в бочки для сбора дождевой воды позади дома.

– Почему бы тебе просто не поехать вместе со мной в Италию? – вдруг прошептал Рихард в волосы Ванды. – Выставка может быть полезна и для стеклодувной мастерской Хаймеров. Говорят, там можно завязать много деловых контактов. И это еще одна причина, по которой я хочу поехать туда, хотя я не стану говорить об этом Тойберу прямо в лицо. Но когда-нибудь моя мечта сбудется, и у меня будет много таких клиентов, как он. Я не желаю быть привязанным только к одному, ты понимаешь?

Ванда кивнула и положила голову ему на грудь. Она понимала это, да еще как! Хотя ей и удалось заинтересовать Карла-Хайнца Браунингера в продукции отцовской мастерской, в душе она все еще переживала. Первейшей задачей было найти новых клиентов. Только как это сделать? До сих пор это оставалось под большим вопросом.

– Мы вдвоем в Венеции…

Ванда горько вздохнула. Но прежде чем она успела влюбиться в картинку, которую нарисовало ей воображение, девушка отпрянула.

– Но Йоханна никогда не позволит мне такое! А мои родители и подавно! – произнесла она, не акцентируя внимания на том, кого имеет в виду: Рут и Стивена или Рут и Томаса Хаймера.

Рихард поцеловал ее в губы.

– И я могу понять их. Ты ведь еще несовершеннолетняя. И мы не женаты даже, иначе это дело выглядело бы совсем иначе…

В мечтах Ванда уже видела качающиеся в неярких солнечных лучах гондолы, как вдруг в голову ей пришла другая мысль:

– А далеко ли расположены Венеция и Генуя друг от друга?

Рихард пожал плечами.

– Понятия не имею. А почему ты спрашиваешь?

– Может, у тебя есть атлас, в котором мы могли бы это посмотреть? – спросила Ванда, заведомо зная ответ.

– Атлас? У меня? Как бы он у меня оказался? Но у твоей тетки он точно есть, Анна когда-то приносила его. Мы хотели узнать, далеко ли до Баварского Леса и до Шварцвальда, где тоже много стеклодувов. Мы собирались посетить их как-нибудь… – отмахнулся он. – Чего только не нафантазируешь во время длинной зимы. Но теперь расскажи, зачем тебе это?

Ванда тут же подавила приступ ревности, возникший после слов Рихарда.

– Ну, если я правильно помню, то Мария должна родить в мае. И вот я спрашиваю себя… Что, если я навещу ее как раз тогда? Если при родах будет помогать какой-нибудь член семьи, против этого ведь никто не станет возражать, правда?