Он улыбнулся. Его Ванда вдруг снова превратилась в дочь из хорошей семьи. Ну, хоть распутный образ жизни она не переняла у тетки Марии!

– Нет, конечно сможешь, – мягко возразил он.

Ванда оторопело смотрела на него. Он решил не ходить больше вокруг да около. Гарольд элегантным движением вытащил из кармана кожаный футляр. От нажатия пальцем тот раскрылся. Гарольд развернул его так, чтобы золотое кольцо с бриллиантом на темной бархатной подкладке заблестело перед Вандой во всей красе.

– Ты бы могла отправиться туда со мной как моя жена. Поэтому я спрашиваю тебя здесь и сейчас: Ванда, ты выйдешь за меня?

Сначала она посмотрела на кольцо, потом на него. Будто не могла осознать, что сейчас произошло.

Гарольда настигли угрызения совести. Он уже знал это чувство. Если очень долго чего-то страстно ожидаешь и наконец получаешь, то иногда радость от нового достижения имеет привкус горечи, словно прокисшее молоко, которое долго стояло открытым.

Он отчаянно пытался подыскать слова, чтобы сгладить неловкость момента. Таким он свое признание не представлял!

Гарольд знал: если бы все случилось, как хотела Рут Майлз, он бы сделал предложение Ванде еще в прошлом году. Но, черт побери, он ведь все хотел сделать правильно! Он не мог прийти в дом к Майлзам и просить руки их дочери как несчастный нищий. Теперь же ему было чем гордиться.

Но почему Ванда ведет себя так странно? Она уже давно должна лучезарно улыбаться, оправившись после первого шока. Он мечтал, что Ванда потренируется танцевать с ним свадебный вальс, здесь и сейчас! Или что она потребует шампанского. Или чтобы они ушли из ресторана. На все случаи он припас дополнительные купюры. Все это было бы похоже на его Ванду! Эта же большеглазая дрожащая девушка была ему совершенно не знакома.

– Гарольд, – повторила она в третий раз, освободившись от его руки и потерев лоб, будто желая смахнуть замешательство. – Я…

Она беспомощно улыбнулась. Пытаясь побороть в душе тревожное чувство, он ободряюще взглянул на нее. В то же время ему показалось, что сейчас случится нечто совершенно ужасное.

– Наверное, не существует возможности высказать это как-то деликатно, – печально вздохнула Ванда. – Я не могу за тебя выйти! – выпалила она. – Я поеду в Лаушу. У меня есть предназначение: я нужна своей семье!

Глава пятая

Ванда была совершенно не в восторге, узнав, что мать выбрала ей в попутчицы именно Ивонну Шварценберг и ее дочь Вилму. Ивонна была лучшей подругой Моники Демуа, которая порвала все связи с Майлзами после фиаско со свиными ножками в «Шрафтс». Вначале Рут очень злилась из-за этого происшествия, но с того момента она целиком встала на сторону Ванды. «Из-за одного возлагает ответственность на всех, так раньше оценивали поведение Моники! – пожаловалась она Ванде. – Какая досада, что ты наконец смогла испортить одну вечеринку этой избалованной козе!»

Но такой разрыв отношений не помешал Рут тут же схватиться за телефон, когда она узнала, что Шварценберги собираются ехать в Гамбург, чтобы провести там зиму вместе с женихом Вилмы – торговцем каучуком, у которого имелись связи в Индонезии. В женской болтовне она выведала название и дату отправления корабля и даже зашла дальше: спросила о том, не могла бы миссис Шварценберг во время путешествия взять под свое крылышко Ванду. Получив неуверенное согласие, следующий звонок Рут сделала в пароходство. Она поинтересовалась, нет ли на «Германии» свободной каюты, по возможности на той же палубе, что у миссис Шварценберг и ее дочки. Услышав утвердительный ответ, Рут согласилась на это предприятие после многонедельных споров с Вандой.

– В путешествии не задерживайся, – сказала она и, вздохнув, добавила: – Когда я уезжала из Лауши, была совершенно другая ситуация, но, честно сказать… меня бы ничто и никто не смог удержать! – Мать пожала плечами, и в этом движении сквозило упрямство. – Кто знает, может, в Лауше тебе действительно придут на ум какие-нибудь другие мысли?

Ванда не стала иронизировать по поводу семейства Шварценбергов, хотя Вилма считалась серой мышью и была невыносимо скучна. Она несколько раз появлялась на танцах у Пандоры, где проводила бóльшую часть времени в раздевалке, просто опасаясь того, что придется танцевать на людях. Пандора вынуждена была тащить ее в зал чуть ли не за волосы. Там Вилма стояла недвижимо, как набитое чучело жирафа. Вилма и Ванда! В конце путешествия пассажиры, чего доброго, еще подумают, что они подруги!

Но если нужно, она проведет эти восемь дней, слушая рассуждения Ивонны Шварценберг о том, как заполучить хорошего мужчину в мужья. Каучук… Кто бы мог такое представить?!

