Люди здесь, за исключением нескольких чудаков, относились ко всем дружелюбно, улыбались, любили друг друга, многие в прямом смысле этого слова. Любовь здесь просто витала в воздухе, поцелуи и объятия, чувственные поглаживания и эротические прикосновения сплетались в пестрый ковер, на котором резвились жители санатория.

Мария узнала, что на горе люди весьма свободны в отношениях друг с другом, и боялась, что Шерлейн снова возьмется за то, от чего пострадала в Нью-Йорке. Не прошло и недели, как Шерлейн начала грезить Францем, одним из основателей колонии, говорить о «божественной силе его сло́ва», его «священной верности принципам», его «опьяненном звездами взгляде». Мария и Франко удивлялись увлечению жителей коммуны постоянно придумывать странные новые слова. Шерлейн же была увлечена «медово-пьянящей поэзией горы».

Но чтобы поэтесса нашла здесь эдакого апостола-моралиста… Мария невольно фыркнула. Несколько дней назад Франц проходил мимо их хижины, когда Мария с Франко устроили на веранде битву поцелуев. Как высокомерно он смотрел на это!

– Ну, снова в путь, чтобы душа и тело пришли в гармонию с природой? – крикнул ему Франко и назвал «бледнолицым». Франц не обратил на это никакого внимания, лишь молитвенно сложил руки, устремил глаза к небу и убежал прочь. А Франко зашептал Марии, улыбаясь:

– Он снова «небесит»!

– Или наслаждается «пищей богов» – эфиром, – ответила она.

В тот же миг они ворвались в хижину и страстно занялись любовью.

Дрожь пронизала Марию. Даже если все боги с Олимпа станут танцевать обнаженными на этой горе, для нее нет никого, кроме Франко! Мария раньше и представить не могла, что можно ощутить такое блаженство в объятиях мужчины. Единственного, его…

Кто-то потряс ее за руку и отвлек от мечтаний. Мария открыла глаза и увидела лицо нетерпеливой Сюзанны.

– Извини, я не слушала. Что ты сказала?

– Я тебя только что спросила, не хочешь ли ты позже навестить Катарину фон Ой?

– Хм, – фыркнула под нос Мария.

Это ни о чем не говорило. Она снова закрыла глаза. Но вдруг ее затошнило. Она стала дышать ртом, борясь с приступом. Очевидно, кошмар крепко засел внутри, отчего скрутило желудок. Марии совершенно не хотелось покидать мягкое мшистое ложе, прерывать прогулку и прощаться с солнечными лучами на коже. Сюзанна ведь уже несколько раз обещала познакомить ее с одной женщиной-стеклодувом, которая ведет отшельнический образ жизни на холмах выше Асконы. До сих пор ничего из этого не вышло. На Монте-Верита много говорили, но мало что из сказанного воплощали в жизнь.

Катарина раньше жила в колонии вместе со всеми. Но когда открылся санаторий и стало прибывать все больше людей, она предпочла поменять суету на покой и перебралась в уединенную горную хижину. На жизнь она зарабатывала, создавая картины из стекла, которые продавала туристам внизу, в деревне. Разумеется, Марии очень хотелось взглянуть на то, что здесь называют искусством стекла. Она совершенно не представляла себе картины из стекла. Может, это что-то вроде церковных витражей?

– Если вы повремените с прогулкой, пока мое танцевальное занятие не закончится, то я пойду с вами, – сонно сказала Пандора.

– Ты? А чего ты ждешь от художницы по стеклу? – удивленно спросила Мария. – Может, ты сменила жанр?

– Не говори ерунды. Просто хочу взглянуть, как она живет. Расспрошу ее немного, как она заполучила себе участок земли. Во сколько ей это обошлось и все такое. Лукас говорит, что, после того как филлоксера прикончила большинство виноградников, много участков предлагали по выгодной цене. Кто знает? Может, я тоже смогу позволить себе такой маленький домик. В Нью-Йорк я все равно не собираюсь возвращаться.

– Ты хочешь остаться здесь навсегда? Ты не думаешь, что будешь скучать по большому городу?

Пандора подняла вверх правую ногу, полюбовалась ею и грациозно опустила поверх левой.

– Ни по кому и ни по чему я скучать не буду, скорее наоборот. Я еще никогда так хорошо не сосредотачивалась на танцах, как здесь. Мне кажется, что даже воздух вокруг меня вибрирует. You have to dance to the music in your heart[13], – снова запела она себе под нос.

– Разве я и Лукас не предсказывали этого? – с торжеством воскликнула Сюзанна. И в тот же момент сердито насупилась. – Пандора, дорогая, ты снова легла неправильно! Сколько раз мне показывать, как следует принимать солнечные ванны? Вот как нужно делать, смотри! – Она легла на спину, вытянув руки и ноги и слегка выпятив живот, и подставила лицо солнцу.

– Перестань, я буду лежать так, как хочу! – брюзжала Пандора. – В такой позе я буду чувствовать себя, как на дыбе!

Мария лежала на животе и хихикала.

– Честно говоря, я тоже чувствую себя в такой позе некомфортно. Словно выставляешься напоказ…

– Правда же?! – горячо поддержала ее Пандора. – А потом я еще боюсь, что мне между ног заползет какой-нибудь жук. Или даже в задницу… – И она безудержно расхохоталась.

