Изабель и Ида обменялись с ней обычными любезностями. Хавис Омальская улыбалась и кивала, но сама не обращалась ни к одной из женщин.

— Я вижу здесь вашего сына, — заметила Ида. — Он собирается остаться с вами и Болдвином?

Хавис покачала головой.

— Он возвращается в Пуату на Новый год, — ответила она бесцветным голосом. — В имения своего отца.

— А, — сочувственно протянула Ида. Ее собственный первенец, рожденный от связи с королем Генрихом, вырос в семье короля, а не с ней во Фрэмлингеме. — Вы будете по нему скучать. Я знаю, потому что я ужасно скучала по моему Вильгельму.

— Ему лучше бы остаться там, где он есть, — сказала Хавис полным тоски голосом.

Ида обменялась с Изабель беспомощным взглядом. Всем было известно, хотя вслух об этом и не говорилось, что сын Хавис не был родным сыном ее второго мужа Вильгельма де Фора, а был кукушонком, подброшенным в их семейное гнездо Иоанном, перед тем как он в первый раз продал Хавис в другой брак. Изабель взглянула на мальчика, который был ровесником Махельт. В его внешности определенно проступало что-то от Иоанна, и, похоже, некоторые черты его характера были тоже от отца. До этого она видела, как он тянул девочку-служанку за косу так сильно, что та расплакалась… хотя, возможно, это было от злости или горечи, а не от жестокости. Она промолчала, не высказав своего мнения.

— А ваша дочь? — спросила она, тактично меняя тему. — Как дела у Алаис?

Хавис слегка пожала плечами.

— Все в порядке, миледи, — ответила она. — Она слишком мала, чтобы посещать двор, и я этому только рада. Здесь слишком много опасностей. Слишком много хищников.

— Вы правы, — согласилась Изабель. — Но, возможно, вы с Болдвином навестите нас в Кавершаме. Я могу пообещать, что там вас ждет теплый прием и там вы будете в безопасности.

— Вы очень добры, графиня, — Хавис выглядела так, будто вот-вот расплачется. Она вдруг извинилась и поспешила в сторону жилых покоев.

— Бедная, — мягкий взгляд карих глаз Иды был полон сочувствия. — Вот что происходит с женщинами, которым Господь не дал хорошего мужа.

— Разве Болдвин плохо с ней обращается? — спросила Изабель, метнув взгляд в сторону мужчин. Болдвин только что хлопнул Вильгельма по спине, очевидно рассказав что-то очень смешное, поскольку все трое от души рассмеялись. Роджер Норфолк даже пополам согнулся. Изабель сделала вывод, что шутка, очевидно, была очень грубой, потом надо будет спросить Вильгельма.

Ида тихо вздохнула:

— Я знаю, что твой муж дружит с Омалем с юности и что со временем ваш старший сын, скорее всего, женится на их дочери. Болдвин, разумеется, хороший человек, но это проявляется с друзьями. И это вовсе не значит, что он хороший муж.

Изабель подняла брови. Иду Норфолк нельзя было назвать очень образованной, но она хорошо понимала людей и с ее связями при дворе часто участвовала в распространении слухов и сплетен. Но она не просто передавала то, что услышала от кого-то. Она была слишком мудра и умела сопереживать, но то, что она знала, часто накладывало отпечаток на ее суждения, и иногда она могла сделать достаточно обидное замечание.

— Одна Дева Мария знает, — сказала Ида, — иногда мне хочется посадить моего Роджера на бочку с порохом и поджечь фитиль, но вечером мы снова возвращаемся в нашу комнату и говорим о том, что произошло за день. Мы встречаем трудности вместе, и он ценит меня, а я наслаждаюсь его обществом. И судя по тому, что я вижу, у вас с мужем дела обстоят так же. Но что до Болдвина и Хавис… — она слегка пожала плечами. — Огонь в их очаге погас, и мне их жаль. Я надеюсь, что, с кем бы мои дети ни связали свою жизнь, их избранники будут согревать их сердце.

— Аминь, — заключила Изабель и обернулась: к ней подлетела Махельт — густые рыже-каштановые волосы выбились из перевитых голубыми лентами кос, глаза блестят, как звезды. Вежливо поклонившись Иде, она потянула Изабель за рукав.

— Мама, пошли танцевать, — потребовала она.

Рассмеявшись, Изабель позволила втянуть себя в кольцо танцующих женщин.

— И вы, — сказала она Иде. Ту не пришлось упрашивать: она взяла Махельт за другую руку и присоединилась к танцующим.

Изабель протанцевала несколько танцев со своей дочерью, но потом ритм изменился, и заиграли мелодию, под которую мужчины и женщины обходили друг друга кругами. Махельт с восторгом оказалась партнершей Хью Биго, старшего сына Иды, который уже превратился в великолепного девятнадцатилетнего юношу. Со светящимся лицом она позволила ему закружить ее вдоль цепочки людей и обратно. Изабель и Ида переглянулись и ничего не сказали, но обе женщины улыбнулись.

