— Значит, он предпочитает женщин, похожих на куриц, — произнесла она ничего не выражающим тоном.

— Королю доставляет удовольствие развращать жен и дочерей своих лордов, — сказала Махельт. — И тут ему все равно, как они выглядят. Да, он пытается доказать, что он главный петух в своем большом курятнике, хотя раньше этот петух кукарекал с вершины навозной кучи.

— Я думаю, именно так Иоанн поступил с Хавис Омальской. Она забеременела, а потом он подбросил ее де Фору, чтобы тот гадал, глядя на бастарда, чей это сын.

Махельт насупилась:

— Но он не сможет разбить помолвку Вилли и Алаис, правда?

— С Иоанном ни в чем нельзя быть уверенной, — мрачно отозвалась Изабель.


Вилли ехал рядом с Алаис по залитой солнцем лесной просеке. На деревьях набухли почки, а кое-где уже проклюнулись маленькие зеленые листочки. Вилли казалось, что древесный сок течет и в его жилах, подобный темному меду, вязкому и сладкому. Он не мог поверить, что молодая женщина, едущая рядом с ним и улыбающаяся ему, бросая на него взгляды из-под ресниц, когда-то была тощим жалким созданием, на чей палец он десять лет назад надел слишком большое для нее кольцо для помолвки. Теперь кольцо было ей впору. Оно красовалось на ее безымянном пальце — сапфир, утопленный в расплавленное золото. Ее кожа была бледной, цвета слоновой кости, почти прозрачной, косы — золотисто-каштановыми, а ее взгляд обезоруживал его. Ее похожие на агат глаза меняли свой цвет в зависимости от освещения: сейчас они были зелеными, потом янтарными, потом темно-карими, но, хотя эти перемены завораживали его, по-настоящему его подкупало выражение подлинного обожания в них и то, как робко она с ним заигрывала. Казалось, она смотрит ему в душу, все про него знает, и ей все нравится. Он не привык к тому, чтобы кто-то жадно ловил каждое его слово, и это новое ощущение кружило ему голову. Она была отличной наездницей и правила конем уверенно, даже не задумываясь о том, что ей нужно делать. Некоторые придворные дамы в седле выглядели как мешки с мукой, только что привезенные с мельницы, но не такова была Алаис.

— Вы держитесь в седле как королева, — сказал он ей.

Ее щеки залились краской, и, искоса взглянув на него, она поблагодарила Вилли.

— Кто вас научил, ваш отец?

— Да, — ответила она и опустила глаза. Он заметил, как сжались ее губы, и подумал, не затронул ли он больную тему. Он не хотел ее расстраивать.

— Вы, должно быть, глубоко скорбите о нем. Я знаю, что моему отцу его очень не хватает.

Она какое-то время ничего не говорила, двигаясь в такт с лошадью. Ее косы блестели, как роскошный шелк.

— Я ненавидела его! — пылко выдохнула она наконец. Вилли ожидал услышать совсем другое и теперь мог только ошеломленно смотреть на нее. Болдвин де Бетюн был лучшим другом его отца, товарищем по рыцарским турнирам и на поле брани. Он помнил, как Болдвин взъерошивал его волосы, дразнил его, в шутку боролся с ним и с Ричардом, как раздумывал над шахматной партией.

— Почему? — спросил он.

Алаис выпятила влажную нижнюю губу, и он был поражен тем, сколько желаний вызвало в нем это движение.

— Потому что он имел привычку колотить меня, запирать в пустой кладовке и держать там на хлебе и воде… И мою мать он тоже бил.

У Вилли отвисла челюсть, а глаза округлились до размеров блюда.

— Болдвин так поступал? — если бы она сказала, что у Болдвина было две головы и хвост, он удивился бы не больше.

— Вы мне не верите? — теперь в ее голосе зазвучала враждебность, отчего вся мягкость исчезла, а взгляд стал острым, как битое стекло.

Вилли крепче взялся за поводья и закрыл рот.

— Нет… да, конечно, верю, потому что люди редко бывают теми, кем кажутся… просто… я… — он, не найдя слов, покачал головой.

— Когда я возражала, он называл меня дерзкой. Он говорил, что ему не нужна дочь, которая унижает и позорит его своей невоспитанностью и тем, что заговаривает, когда ее не спрашивают… а похоже, именно это я и делала, стоило мне раскрыть рот. Мы с матерью должны были знать свое место и быть у него под каблуком… как… как хорошо выученные собаки. Если мы вели себя так, как он считал правильным, нас гладили. Если нет — нас били, — в ее глазах вдруг появился влажный блеск, и если до этого Вилли был просто очарован ею, то теперь он был окончательно пленен.

— Не плачьте, — хрипло произнес он. — Иначе я перестану быть мужчиной.

Ее улыбка засияла сквозь слезы.

— Этого не случится, милорд.

Вилли покраснел. Когда она назвала его «милордом», его словно охватило жидкое пламя, потому что так обычно обращались к его отцу.

— Когда я буду вашим мужем, никто не посмеет ударить вас или причинить вам боль! — пылко произнес он.

Вымученная улыбка стала искренней. При виде ее Вилли словно впал в дремоту и утратил всякую способность контролировать свой одурманенный любовью разум.

— А если моему брату удастся заполучить часть моего приданого? Договор все равно останется в силе?

