Петра Дурст-Беннинг - Американская леди

– А теперь второе любимое блюдо! – воскликнул Йоханнес, когда блюдо с селедкой опустело.

Он принялся макать хлеб в оставшийся из-под рыбы рассол. Когда Петер предложил Ванде сделать то же самое, девушка отказалась под предлогом, что уже сыта.

Ей снова пришлось скрывать удивление оттого, насколько скудным было домашнее хозяйство ее тетки. Еще больше угнетало осознание, что ее семья в деревне считалась зажиточной. Возможно, по соседству были семьи, которым в новогоднюю ночь вообще нечего было есть и приходилось просто сидеть в неотапливыемых комнатах.

Члены семьи Штайнманн-Майенбаум в последний день года даже позволили себе такую роскошь, как теплая ванна. С раннего утра мужчины сменялись у старой печи в прачечной. Как гостье, Ванде позволили помыться первой. Хотя девушка все время настаивала на том, что не желает никому доставлять лишних хлопот, это предложение она приняла с благодарностью. Мысль о том, что нужно будет влезать в грязную воду после мытья Анны и Йоханны, оказалась для нее весьма неприятной. Когда Ванда легла в горячую, пахнущую лавандой ванну, ее мучили угрызения совести: в это время остальные все еще трудились в мастерской.

Вот бы ее сегодня вечером увидела мать – ненакрашенную, в повседневной одежде и впервые с момента приезда вымытую с головы до ног… Такая мысль заставила Ванду улыбнуться.

Кузен приветливо посмотрел на нее. После прогулки по Лауше Ванда имела такой успех, что теперь Йоханнес с удовольствием выполнял обязанности ее главного сопровождающего. Посторонние вряд ли могли это представить из-за его постоянных подтруниваний.

Он подтолкнул сестру в бок.

– Сестрица, не желаешь ли еще хлебушка с уксусным рассолом? Посмотри-ка на Ванду! Это называется: на кислую мину всегда смотреть веселее!

Анна как раз разговаривала со старой Херминой о различных видах подагры и теперь мрачно взглянула на брата.

– Вот интересно, почему нужен повод в виде новогодней ночи, чтобы превратить комнату в танцевальный зал? – прожевав, спросил Рихард. – Немного музыки и плясок – и вот уже весь мир видится иначе, правда?

Остальные согласились с ним, но признали, что в повседневной жизни мало остается времени для веселья. И только Анна сказала:

– Кто бы тогда делал всю работу, если бы каждый день были танцы?

Рихард нахмурился, но не стал возражать, а протянул Ванде корзинку с хлебом и спросил:

– Ну что? Как тебе нравится новогодняя ночь у нас в Тюрингии?

На какой-то миг их пальцы соприкоснулись, и они мельком взглянули друг на друга. Ванда тут же отвела глаза.

«Да ведь у меня дрожит рука!» – заметила она, ставя корзинку с хлебом в центр стола.

– Исключительно нравится. Мария много рассказывала о ваших праздниках. О карнавалах, например. Но пока это не увидишь собственными глазами… Я и вспомнить не могу, когда так в последний раз славно веселилась, – честно ответила она.

Безудержный танец, руки Рихарда на ее талии, его приветливая улыбка, а еще теплая комната, когда снаружи метель, и родственники, и темные глаза Рихарда такого яркого цвета, что… Она невольно посмотрела на него, но снова заставила себя отвести глаза.

– Рождество – тоже очень красивый праздник, со снегом и елкой.

Она указала в угол комнаты, где стояла лесная красавица, которую традиционно украшали первыми елочными шарами, изготовленными Марией.

– Мое первое Рождество в Германии… Оно было намного веселее, чем описывали люди в немецких землячествах Нью-Йорка!

Рихард неотрывно смотрел на нее. Его голень при этом касалась ноги Ванды.

– Такой новогодний праздник – это нечто совершенно другое, правда? – постаралась спокойно добавить Ванда.

Его взгляд стал не таким пристальным, сделался мягче, задумчивее.

– Да, в последнем дне года есть что-то такое… Окончательное. Минуты постепенно сливаются в часы. Последние часы года приближаются к концу. И одновременно все, что было, внезапно теряет значение, потому что начинается новый год. Потому что в новом году все еще может произойти.

Ванда кивнула. Рихард озвучил именно то, что она ощущала. Ее смятение нарастало. Нога Рихарда прижималась к ней все плотнее, и она не знала, отодвинуться ли от него подальше для своего же душевного покоя. Голова кружилась все сильнее.

Рихард многозначительно улыбнулся, а потом отвел взгляд.

– Возможно, мы не такие утонченные, как в Америке, но праздновать тоже умеем, правда, Петер?

Чары разрушились, и Ванда вздохнула спокойно.

Петер, смеясь, наливал всем в бокалы пунш из кастрюли, которая булькала на плите, а ее содержимое удивительным образом никогда не заканчивалось. Все, кто следил за разговором Рихарда и Ванды, переключились на другие темы, и лишь Анна смотрела еще мрачнее, чем прежде.

Ванда выпила залпом, опустошив бокал наполовину.

Вскоре после этого они начали играть в карты, и настроение стало еще веселее.