Изабель схватил Вильгельм де Броз, и она чуть не задохнулась в облаке винных паров, которые он выдыхал. Его роскошная шелковая одежда была в пятнах от соуса и в марципановых крошках. Крошки были и в бороде. С налитыми кровью глазами, он тяжело дышал. Де Броз часто при дворе искал общества Вильгельма, называя его «другом» и «соседушкой» и шлепая по спине так сильно, что у Вильгельма плечи чуть за грудную клетку не вылетали. Он был бы не прочь и выпивать вместе с ним, чего Вильгельм пытался избегать. Он признавался Изабель, что для того, чтобы служить королю Иоанну, нужно либо быть полным дураком, либо обладать умом, подобным только что наточенному клинку, причем последнее предпочтительнее. А вот одурманивание себя вином не приветствовалось.

Изабель заставила себя принять руку де Броза и повернулась к нему. От него несло затхлым потом, как будто он не мылся уже целую вечность, а его глаза были блестящими и пустыми, как черное стекло. Испытав облегчение, когда танец кончился и можно было от него избавиться, она почувствовала себя так, будто попала из огня да в полымя, потому что ее руку взял Иоанн.

— Давно мы не танцевали вместе, графиня, — произнес он мечтательно. — Насколько я помню, вы тогда были молодой женой и еще краснели от удовольствия, полученного на супружеском ложе.

— У вас, сир, и в самом деле отличная намять, — ответила Изабель будничным голосом, как будто волосы на ее затылке не встали дыбом от его тона. В те времена его поступь была легка, как у кошки, и хотя с тех пор он прибавил в весе, но не утратил ни гибкости, ни пугающей сексуальной притягательности. Изабель знала, как ему нравилось выводить из себя жен своих лордов… а иногда ему удавалось и больше, чем просто вывести их из равновесия. Несколько мужчин купили королевскую благосклонность, послав к Иоанну в постель своих жен или дочерей-девственниц. Изабель не думала, что сейчас он осмелится домогаться ее, но все равно испытывала беспокойство, а зная его пристрастие к невинной плоти, она внимательно следила за Махельт.

— Да, и крепкая, — сказал он, хищно блеснув белыми зубами. — Быстро бежит время, не правда ли? Ваш старший сын был не более чем узелком у вас в утробе, когда мы танцевали в последний раз, а теперь он почти мужчина, как и его брат. У вас совершенно очаровательные сыновья, миледи.

Если де Броз вообще вряд ли заметил, что танцевал с Изабель, Иоанн буквально буравил ее взглядом, пытаясь проникнуть ей в душу и разгадать ее мысли и чувства. Она заставила себя не смотреть со страхом на своих детей и продолжать улыбаться.

— Спасибо, сир, я горжусь ими, — пробормотала она, — как и мой муж.

— Уверен, что это так, — медовым голосом произнес Иоанн. — Я надеюсь, что в один прекрасный день мои сыновья, которых подарит мне жена, станут такими же крепкими.

Он поклонился и двинулся дальше.

Он говорил вежливо, и Изабель не могла бы пожаловаться на его поведение, однако она чувствовала смятение, как будто он захватал своими руками ее тело или поцеловал в губы, засунув ей в рот свой язык.

Лежа той же ночью в отведенных для них покоях в постели с Вильгельмом, она пыталась составить в своем сознании цельную картинку из разрозненных сведений, которые ей удалось узнать при дворе. Это было все равно, что с завязанными глазами залезть руками в мусорную кучу и надеяться найти там золотое кольцо, прекрасно сознавая, что, скорее всего, главным призом послужит навозная лепешка.

Она взглянула через неплотно закрытые занавеси над кроватью на спящих сыновей, свернувшихся, как щенята, на походных кроватях с оплетенными веревками рамами. Махельт с сестрами была в маленькой комнате со своей няней и двумя женщинами Изабель. Оруженосцы Вильгельма спали на соломенных подстилках у двери. Невинность. Ей хотелось обхватить их руками и закрыть от всех горестей мира, какие только могут их коснуться, сознавая, что они растут и она должна сделать совершенно противоположное — отпустить их. Ее глаза вдруг наполнились слезами, и она расплакалась.

Вильгельм повернулся на бок и положил руку ей на талию:

— Что случилось?

— Ничего, — она покачала головой. — Просто они так быстро растут! Я вижу, сколько при дворе грязи, и хочу защитить их от всего этого, но знаю, что не могу. По правде сказать, чем больше они узнают, тем более защищенными станут, но я не хочу, чтобы они утратили радость жизни.

— Не утратят, — Вильгельм погладил ее шею. — Разве я ее утратил? Или ты? Можно все понимать, но не давать злу себя замарать.

Изабель вытерла лицо ладонью.

— Кстати, о радости жизни, — сказала она, — я сегодня видела де Броза.

Вильгельм ничего не ответил, но наклонился вперед, задул свечи и плотнее задернул полог. Она предпочла бы видеть выражение его лица, но понимала, что ему вряд ли этого хочется, поэтому он и загасил огонь.

— Принца Артура никто не видел уже восемь месяцев, и Иоанн ни слова ни сказал о том, где тот может находиться. Он мертв, не так ли?

Она почувствовала, как он съежился.

— Я это допускаю, — произнес он будничным тоном, — иначе Иоанн бы его уже предъявил.

Изабель обняла его плоский живот и поиграла с полоской волос, тянущихся от его пупка ниже.