— Конечно, да, — возможность любого другого исхода наводила на него ужас. — Наши отцы были лучшими друзьями, и этого достаточно, чтобы вы стали моей женой. Ваш брат ваши земли и пальцем не тронет, — добавил он. В его голосе зазвучала сталь. — Я вам это обещаю. Что бы ни сказал и ни сделал Иоанн, наш брачный договор все равно останется в силе. Вы моя, а ваши земли будут принадлежать нашим детям.

Она покраснела, а брошенный ею взгляд заставил его подумать о том, как невыносимо тяжело будет для него время ожидания, пока они не станут законными мужем и женой.


Иоанн разглядывал молодого человека, поднявшегося с колен. Симпатичный высокий парень, пожалуй, даже очень симпатичный. Темные волосы, узкие губы, короткая аккуратная борода. Иоанн в молодости. Вильгельм де Фор, лорд Холдернесский, прибыл ко двору, чтобы заплатить долги короне, оставшиеся после смерти его матери, и заявить о своих правах на наследство.

— Добро пожаловать, — сказал Иоанн. — Я хотел бы видеть тебя чаще, но твоя мать предпочла растить тебя не в Англии.

— И я был бы рад чаще посещать двор, сир, но у моего отчима были другие планы, — его голос, глубокий и богатый интонациями, ласкал слух, как и голос Иоанна. Пальцы юноши украшали золотые кольца, а край его рубашки был обшит тонкой полоской шелка — что важно! — королевского пурпурного цвета.

— Возможно, у твоего отчима были на то свои причины, — мягко произнес Иоанн и велел слуге налить им вина. — Ты читаешь?

Он указал на несколько книг, сложенных стопкой у дорожного сундука. Некоторые из них были в обложках из простой кожи, другие — в позолоченных и украшенных драгоценными камнями.

У де Фора загорелись глаза.

— Да, сир. Я, как и вы, собираю книги.

Иоанн подошел к стопке, выудил из нее одну из книг в простой кожаной обложке и протянул своему гостю:

— Принадлежала Хьюберту Вальтеру. О делах казначейских. Ты можешь найти в ней кое-что полезное.

— Благодарю вас, сир, думаю, так и будет, учитывая, что мне нужно где-то найти деньги для уплаты долгов после смерти матери, а семейный доход сокращается из-за того, что моя сестра выходит замуж за наследника Маршалов, — он потер кожаный переплет пальцем и жадно взглянул на книги в драгоценных обложках. Иоанн проследил за его взгляд. Если молодой человек ожидал получить одну из них, его ждало разочарование.

Иоанн почесал подбородок.

— Приданое твой сводной сестры — это еще не все земли, оставленные тебе матерью. Однако в память о ней и поскольку мне сейчас нужны люди, готовые служить своему королю верой и правдой, я готов возместить тебе большую часть тех средств, что уходят из семьи. Если ты хочешь послужить мне, то и я, в свою очередь, готов помочь тебе всем, чем могу.

Де Фор взглянул на книгу, которую держал в руках. Он перелистнул несколько страниц, прочел немного, а затем поднял на Иоанна глаза, полные вызова:

— Отец моей сводной сестры, выделяя ей долю в семейном имуществе для приданого, воспользовался привилегиями.

Иоанн пожал плечами:

— Это не в моей власти. У него было на то право, а договор составлен безупречно и подписан при слишком большом количестве свидетелей. Его нельзя ни разорвать, ни опротестовать.

— Значит, вы ничего не можете сделать, чтобы помешать этому браку или сохранить за мной эти земли?

Иоанн взглянул на свои чистые, ровно подстриженные ногти.

— Если никто из них не умрет, нет, — ответил он безразличным тоном.

— Да, я так и думал, — согласился де Фор столь же равнодушно. — Какая жалость.

Глава 33

Пемброук, Южный Уэльс, июль 1214 года


Изабель улыбалась, глядя на свою самую младшую дочь, заснувшую у нее на коленях, перевозбудившись из-за свадьбы старшего брата и всех лихорадочных приготовлений и шумных торжеств последних нескольких дней. У Изабель от всего этого голова раскалывалась, она и сама была бы рада приткнуться в какой-нибудь уголок и поспать. Она сидела вместе с остальными своими дочерьми на обложенной подушками скамье, поставленной специально для гостей, чтобы им удобно было наблюдать за рыцарскими поединками и разными трюками, которые воины показывали на поле перед замком.

Невеста сидела рядом с Изабель на своей золоченой подушке, ее руки покоились у нее на коленях, а новое золотое обручальное кольцо сверкало на безымянном пальце. Распущенные золотисто-каштановые волосы украшал венок из белых роз. На ней было платье из бледно-золотого дамасского шелка со шлейфом и длинными, расширяющимися книзу рукавами из переливающейся сине-зеленой ткани. Платье было с завышенной талией, со вставками по бокам, поэтому, вместо того чтобы открывать взгляду тоненькую, стройную фигуру невесты, оно полнило ее. Зная о сильном взаимном влечении Вилли и Алаис, Изабель гадала иногда, а не появится ли следующий наследник графства раньше, чем через девять месяцев после свадьбы. Однако сегодня утром на простынях была кровь, а сейчас Алаис немного ерзала на своей подушке, будто ей слегка неудобно. Судя по тяжелым взглядам, которые весь день бросал в сторону Алаис Вилли, и по тем скромным, но хитрым взглядам кошки, только что пообедавшей птичкой, которыми отвечала ему Алаис, Изабель могла заключить, что они, возможно, воздерживались от решающего шага до свадьбы, но явно не были в любовных утехах новичками.