Йоханна вскоре прислала письменное подтверждение, что Ванду с нетерпением ждут. Ванда дословно помнила текст письма, которое она долго и с удовольствием перечитывала:

«…Мы очень рады Ванде. Не могу дождаться и убедиться воочию, что белокурый младенец в твоих руках превратился в прелестную молодую даму. Но вынуждена заранее предостеречь: в свете нынешних обстоятельств ни у меня, ни у Петера не будет времени, чтобы показать Ванде ее старую родину. Разумеется, я разок съезжу с ней в Кобург и, конечно, в Зонненберг. Но большие путешествия мы вынуждены отложить до следующей весны. Я с облегчением перекрещусь, если мы вовремя сдадим наш каталог рисунков!»

После этого Йоханна еще немного пожаловалась, что из Генуи пока пришло очень мало готовых эскизов и что Магнус от любовной тоски разучился выдувать стекло, почти каждый день изводит дорогой товар на брак.

«Магнус все еще не отошел от потери Марии. Он страдает, как пес, а меня мучают угрызения совести, когда думаю о том, что я всегда сомневалась в его любви к нашей сестрице!»

Во время своего последнего телефонного разговора с Рут, который она вела с почтамта в Зонненберге, Йоханна узнала, что племянница уже осведомлена о том, кто ее настоящий отец, но, к разочарованию Ванды, тетка так и не написала ни слова о Томасе Хаймере.


И вот теперь дата отъезда Ванды была строго определена: все должно было свершиться 15 октября. Это означало, что у нее оставалось каких-то две недели, чтобы подобрать гардероб, купить подарки для родственников в Тюрингии и отправиться на последний прощальный обед с Гарольдом, на котором прозвучит множество обещаний. Для обоих это прощание было и радостным, и грустным. Конечно, Гарольда очень ранило то, что Ванда отклонила его предложение о замужестве на неопределенное время. С другой стороны, у Ванды было чувство, будто он, оправившись после первого шока, вздохнул с облегчением: ведь ему не придется приступать к ответственному заданию с супружеским «балластом». Гарольд даже не смог прийти на прощальный праздник в дом Майлзов, потому что за два дня до этого уехал в Альбукерке.

Наконец все вещи были собраны, все слова сказаны.

Когда Ванда с маленьким чемоданчиком в руке – ее основной багаж сдали еще за день до этого – стояла утром 15 октября на трапе, ведущем в чрево корабля, а родители махали вслед, у нее вдруг встал ком в горле. Фигуры людей в порту стали размываться перед глазами, превращаясь в разноцветные маленькие пятна, и Ванда с трудом различала родителей.

Прощай, Нью-Йорк!

Миллионы людей приезжали сюда, чтобы начать новую жизнь.

Ее мать прибыла сюда, чтобы обрести счастье.

Мария отправилась сюда и нашла свое счастье.

А она, Ванда, повернулась спиной к «столице мира», так Стивен называл этот город.

Возникло очень странное ощущение: покидаешь родной город, чтобы отправиться на родину!

В конце трапа Ванда дрожащей рукой протянула документы стюарту. Пока тот проверял, все ли графы заполнены и подана ли информация полностью, желание Ванды развернуться и броситься обратно к родителям все возрастало. Вдруг это путешествие окажется большой ошибкой?

– Добро пожаловать на борт! – Стюарт, улыбнувшись, вернул документы.

Слишком поздно. Теперь Ванда не могла повернуть обратно. Страх от куража бывает лишь у трýсов, да?

И все же очень успокаивала мысль, что на корабле она встретит по крайней мере пару знакомых лиц, пусть даже это Ивонна и Вилма.


Кроме Шварценбергов за столом сидели еще пять человек: пожилая пара из Кентукки, которая занималась лошадьми и фамилию которых Ванда не разобрала; Сорелль и Сольвейг Линдстрём, две сестры лет по тридцать пять, ехавшие в Северную Германию, чтобы вступить в наследство, и мистер Вогэм – железнодорожный инженер.

Первое блюдо, телячье консоме с овощными палочками, сопровождалось воспоминаниями о красочных и взволнованных отзывах в письмах богатого дядюшки Сольвейг и Сорелль, ныне покойного.

На второе – отварной лосось с картофелем и петрушкой – мистер Вогэм поделился познаниями о новом типе железнодорожных локомотивов, которые позволят путешествовать быстрее и удобнее, чем нынешние «паровые кони». Семейная пара из Кентукки выдвинула контраргумент, заявив, что ни одна техника в мире не сравнится с настоящими лошадьми.

Когда подали десерт, казалось, что Вилма и ее мать вот-вот лопнут: что значит наследство или новое изобретение по сравнению с богатым женихом? Но прежде чем Вилма успела сказать хоть слово о каучуке, Сольвейг обратилась к Ванде:

– Простите мое любопытство. Что побудило такую молодую девушку, как вы, отправиться в далекий путь через океан?

Ванда опустила ложечку для мороженого. Она вот уже несколько дней ожидала этого вопроса от попутчиков.

– Я еду в Тюрингию. Сестра моей матери владеет там большой стеклодувной мастерской. На производстве возникли определенные проблемы, после того как из процесса выпало несколько сотрудников. В данный момент мне нужно им помочь. Так сказать, тушить там, где загорается, – рассмеялась она, сидя за столом. – Мне очень хочется стать полезной своей семье.

– Прямо ангел-хранитель, кто бы мог подумать! – воскликнула Сольвейг.

Сорель, впечатлившись, кивнула.