Петра Дурст-Беннинг - Американская леди

Гарольд едва слышно присвистнул. Ванда в ужасе заметила, как за ним это повторили еще несколько мужчин.

– А «Влтава» действительно так должна выглядеть? Или танец лучше назвать «Ниагарский водопад»?

Гарольд взял Ванду за руку, его пальцы были горячими и потными. Ванда рассерженно вырвала руку.

Когда Пандора снова приблизилась, Ванда попыталась подать ей знак. Медленнее! Меньше! О Господи, помоги!

Ей вдруг показалось, что она стала свидетельницей какого-то аморального действа. Но Ванда не была уверена, кто при этом вел себя безнравственно: танцовщица или жадно уставившиеся на нее гости. Желудок Ванды завязался узлом, вжался в легкие, отчего стало тяжело дышать.

Пандора тем временем погрузилась в исступление. Она не замечала жадных взглядов мужчин и едва сдерживаемых усмешек женщин. Она даже не видела шокированных дам, которые сидели ближе всех. Тем более каменного лица Рут.

Пандора закончила танец так же внезапно, как и начала. Едва кивнув зрителям, она удалилась без поклона залу.

Последовали одинокие смущенные хлопки. Мария и Ванда старались подбодрить танцовщицу аплодисментами. Большинство гостей смотрели на Рут и Стивена, словно хотели спросить: «И что теперь?»

Рут, равнодушно вскинув глаза, быстро передала Стивену бокал с шампанским.

– Любимый, официант грубо обделяет нас своим вниманием. Пожалуйста, ты не мог бы налить мне шампанского?

Гости облегченно вздохнули. Значит, нужно вести себя так, словно танца не было вовсе. Кто-то незаметно вытирал со лба пот, обмахивал раскрасневшиеся щеки, а кто-то бросал на хозяйку праздника признательные взгляды.

Ванда, не оставаясь на своем месте ни секунды, бросилась вслед за Пандорой.

Долго искать ее не пришлось. Пандора, дрожа, прислонилась к стене. Одну руку она положила на грудь, словно у нее болело сердце. Она плакала, тушь превратилась в черные круги под глазами. Когда она заметила Ванду, то резко отвернулась.

– Пандора… – беспомощно похлопала ее по плечу Ванда. – Мне очень жаль, если люди отреагировали… не так, как ты привыкла ожидать от публики. Друзья моих родителей просто немного…

– Как ты могла подвергнуть меня таким мукам? – воскликнула Пандора. – Ты бросила меня на растерзание львам! О каком флере богемы ты говорила?

Ванда втянула голову в плечи. Тут она заметила Марию. Если и тетка вздумает сейчас ее ругать…

– Номер совершенно не удался! – простонала Мария, подойдя к ним. – Рут едва не лопается от злости, некоторые гости все еще выглядят огорошенными, словно увидели зеленого слона, – хихикнула она.

Ванда облегченно вздохнула. Ну, хотя бы Мария не угрожала ей нагоняем.

– Ну, спасибо за сравнение! – всхлипнула Пандора.

Мария пихнула ее в бок.

– Я не это имела в виду, и ты прекрасно поняла меня. Я просто хотела сказать, что людей слегка смутил твой танец! Но если тебя это немного утешит, то скажу: мне твой танец ужасно понравился!

– Какое утешение! Я была там, как хозяин цирка уродцев на ярмарке в районе Кони-Айленд! Словно женщина с двумя головами! Или женщина-змея! Словно я вынесла что-то на рынок. Эти люди не понимают, что я и мое искусство – это одно целое и что я в этом танце отдаю им часть своей жизни. Они считают, что смотрят веселое представление!

Она вытерла с лица слезы. Черные пятна превратились в темные полосы.

– Пятая авеню… Мне бы следовало это знать! Одно я вам скажу здесь и сейчас: с сегодняшнего дня я буду танцевать только для избранной публики. И если я не получу за это ни одного цента, мне все равно!

Она убежала с высоко поднятой головой.

Ванда и Мария в растерянности смотрели вслед танцовщице, а мимо них спешил официант, чтобы выполнить пожелания гостей. В зале заиграли вальс.

Тем временем к ним присоединился и Гарольд. Он смущенно откашлялся.

– Не расстраивайся, Ванда! Пандора скоро успокоится. А что до ее выступления, то я считаю его первоклассным!

– Я заметила, что оно тебе понравилось! – съязвила Ванда.

Она тут же осела, как будто сдулась подобно кузнечным мехам, в которых больше нет воздуха.

– Черт возьми! Теперь я снова чувствую себя козлом отпущения! – воскликнула девушка, зная, что она хотела всем только хорошего… – Почему так скверно выходит все, за что я ни возьмусь?

Мария вздохнула.

– Не говори чепухи! Я сразу могла сказать, что искусство Пандоры не понравится твоей матери. Пусть сейчас ты это меньше всего хочешь услышать! Но теперь уже ничего не изменить! Я вернусь в зал и скажу Рут, что танец доставил мне огромное удовольствие. После этого она снова успокоится.

– Нет, подожди!

Ванда удержала Марию за рукав, потом тяжело вздохнула.

– Я совершенно не хочу возвращаться в логово ко львам. Почему бы нам прямо сейчас не отправиться в бар на углу, прежде чем нас сожрут живьем? Я приглашаю вас!

С вымученным весельем она подхватила под руки Марию и Гарольда, так что им ничего другого не оставалось, как подчиниться ей.

