— Я хотел помочь и поговорить. У нас осталось множество неразрешенных вопросов.

— Когда хотят поговорить, не похищают! Ты выворачиваешь ситуацию в свою пользу и пытаешься очернить моего мужа, выставляешь его монстром, а себя ангелком. Даже если ты и спасал меня, не прощу того, каким способом ты это хотел сделать!

Я попыталась отстраниться от него, показывая, что мне неприятны его прикосновения. Мне казалось, если приму его заботу, то предам мужа. Или я боялась того, что как раньше поведусь на заботу и ласку своей первой любви? Она ведь все равно плещется где-то в глубине меня, хоть и боюсь себе в этом признаться.

— Тебе нельзя нервничать. Давай будем дышать ровно. Слышишь меня? Делай глубокий вдох…теперь выдыхай, — я услышала успокаивающий голос и перестала дергаться.

Ильяс прав. Мне нельзя нервничать. Черт возьми, мне нельзя нервничать, но как успокоиться, когда тебя погрузили в грязный фургон и увозили в неизвестном направлении?!

Попыталась послушаться и дышать ровно. Откинув голову к холодной стене, прикрыла глаза и постаралась нормализовать дыхание. Нужно было подумать о чем-то хорошем. Уйти хотя бы мыслями туда, где тихо и спокойно. Умиротворение настигало только в объятиях мужа. Рядом с ним всегда меня всегда накрывал купол невозмутимости, потому что знала — Волков — моя каюта спокойствия и никто не сумеет прорваться внутрь нашей нирваны, чтобы навести хаос. Никто, кроме Ильяса, который смог разрушить идиллию, словно нежный хрусталь, и теперь пытался меня утешить.

— Я не дам тебя в обиду. Ты только успокойся, если тебе станет плохо, я не смогу оказать тебе помощь, — шептал он, — я не собираюсь просить тебя убить Волкова. Я же сказал: это твои слова. Даже мысли такой не было. Ты за кого меня принимаешь?

— За человека, который убил моих родителей, — буркнула я, но вспомнила реакцию мужа на мой вопрос про маму и папу, — хотя, Назар не подтвердил, что это ты. Но если не ты, то кто?!

— Мышонок, — он обреченно уставился на меня и начал говорить таким тоном, каким обычно говорят с маленькими детьми, — да, я убийца. Я убивал людей. Ты же наверняка изучала про меня информацию и должна была знать, как я работаю. Ты же обращала внимание на мой почерк.

— Я…обращала, — я уставилась на свои колени. Они все говорят про этот гребанный почерк. И я изучала, у Сафарова действительно он был иным. Но до вчерашнего дня не задумывалась над этим, — но ты был зол на отца за то, что он сделал и не контролировал себя.

— Я не изгаляюсь над людьми, прежде чем их убить. Это в крови, рефлекс. Не могу поступить иначе, чем научили. Это не моя работа, Мышонок. Как бы я не был зол на твоего отца, его убил не я.

— А кто тогда? — повернулась к нему, чтобы увидеть, что скажет. Услышать мне было недостаточно.

— Волков. Не своими руками, он же с тобой на тот момент был, — отрезал Ильяс.

— Нас чуть не убили тоже. Назар мне жизнь спас, — мои губы задрожали.

— Я не убивал твоих родителей. Когда я пришел, они уже были мертвы, — он заладил свою пластинку и меня это взбесило:

— То есть, Назар сначала организовал покушение на нас, а потом убил моих родителей и свою охрану?!

— Зачем охрану-то? — он хотел пожать плечами, но скривился от боли. Стиснув зубы, добавил, — Охрану как раз я убил, потому что приходил к твоему отцу, чтобы поговорить. Но опоздал. Твои родители остывали в доме, но охрана была в добром здравии. Мышонок, я бы никогда не сделал то, в чем ты меня обвиняешь, — неожиданно он потянулся ко мне, будто поцеловать хотел, но резко замер, словно увидел перед собой преграду.

Я напряженно смотрела на него, пытаясь понять, лжет или нет. Сафаров прикрыл глаза, снова зажимая место ранения.

— Тебе нужно перевязать рану, ты теряешь кровь, — опомнилась, дотронувшись до его руки. Парень дернулся от меня и скованно улыбнулся:

— Я сам все сделаю. Это ерунда.

— Прекрати, я умею делать перевязку, я Назару помогала, когда его ранили после свадьбы.

Замолчала, вспоминая, что тогда впервые увидела обратную сторону жизни своего мужа. На тот момент я его ненавидела. За сутки до стрельбы желала ему смерти, а в момент, когда он спас меня, испугалась, что могу потерять. Сейчас история повторялась: ненавидела Ильяса, но не хотела терять. Интуиция шептала, что только он сейчас мог помочь мне не свихнуться. Поэтому уверенно потянулась к нему, чтобы помочь снять куртку, кофту и использовать футболку в качестве бинта. Сафарову повезло — пуля прошла навылет.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— В куртке таблетки, — стискивая зубы, пробормотал парень, когда мы закончили. От боли на лбу выступила испарина и он начал бледнеть, — достань, пожалуйста.

— Это сильное обезболивающее, — я выполнила его просьбу, протягивая блистер с таблетками. — Зачем ты пьешь их?

— Голова болит иногда. Ерунда, — он без воды проглотил два колеса и прикрыл глаза, — сейчас пройдет и я смогу ясно мыслить.