– Вы со своей пустой болтовней хуже сорок, которые весь день сидят у нас на балконных перилах и шумят! – проворчала Шерлейн.

Остальные обернулись к ней. В отличие от девушек Шерлейн приняла позу, рекомендованную для принятия солнечных ванн на Монте-Верита. Она разбросала волосы по зеленому мху, и они напоминали пылающий огненный круг. Сейчас больше, чем обычно, она была похожа на кельтскую богиню.

Некоторое время женщины принимали солнечные ванны в полном молчании, и Пандора даже стала похрапывать.

Мария улыбалась себе под нос. Она еще никогда не видела танцовщицу такой расслабленной!

В Нью-Йорке Пандора и Шерлейн были яркими райскими птицами, которых все обожали за своеобразность. Здесь же они были просто двумя женщинами из многих, которые ощущали себя избранными. Жизнь в коммуне, казалось, пошла им на пользу. И, если быть честной, Мария всегда считала несколько смешной вечную тягу к познанию божественной мудрости, хотя Франко она этого в лицо не сказала бы. И потом эта демонизация алкоголя! Вино и пиво только для слабых людей – такого мнения больше всех придерживался Франц. И многим девиз даже понравился: с момента приезда Шерлейн больше не пила ни капли спиртного. Пандора не так строго придерживалась этого правила. То же говорили жители коммуны и про «трупоедов»: мясо загрязняло тело и душу. Мария вполне довольствовалась яблочным шницелем, мелко нарезанными морковкой и кольраби, лежащими на тарелке, а вот Франко наотрез отказывался от вегетарианской диеты.

– Весь Тессин наслаждается dolce vita, а я должен довольствоваться салатными листьями? – заявил он сразу по приезде и решил, что будет спускаться в деревню хотя бы на обед. Мария и Пандора всякий раз сопровождали его. Но после чревоугодия с вяленой ветчиной и макаронами, сдобренными сморчками и трюфелями, Марию постоянно мучили угрызения совести. Кроме того, от итальянской еды толстеешь. Казалось, что у нее еще никогда не было столько жирка на ребрах. Если она не будет следить за собой, то вскоре составит конкуренцию Горги!

Франко же наслаждался возможностью пройтись по узким переулкам Асконы, взяв под правую руку Марию, а под левую – Пандору. Когда они заходили в ресторан, он настаивал, что оплатит счет Пандоры, и это постепенно стало действовать Марии на нервы. Танцовщица же в ответ не проявляла к спонсору ни капли благодарности, скорее, наоборот.

– Как можно заработать столько денег на торговле вином, если оно повсюду так дешево стоит? Кто знает, что на самом деле кроется за твоим «бизнесом»! – подколола она его вчера вечером, при этом пихнув Марию в бок.

Однажды, когда Мария заговорила о нескончаемом денежном потоке Франко, он объяснил ей довольно холодным тоном, что о деньгах и делах не принято говорить в благородных кругах. При этом она лишь хотела намекнуть ему, что ей неловко, когда он тратит на нее такие большие суммы. Франко внезапно закрылся в себе, и Мария сразу сменила тему… Она решила, что не так уж плохо, когда тебя балуют.

Мария вздохнула от удовольствия. Ну разве она не попала в яблочко? Заполучила лучшего в мире любовника и…

– А как ты на это смотришь, Мария? – вдруг прогремел у нее над ухом голос. – Ты же творческая личность, и тебе должен нравиться этот своего рода второй Ворпсведе[14], не так ли?

– Что? На что я должна смотреть? – заморгала Мария, глядя на разгоряченное солнечными лучами лицо Пандоры.

– Ты еще скажи, что сейчас не слушала наш разговор!

Мария смущенно рассмеялась.

– Мне очень жаль, видимо, я мысленно отправилась путешествовать.

– Мне даже не нужно спрашивать, о ком были все твои мысли! Между тем твоя влюбленность ведет к тому, что ты потеряешь рассудок! – И Пандора, сердито посмотрев на Марию, обратилась к Шерлейн: – Я остаюсь при своем мнении: если бы здесь, наверху, жили лишь творческие люди, то это место напоминало бы скорее гетто, что нанесло бы вред искусству!

– У меня как раз противоположное мнение. Это бы выкристаллизовало чистоту искусства, которая…

Мария растерянно смотрела на Пандору и Шерлейн. О чем, черт возьми, сейчас идет речь?

– Не бери в голову, – выдохнула ей в правое ухо Сюзанна.

Девушка наклонилась так близко, что Мария почувствовала запах ее подмышек.

– Если бы я была в твоем положении, то и полчаса не смогла бы сконцентрироваться на своих мыслях. Потому что вся эта внутренняя тревога… А потом еще приступы тошноты по утрам! Говорят, это из-за гормонов. Впрочем, есть врачи, которые специализируются на подобных осложнениях.

Шерлейн и Пандора задрали головы, как охотничьи собаки, почуявшие интересный след.

– Врач? В моем состоянии?.. Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Мария.

Несколько секунд Сюзанна растерянно смотрела на нее, но потом на красном от солнца лице просияла многозначительная улыбка.

– Ну, будет, Мария, перед нами не стоит разыгрывать из себя невинного агнца! На горé на это смотрят без осуждения, ты же знаешь… Или ты боишься, что твое откровение может нас шокировать?