Ох, как мне сложно писать такие тяжелые слова! При этом я всего лишь хотела сказать: от радости за тебя у меня даже сердце разболелось!

Поверишь ты мне или нет, но я по твоему первому письму поняла, что тебе понравился Рихард.

Разумеется, я тебя понимаю: Рихард – очень необычный человек. И к тому же он очень симпатичный. Я думаю, что он вскружил голову не одной Анне. Ты уверена, что не преувеличиваешь, описывая события рождественского вечера у двери дома Йоханны? Собственно, Рихард мне всегда казался одиночкой, и я не видела в нем верного мужа и отца семейства. До этого, слава богу, еще не дошло. Дорогая Ванда, я очень, очень рада за тебя! И все же я опасаюсь, что дела у тебя и Рихарда разворачиваются слишком быстро. Я просто слышу, как ты мне возражаешь: «В таком возрасте моя мать уже была замужем!» Тут ты, конечно, права, но подумай о том, что твоя мать была очень несчастна в раннем браке. Было бы очень неразумно совершать такие же ошибки, правда?

Я сейчас не хочу проводить параллели, хотя они и уместны, но сравнение напрашивается само собой: твоя мать покинула Лаушу из-за большой любви, а ты планируешь из-за большой любви в Лауше остаться. Разве это не забавно?

Кстати, что на все это говорит твоя мать? Прежде всего о том, что ты хочешь работать вместе с Томасом Хаймером. Для нее такая новость должна была стать сюрпризом, может, даже повергла ее в ужас. (Я все же очень надеюсь, что ты написала ей об этом!) И что говорит Йоханна? Она, наверное, тоже спустилась с небес на землю, да? Не думаю, что ей понравится, если ты каждый день станешь бегать на нагорье. Наверное, телефонная линия между почтамтом и Нью-Йорком уже накалилась докрасна. А что Анна? Если бы взглядом можно было убить… Я правильно понимаю?

Было бы чудесно, если бы в следующем письме ты рассказала о реакции окружающих на все это и поменьше (ну, хоть немного) о голубых глазах Рихарда…

Только что ко мне заглядывал Франко (я сижу в чудесной оранжерее и наслаждаюсь запахом апельсинов, можешь ли ты такое себе представить в двухметровых сугробах?). Он сказал, что проведет еще как минимум два часа с отцом в его кабинете! А сейчас уже почти шесть часов вечера! Поверь мне, у семейной жизни есть не только положительные моменты. Случаются дни, когда я вижу кухарку или горничную чаще, чем Франко! При этом он мне твердо обещал, что в новом году намерен меньше работать. Ну, посмотрим…

Сегодня я решила отказаться от ужина. У меня все равно пропадает аппетит, когда я сижу за столом наедине со своей свекровью. Поэтому у меня появилось время написать о твоей второй новости.

Ты спрашиваешь о моей личной оценке ситуации у Хаймеров. Дорогая Ванда, все, что мне известно об этой мастерской, я тебе рассказала еще в Нью-Йорке. Когда я еще была в Лауше, то, честно сказать, не больно интересовалась, что делают другие стеклодувы.

Мне страшно подумать, что Томас Хаймер больше не может найти покупателей на свои товары со сценами охоты. При всем желании я тебе даже не могу сказать, куда ему стоит обратиться за новыми заказчиками. Может быть, самое простое – обойти всех оптовых торговцев в Зонненберге и выяснить, что сейчас продается. Это задание словно специально для тебя!

Ты пишешь, что твое предложение о помощи Томас Хаймер воспринял с большим удивлением и что он даже еще и ломался, прежде чем его принять. Дорогая Ванда, это наверняка событие десятилетия! Я и представить себе не могу, чтобы этот старый упрямец послушался чьего-либо совета, от кого бы тот ни исходил. Насколько я знаю Хаймеров, они неисправимы и не испытывают к другим людям особой симпатии! Насколько я знаю тебя по Нью-Йорку, ты можешь помочь, если все же захочешь попытать счастья. Время покажет, действительно ли это то самое задание, которое ты искала. Могу тебе лишь дать совет: подходи к делу не спеша, не выкладывайся вся сразу.

И, пожалуйста, напиши матери и попытайся объяснить, что тебя подвигло на этот решительный шаг. Рут любит тебя больше, чем ты думаешь, и Стивен тоже.

Вот так. А теперь у меня для тебя тоже есть новость. (Пожалуйста, будь так добра, передай эти страницы письма Йоханне, чтобы мне не пришлось писать одно и то же дважды.)

Собственно, мне уже давно следовало рассказать вам об этом, но после суматохи, которая случилась из-за меня, я решила дать отдохнуть вашим взволнованным душам.

Я стану матерью!