Гарольд сжал руку Ванды.

– Дорогая, я тебя предупреждаю: если ты снова закажешь этот ужасный анисовый ликер, который тебе так нравится, то я предпочту выслушать гневные речи твоей матери!

– Не переживай, сейчас у меня настроение для водки! – ответила Ванда.

У нее так пересохло в горле, что лучше ей было заказать большой бокал вина.

– Водка? Теперь я узнаю́ нашу малышку! – ответила Мария. – Все равно в конце вечера гости будут пьяны. И что тогда на это скажет твоя мать, я даже думать не хочу.

Ванда только слегка пожала плечами.

– Некоторые вещи просто легче воспринимать, когда ты нетрезв.

Мария хихикнула.

– Теперь ты говоришь, прямо как твой отец. Он всегда так говорил после скандала с Рут.

– Отец? Как это? – обернулась Ванда, нахмурившись. – Он ведь вообще не пьет водки…

– Я… я просто хотела сказать…

Мария смотрела куда-то в конец коридора. В ужасе она заметила, что к ним с мрачным лицом приближается Рут.

– Лев покинул свое логово, – пробормотала Ванда, в тот же миг тоже увидев мать. Она отпустила руку Марии.

– Итак, что ты только что сказала? – спросила она.

Ванда полагала, что лучшая защита – это нападение, поэтому она решила воспользоваться странным замечанием Марии в качестве отвлекающего маневра. Она подумала: если игнорировать льва, то он не зарычит.

– Я что-то не могу припомнить, чтобы отец прикладывался к водке, когда ссорился с матерью. Они ведь всегда жили душа в душу. Правда, мама?

– Кто-нибудь может объяснить, о чем идет речь? – спросила Рут. Правый глаз ее слегка дернулся: первый вестник надвигающейся мигрени.

– Да так, ни о чем! – отмахнулась Мария. – Ты не проводишь меня в зал? Я просто изнываю от жажды и хочу выпить бокал шампанского…

– Ну правда, тетя Мария! Ты же не можешь выставить отца пьяницей и оставить все как есть! – постаралась состроить наивную мину Ванда. – Или, возможно, есть вещи, касающиеся моего отца, которые мне не следовало бы знать? – произнесла девушка наигранно укоризненным тоном.

– Мария? – ресницы Рут беспокойно затрепетали. Накрашенные румянами щеки внезапно побледнели. – Что… что ты ей рассказала?

«Как изменился вдруг голос матери, стал таким дребезжащим! И, кажется, она совершенно забыла о злобе ко мне». В животе у Ванды проснулось странное чувство.

Гарольд снова зашептал:

– Ванда, дорогая, я предлагаю закончить этот разговор. Пойдем танцевать.

Он галантно протянул руку. В его глазах читалась просьба: «Только не надо провоцировать еще больше злости».

Ванда лишь зыркнула на него.

– Ну правда! Я ведь могу попросить ответа на свой вежливый вопрос. Мне уже надоело, что вы все не воспринимаете меня всерьез. Я хоть и молодая, но неглупая!

– Ты, видимо, не знаешь, что родителей не стоит расспрашивать о грехах молодости ни при каких обстоятельствах, – ответил Гарольд.

Его добродушная улыбка вдруг рассердила Ванду. Нигде никого не зацепи, нигде никого не разозли – в этом весь Гарольд! Хоть бы для разнообразия мог встать на ее сторону! Ну и пожалуйста, она сама может всего добиться!

– Грехи молодости… – процедила она сквозь зубы.

– Что за ерунда! – резко рассмеялась Мария. – У нас в Лауше и времени не было для каких-то грехов, мы стали взрослыми быстрее, чем… нам бы того хотелось, не так ли, Рут?

Ванда испуганно заметила, что мать бросила на Марию просто убийственный взгляд.

«Оставь все как есть. Бери Марию под руку и делай вид, что она ничего не говорила», – шептал ей внутренний голос.

«Но почему? – одновременно возмущался другой голос. – Делать так, словно ничего не произошло, значит копировать маму!»

Ванда переводила глаза с матери на тетку. У девушки появилось ощущение, что она одновременно и зритель, и актер в какой-то пьесе, которая вот-вот достигнет кульминации. Все заняли свои места и ждали следующей реплики. От нее? Вдруг ей показалось, что любое слово или жест стали иметь громадное значение.

Почему мать смотрела так, словно ее застали за кражей столового серебра?

Почему Мария выглядела так, словно готова была сквозь землю провалиться?

Она ведь хотела всего лишь отвлечь внимание от неудавшегося танцевального номера…

Отец – пьяница? Никогда и ни за что. Тут попахивало скандалом, и еще каким скандалом!

«…повзрослели быстрее, чем нам того хотелось?»

Ванда медленно, словно кукла на шарнирах, развернулась к Марии. Казалось, она желала продлить этот момент как можно дольше.

– Мария… а может, ты вообще говорила не… о Стивене Майлзе? – Голос девушки прозвучал чуть слышно.

Никто ничего не ответил.

В горле у Ванды встал ком, во рту так пересохло, что язык прилип к нёбу.

– Почему… почему вы вдруг стали так странно себя вести? Мама! Мария?.. Что?

Рут смотрела в одну точку перед собой, а Мария замерла, превратившись в соляной столб. Обе, казалось, разучились говорить и двигаться.