Петра Дурст-Беннинг - Американская леди

Она всем телом навалилась на дверь. Ничего не произошло. Что все это означает?

– Франко! – закричала она. – Франко, открой дверь!

В душе Марии нарастала паника. Она, будто спрут, обволакивала щупальцами тело женщины.

– Черт побери, что же это такое? Меня никто не слышит?

Ничего не произошло.

Марию заперли.

– Господи, Ванда! Я ведь стеклодув, а не рабочий на фабрике! У тебя такие идеи!

Томас Хаймер ударил по столу кулаком и изнуренно помотал головой.

– Когда ты заявила, что хочешь помогать в мастерской, я думал, ты имеешь в виду генеральную уборку или вытирание пыли. А о том, что ты поставишь все с ног на голову, речи не было!

Ванда на какой-то миг замолчала. От ярости она сильно сжала губы.

– Вытирание пыли – о такой помощи точно не было речи! Или ты считаешь, что мать согласилась бы отпустить меня, если бы знала, что я тут в горничные пойду? – сказала она после того, как внутренне немного успокоилась.

Только два дня назад пришло письмо из Нью-Йорка на пяти листах, в котором Рут четко дала понять, что не одобряет внезапно проснувшуюся любовь к отцу. Со вчерашнего дня Ванда раздумывала, как помягче сформулировать ответ, который наверняка серьезно обескуражит Рут. Но пока ничего не получалось.

– Да, для грязной работы эта барышня слишком утонченная! Как ее мамаша когда-то, – съязвила Ева, стоявшая у плиты.

– Я бы давно мог производить стеклянную продукцию для технического применения, если бы хотел, – ответил Хаймер подчеркнуто равнодушно и указал на пустую пивную кружку, ожидая добавки.

– Стеклянные колбы и пробирки. Что общего это имеет со стеклодувным ремеслом?

Ева со стуком поставила перед Томасом на стол еще одну бутылку пива. Потом она вернулась к плите и помешала какой-то непонятный суп.

– Кроме того, уже есть достаточно стеклодувов, которые зарабатывают этим на хлеб.

– Я все время слышу о ремесле! – не выдержав, воскликнула Ванда. – Но факт остается фактом: ремесленное искусство само по себе прокормить не может, правда? Какие же из этого следует сделать логические выводы? Подыскать то, что сможет тебя прокормить! Я и не пытаюсь добиться большего, я была бы рада, если бы вы тоже немного напряглись, вместо того чтобы ругать мои идеи. И пожалуйста, Ева, открывай хотя бы окно, если варишь что-то в кастрюле без крышки! От этого пара может сделаться дурно, – выругалась Ванда. Постепенно вся эта затея стала казаться ей слишком глупой!

Она быстро подметила, что в доме Хаймеров не церемонятся. Вежливые обороты речи, внимание к чувствам другого или тактичность – ничего из этого и в грош не ставилось. Каждый говорил то, что думал, весьма прямолинейно, в том числе и Ванда. И все же каждый раз, когда Томас резко отметал следующее предложение, это задевало Ванду. Она была уверена, что какое-то из ее предложений действительно хорошее! Разумеется, девушка не была экспертом по экономическому консультированию, но она сама удивлялась тому, сколько информации ей удалось узнать о стекле и о Лауше за последние недели. Однажды она даже сидела за стеклодувной трубкой и пыталась выдуть стекло под руководством Томаса Хаймера. В этом Ванда не проявила достаточной ловкости и вспомнила ненавистные занятия по рукоделию в Нью-Йорке.

Ева сначала накрыла кастрюлю крышкой, а потом захлопнула за собой дверь. Но уже в следующий миг она просунула голову обратно в кухню:

– Не забывай, что тебя никто об этом не просил! Являешься сюда и воображаешь, что мы только и ждем твоих идиотских советов! Если бы тебя услышал Вильгельм, то не был бы в таком восторге от твоих визитов!

Дверь хлопнула во второй раз.

За столом воцарилось молчание.

Томас Хаймер заговорил первый:

– Техническая посуда, стеклянные пуговицы, витые стеклянные бусы – к этому нельзя приспособить сегодняшнее производство, чтобы начать работать по-новому, для всего есть специалисты. А потом эта твоя сумасбродная мысль о стеклянных витринах на домах! Это все не так просто, как ты себе представляешь, Ванда, – произнес он, смягчившись, словно ему самому стало неловко от собственного взрыва ярости.

– Я об этом и не говорю, правда? – воскликнула Ванда. – Но что-то ведь нужно делать, это же ясно.

– Может быть. А может, и нет. За плохими временами всегда наступают хорошие и наоборот. Нужно бороться с этим и не переставлять в мастерской все с ног на голову. Это простые законы природы, так было всегда, – вздохнул Хаймер. – Но что об этом может знать городской человек?

– Ты и твои природные законы! Вот мне интересно, почему эти законы природы не затронули всех стеклодувов, а лишь тех, кто не успел приспособиться к новым временам? Мода, которая сменилась, вернется нескоро, люди уже просто насмотрелись на старое. Тут уж можешь поверить мне как городскому человеку! А ведь в города по большей части поступают товары из Лауши, правда? Людям нужна новизна! Современные изделия, которые облегчают их повседневность. Новые красивые вещи, которыми можно украсить дом. И большие фабрики, которые забирают у вас работу, просто так не исчезнут!