Ребенок должен появиться в мае, что ты на это скажешь? Я, разумеется, очень счастлива, можешь себе представить! Я много лет считала, что отношусь к женщинам, тело которых остается бесплодным, но стоило взяться за дело молодому мужчине – и вот уже семена дали всходы! У меня сейчас небольшой животик, и Франко считает, что если я и дальше буду есть за двоих, то он вскоре сможет перекатывать меня по палаццо. Время от времени меня немного мучают тянущие боли в животе. Франко всегда в таких случаях говорит, что это ребенок слишком назойлив. Я уже задавалась вопросом, не отправиться ли к врачу, но когда вспоминаю, как легко Йоханна родила двойню… Даже в день родов она все еще работала в мастерской и вернулась туда же уже спустя две недели. Это меня ободряет, конечно. Колет то в спине, то внизу живота. Ну, я ведь уже и не так молода… Однако же я не хочу причитать. Я сижу каждый день за стеклодувной трубкой (я все еще так называю свое рабочее место, хотя работаю сейчас только с паяльными лампами). Ванда, если бы ты могла увидеть картины, которые я выполнила в последние дни! Эти сочные цвета, это свечение, которое исходит от самого стекла! Не подобает художнику нахваливать свои работы, но моя серия «In vigneto»[18] – это лучшее из того, что я сделала за все время. Собственно, я намеревалась подарить эти три картины Франко на Рождество, но мне не хватило времени. Когда я вчера показала их ему, у него на глаза навернулись слезы. Он был очень тронут тем, что меня вдохновили виноградники. Он хочет повесить эти стеклянные картины на окна в своем кабинете. Наверное, было бы неплохо воспользоваться его хорошим настроением и сообщить о своих планах… Следующим летом я хочу открыть небольшую галерею, я тебе уже писала об этом. Но самой свежей идеей стало то, что я хочу пригласить на открытие Пандору и Шерлейн, чтобы, так сказать, объединить стеклянные картины, танцы и стихи. Жду не дождусь, что на это скажет Франко.

Дорогая Ванда, я уже исписала все пальцы в кровь и теперь буду заканчивать. Отправлюсь искать своего любимого в кабинет, а это почти целое путешествие по палаццо! Ах, если бы в этом громадном доме коридоры не были такими длинными!

Поприветствуй всех от меня сердечно и скажи, что я по всем ужасно скучаю!

С любовью, Мария

Мария устало отложила перьевую ручку. Ее взгляд упал на круглые часы, которые болтались у нее на шейной цепочке. Уже десять! На что же ушло столько времени? Ответ лежал перед ней: письмо на целых десяти страницах. Она не могла припомнить, чтобы когда-то писала такие длинные письма! Хотя ее желудок уже урчал от голода, Мария перечитала все еще раз, кое-что подчеркнула и сделала на полях пометки. В конце она задумалась на мгновение. Срочное письмо Ванды было таким проникновенным и исполненным надежды! Но в то же время Мария прочла между строк, что племянница боится собственной смелости и страстно желает получить подтверждение и одобрение своих планов. Но Мария не могла и не хотела этого делать, ведь новости из Лауши были еще слишком свежими. Она не до конца осознала их, а также то, как к ним относиться. Сильное желание не должно исчезнуть в ближайшее время.

Мария, улыбаясь, свернула листки пополам и вложила в конверт, который предусмотрительно взяла с собой. Она еще раз обмакнула перо в чернильницу и подписала письмо. Его должны были отправить уже завтра утром.

Когда Мария распрямилась, в спине что-то хрустнуло от долгого согбенного сидения. Она немного размяла затекшие мышцы и почувствовала, как мурашки пробежали вверх по спине.

Вокруг нее была кромешная тьма и холод. Лишь маленькая лампа, висевшая над диваном, давала немного света. Днем оранжерея была теплой, душистой и веселой, но сейчас она казалась Марии жуткой. При солнечном свете ее обступали пальмы и лимонные деревья, но теперь к ней тянулись лишь мрачные неясные тени. Стеклянные окна, через которые днем открывался чудесный вид, теперь вселяли в Марию чувство беззащитности.

Она вдруг заторопилась к теплу и свету, подхватила писчие принадлежности и встала.

Снаружи, в коридоре и в ее спальне, горел свет. Франко! Мария зашагала быстрее. Может быть, он уже ждет ее. Вдруг он уже в хорошем настроении и не слишком устал? Иначе он не одобрит ее новый план просто от усталости.

– Франко, любимый! Ты уже поужинал? Если нет, то мы могли бы…

Мария замерла, держась за ручку открытой двери. Улыбка испарилась с ее лица. При виде идеально застеленной кровати в ее душе закипела злость. Да сколько же будет эксплуатировать сына старый граф сегодня вечером? Она яростно захлопнула комод с вещами и уже хотела развязать ленту, которой подбирала волосы, чтобы те не спадали на лоб, как вдруг остановилась.

Собственно, у нее не было никакого желания сидеть здесь и ждать! В конце концов, она заснет от смертельной скуки, а ее новостям придется ждать до завтра. А может, и завтра у Франко снова не найдется на нее времени?

Как там дома говорят? Если пророк не идет к горе, тогда придется горе идти к пророку! Мария набросила на плечи шерстяную накидку и снова вышла из комнаты. Письмо Ванде она взяла с собой. Если она оставит его на буфетном столике у входа, тогда посыльный заберет его прямо следующим утром и отнесет на почту.

Где-то на половине пути длинного коридора ее охватило легкое головокружение, но Мария с яростной решимостью продолжала двигаться в сторону кабинета.