Когда к соседке Хермине приходила хорошая карта, ее муж Клаус начинал завистливо ворчать, и наоборот. Чем больше старая супружеская пара ссорилась, тем больше веселились остальные. В какой-то момент Йоханнес и Рихард стали их передразнивать, что вызвало всеобщий хохот. Йоханна хихикала, как девочка, и даже Магнус в этот вечер не выглядел таким уж печальным, как обычно. Только Анна не видела ничего смешного в этой пародии. Если она иногда и смеялась, то это выходило как-то болезненно.

Ванда оглядела присутствующих. Ее щеки горели, правую руку она положила на карту. Та казалась не такой уж плохой…

– Ну, чья теперь очередь тянуть карту? – Почему ее голос становился таким писклявым, когда она волновалась?

Йоханнес простонал.

– Ну и ну, кузиночка, мне кажется, ты все еще не поняла смысла игры. Конечно же, очередь моя.

– Будь осторожен, она просто хочет отвлечь тебя вопросами! Это американское коварство! – воскликнул Рихард и подмигнул Ванде.

Она запоздало рассмеялась вместе с остальными. Какие там отвлекающие маневры! Ей вообще трудно собраться с мыслями, когда совсем рядом сидит Рихард и она ощущает тепло его тела. Как ей запомнить порядок ходов, если его рука каждый раз касается ее руки? Ванда следила за ним краем глаза. Неожиданно на секунду их взгляды встретились.

Ванда почувствовала, как краснеют ее щеки. Она лихорадочно отпила пунша, от которого стало еще жарче.

Йоханна бросила взгляд на племянницу.

– Уже одиннадцать часов, а мы еще не лили свинец! Йоханнес, Анна, разве никто не хочет узнать, что ждет его в следующем году? Раньше это была ваша любимая забава на Новый год. А я пока позабочусь о наших новогодних булочках!

Немного неуверенно Йоханна встала и отправилась к кухонному шкафу. Хермина тоже поднялась вслед за ней – хотела помочь.

Пока в мастерской готовились к выливанию свинца, Анна продолжала сидеть на своем месте.

– Почему ты не идешь вместе с Йоханнесом? – спросила она Ванду. – Тебе же всегда и везде нужно сунуть свой нос.

У Ванды вдруг появилось ощущение, будто ее ударили под дых. Она растерянно посмотрела на кузину.

– Мы все равно видим бесформенные комки, в которых стараемся уловить все счастье мира, – улыбнулся Рихард Йоханне, которая подошла к столу с застывшим свинцом в тарелке.

– Гадание на свинце – это всего лишь новогодняя традиция, правда?

Потом он обратился к Ванде:

– А такой обычай есть в Америке?

Его теплое дыхание несло слова ей в лицо, как сладкие облачка. Она тут же позабыла о замечании Анны.

– Я… как бы это сказать… то есть…

Ванда беззвучно рассмеялась. Что дядя Петер подмешивает в пунш? Голова неожиданно становится ватной!

– Ты задаешь такие глупые вопросы! – прошипела Анна. – Разумеется, они знают о наших обычаях, они ведь когда-то были немцами, даже если большинство из них давно позабыло об этом.

– Анна! – Йоханна, нахмурившись, взглянула на дочь.

Анна резко отодвинула стул.

– Опять Анна? Я думаю, все это глупо. Вы такую канитель разводите вокруг Ванды только потому, что она приехала из Америки. Словно это какой-то рай на земле.

– Мы рады, что Ванда приехала к нам в гости, – тихо ответил ее отец. – И это совершенно не связано с тем, что она американка, просто она близка нам и пришлась всем по сердцу.

– Кажется, у всех здесь все так хорошо! – выпалила Анна и выскочила из комнаты.

Ванда была неприятно поражена и теперь растерянно смотрела на пустое место за столом. Причина такой злости Анны, конечно же, имела место. Весь вечер кузина зорко следила за каждым жестом, каждым взглядом Ванды и Рихарда. Анна неоднократно пыталась завязать разговор с Рихардом, но тот отделывался короткими ответами, чтобы тут же переключить внимание на Ванду.

При других обстоятельствах Ванде, возможно, было бы жаль Анну. Но вместо этого она испугалась, что остальные могут почувствовать ликование ее сердца.

– Думаю, мне нужно немного подышать свежим воздухом, – пробормотала она и тоже выбежала из комнаты.

Снаружи стоял лютый мороз. Снег прекратился, но небо все равно было затянуто плотными светло-серыми тучами. Ни ярких звезд на небосводе, ни желтой луны этой ночью.

Ванда осталась стоять под навесом на расчищенной земле. В свете кухонного окна блестел свежий снег, будто вышитое стразами вечернее платье. «Что мама надела сегодня вечером?» – неожиданно задумалась Ванда. Несколько трогательных секунд она вспоминала шумные новогодние вечеринки, на которые ходила вместе с родителями. Наверное, было бы лучше никогда и не уезжать из Нью-Йорка… «Но тогда бы ты никогда не встретила Рихарда», – зашептал ей в тот же миг внутренний голос.

Что теперь будет? Она тяжело вздохнула в ночной тишине.

Мысль о том, что нужно снова вернуться за стол и делать вид, будто ничего не произошло, казалась невыносимой. С другой стороны, что вообще случилось? Может, она просто лишь нафантазировала, что Рихард интересуется ею? Ведь его поведение можно растолковать как внимательное отношение к гостье. А выходка Анны – всего лишь детский приступ беспочвенной ревности.