Осторожно рассматривая парня, который устало сидел на полу, прислонившись к кузову, пыталась предугадать, что творилось у него в голове. Тщетно.

— Ильяс, — тихо спросила, — как ты выжил?

— Тебе, правда, интересно? — мазнул по мне взглядом. — Ты в порядке?

— В порядке. Мне интересно, расскажи.

— Когда твой муж взорвал ангар, меня из него вытащила Амина с охранником. Они ждали снаружи, — он грустно улыбнулся, — а спас Глеб, который пытался вытащить меня, после того, как меня снял снайпер. Сам он, наверное, не спасся…

Я не стала говорить, что нашла Глеба в ожоговом центре спустя время и про себя подумала, что при всей своей преданности моя правая рука, по совместительству лучший друг, и словом не обмолвился о том, что вытаскивал Ильяса.

— Амина перевезла меня в другой город, где мне оказали помощь, — продолжил парень, — я некоторое время был в коме, потом долго восстанавливался. Татуировки набивал, чтобы скрыть ожоги, — он с презрением посмотрел на свои рукава, — в том городе я начал новую жизнь.

— Ты начал новую жизнь с Аминой?

— Нет, у меня была другая девушка, но… впрочем, это все неважно. Из моей головы ты не выходила. Не было и дня, чтобы не думал о тебе, не вспоминал какие-то моменты нашей прошлой жизни. Незакрытый гештальт, знаешь. Не мог жить, не увидев снова тебя. В глаза твои заглянуть хотел. Поговорить, — он начал одеваться.

— О чем нам с тобой разговаривать, Ильяс. Мы же все в ангаре обговорили. У нас разные пути. Я люблю своего мужа, у нас с ним растет прекрасная дочь. А ты разрушил мою жизнь.

— Это дочь Назара? — он пристально уставился в мои глаза и я растерялась.

— А чья еще? Не твоя же. У нас же с тобой ничего не было, — удивленно пробормотала я.

— Да…, — он сморщился, — глупый вопрос. Я не рушу твою жизнь, я пытаюсь тебя спасти.

— От кого? От них? — он что-то скрывал от меня. Знал и не хотел говорить.

— Почему ты считаешь, что я…убил твоих родителей? Кто тебе это сказал? — Ильяс проигнорировал мой вопрос.

— Потому что у тебя был мотив. Ты отомстил за Инзилю, — отрывисто сказала и встала, но быстро вернулась на место, потому что машину затрясло. Скорее всего мы съехали с асфальта и поехали по неровной дороге.

— Кто тебе это сказал? — снова взял меня за руку. Его лицо расслабилось. Таблетки начали действовать.

— Вадим…это, — Я не успела продолжить, потому что фургон остановился и снаружи послышались голоса.

— Безопасник Волкова, я знаю, — Ильяс напрягся и потянул меня за себя, пересаживаясь на мое место. Когда двери открывались, он неожиданно подмигнул мне, — ничему не удивляйся. Все будет хорошо. Тебе никто и ничего не сделает, поняла?

— Поняла, — сердце панически забилось, когда в салон ударила полоска солнечного света, заставляя зажмуриться, — у тебя есть план?

— Есть. Придется довериться черту, — он ухмыльнулся, словно сам не верил в то, что говорил.

Глава 16


Назар


Я опоздал на двадцать минут. Какая-то треть часа обошлась мне слишком дорого: жену увели практически у меня из-под носа. Этот ублюдок снова обыграл меня, оставив в напоминание о себе переполох в местном парке, и раскидав по территории гильзы. Услышав, что была стрельба, меня закоротило. Сафаров зарвался. Когда я найду его, парень пожалеет, что вновь решил напомнить о себе и не подох в ангаре со своим папашей. Я не верил в то, что он мог выстрелить в Камилу, но даже мизерная вероятность такого исхода доводила до тряски. Больше всего я ненавидел чувство беспомощности. Когда ты не можешь помочь человеку, который больше всего в тебе нуждается.

Когда мы с Вадиком приехали в парк, там уже работала полиция. Какая-то мамаша, качая детскую коляску кислотно-зеленого цвета, громко рассказывала про то, как группа вооруженных людей похитила девушку. Я догадывался, что она говорила про Камилу, но не стал подходить и привлекать к себе внимание. Моей жены здесь нет, а давать очередные показание — лишь пустая трата времени. Менты все равно не достанут Многоликого и, возможно, они заодно. Ведь я не сообщал о похищении Камилы и про вознаграждение тоже не говорил. Кто-то старательно меня топил и у него это получалось.

Мы уже хотели уходить, когда я услышал, как один из сотрудников сообщил, что за ларьком с шаурмой есть кровь. Слова резанули, как острая бритва. Сафаров не мог стрелять в Камилу, нет… Та мамаша сообщила, что девушку похитили, а Ильяс бы никогда не промахнулся. Или цель была только ранить?

— Узнай чья кровь, — тихо сказал брату, жестом показывая телохранителям, что мы уходим. Вадик пошел следом, набирая кому-то по мобильному. Больше нам тут делать нечего. — Позвони ребятам, пусть прочешут весь город. Все склады, посуточные квартиры, гаражные кооперативы. Везде, где эта тварь может ее держать, — добавил, когда мы сели в машину, — сами пусть не лезут. Только найти. Дальше я сам разберусь.