Ванда устало откинулась назад. Сколько же раз ей придется разжевывать ему эту простую истину? Она сама себе казалась заезженной пластинкой, которая проигрывает одно и то же место.

На этот раз оба упрямо молчали.

Они просто не могли прийти к общему знаменателю. До сих пор отец противился каждой новой идее. Если ему что-то не нравилось, он отказывался даже думать об этом. Ванда упрекала его, и с каждым ее приходом на нагорье споры становились все ожесточеннее.

Теперь он сидел и кривился, как школьник-переросток! При этом он дул губы точно так же, как дед, когда отказывался от еды Евы. «Если я сейчас ему выскажу еще одну идею про разноцветные стеклянные шарики, он тоже наверняка от нее откажется», – подумала Ванда.

Она встала.

– Мне нужно идти. Я пообещала Рихарду, что загляну к нему.

Хаймер напряженно смотрел на свою пустую кружку.

Ванда, как и Ева до этого, сунула еще раз голову в кухню.

– Иногда мне кажется, что ты согласился, чтобы я приходила, только потому, что знаешь, как это рассердит Йоханну.

– Что ты сделала?

Рихард от удивления выпустил из рук стеклянную заготовку, над которой работал, и уставился на Ванду.

– Я предложила ему сделать перед домом витрину, в которой бы он мог разместить товары, которые производит: чтобы можно было выбрать. А еще сделать вывеску, что люди могут зайти в мастерскую и посмотреть, как он работает. Кто никогда не видел, как выдувается стекло, наверняка решит, что это невероятно интересно. Такое бы точно привлекло покупателей, я уверена. Но он отказался подумать над моим предложением даже минуту. «Я же не зверь в зоопарке!» – накричал он на меня.

Ванда с досадой пригладила пряди волос на затылке.

Рихар безудержно расхохотался, а потом махнул рукой, приглашая девушку подойти к нему.

– Подойди ближе, чтобы я мог тебя поцеловать! – крикнул он, все еще смеясь.

– Мне хотелось бы знать, что в этом такого смешного, – ответила Ванда, продолжая сидеть. Ее взгляд упал на ледяные узоры в окне перед ними. «Как только Рихард выдерживает весь день на таком холоде?»

– Городские покупатели ушли именно без витрин. Что-то же должно привлекать людей в магазин!

– Конечно, но не у нас! Ванда, ты в деревне! Знаешь, как у нас раньше говорили о горожанах? Они бьют баклуши за семью горами.

Ванда взглянула на него сквозь слезы.

– Ты еще ударь меня в спину!

Горелка Рихарда в последний раз вспыхнула и погасла. Табурет заскрежетал по деревянному полу. Потом Рихард подошел к Ванде, сел за стол, взял ее окоченевшие руки в свои и поцеловал ладони.

Ванду охватила дрожь, как и всякий раз, когда он ее касался.

– Кто будет смотреть в такую витрину? Несколько путешественников, которые заплутали в Лауше, но таких ты сможешь пересчитать по пальцам. Мы живем за счет контактов, которые выходят за пределы деревни.

В голосе Рихарда слышалось легкое нетерпение.

– Да, я знаю! – проворчала Ванда. Ей было неприятно, оттого что она выставила себя на посмешище.

– И таких контактов у моего отца нет. Их больше нет. Он получил один смехотворный заказ на прошлой неделе. Пятьдесят стеклянных чаш с ножками – просто грандиозно! Он давно разорился, мастерская на последнем издыхании, и ты думаешь, он это осознает?

Она тяжело вздохнула.

– Эта покорность судьбе! Как мне его убедить, что нужно брать дело в свои руки? Можно всего достичь, если только захотеть! По крайней мере, нужно хотя бы знать, чего хочешь…

Ее ярость отступила – на смену ей пришла задумчивость.

– Мне кажется, я как рыбак, который забрасывает леску в мутный пруд, не зная, что, собственно, хочет поймать. Что бы я ни предложила, отец отметает. Между нами это превратилось в какое-то состязание. По крайней мере, в этом мы преуспеваем!

Ванда осеклась.

– Почему я разрешила втянуть себя во все это? – выдавила она наконец сквозь слезы.

Почему Рихард просто не подошел, не взял ее за руку и погладил так, как он умел, и…

– Не сердись на меня, но, честно говоря, я считаю иначе. Ты бы подошла к этому делу… как-то организованнее.

Рихард поглядывал на нее с веселым огоньком в глазах.

– Что?

Ванда прекратила хныкать. Она вдруг почувствовала, как в душе вскипает необузданная ярость.

– Неужели я появилась и стала всем рассказывать, что я мудрость ведром черпаю? Ты втянул меня в это дело!

Несмотря на такой выпад, Ванде все еще хотелось притянуть Рихарда к себе и поцеловать, хотя внутри ширилась злоба.

Он усмехнулся.

– Твое сравнение с рыбаком прозвучало очень неплохо, только я вот что вижу: тебе, американке с коммерческим образованием, наверняка удастся вытащить на берег большую рыбу. Может быть, ты просто пока использовала не ту удочку. Или рыбачила не в том пруду. Но все изменится.