Острый вкус предательства разъедал его язык. Герцог с отвращением представил себя обезумевшим от любви рабом Габриель. Его тошнило при мысли, что ее власть над ним была так велика. Всего за несколько мгновений до того, как обнаружилось ее исчезновение, он уже собирался найти ее и просить прощения за то, что так черство вел себя с ней раньше. Кэм даже не передал письмо, которое заставил написать Габриель, и почти решил отказаться от мщения Маскарону. Герцогу невыносимо было думать о том, как будет страдать его жена, когда правосудие наконец настигнет этого негодяя.

Боже правый, когда Кэм доберется до Габриель, она узнает, что такое правосудие оскорбленного мужа! Он научит ее, что значит полностью подчиняться супругу, или сломает ее, пытаясь сделать это. Если до этого открытого проявления неповиновения Габи считала, что с ней плохо обходятся, то теперь она поймет, с какой снисходительностью, с какой терпимостью и щедростью он вел себя с ней раньше.

Больше часа Кэм поддерживал кипение своего гнева. Вполне естественно, что постепенно гнев рассеялся, оставляя его опустошенным, ничего не чувствующим.

Когда к Кэму вернулось прежнее, относительно спокойное состояние духа, он изменил свое намерение предоставить Габриель ее судьбе. Хотя он старался не сочувствовать ее доле, невыносимо было думать, что, находясь в таком месте, его жена может подвергнуться грубому обращению и оскорблениям. С этого момента фантазия герцога разыгралась, причиняя ему страшные муки. Когда он в сопровождении своих людей наконец выехал из замка, чтобы вернуть Габриель, Кэм уверял себя, что им движет исключительно забота о своем неродившемся ребенке.

Когда Габриель отпустили под поручительство Кэма, она сразу поняла, что муж наихудшим образом истолковал ее прогулку за пределы Данрадена. Радость, охватившая Габи при виде знакомого силуэта, мгновенно испарилась, когда Кэм отвернул от нее свое каменное лицо. Не успела Габриель пробормотать слова благодарности и спросить о судьбе Голиафа, как ее быстро втолкнули в ожидавший экипаж.

Какая ирония судьбы, думала Габи, впервые ей представился случай хоть немного осмотреть Корнуолл, но из окна экипажа можно было увидеть лишь туман да непроглядную тьму. Экипаж ехал медленно, и рядом с Габи не было никого, кто мог бы отвлечь ее от невеселых размышлений. Габриель предалась отчаянию. Она понимала, что не сможет убедить Кэма, что собиралась вернуться по собственной воле. Ее поймали. Неудивительно, что он предположил худшее. Габриель утешало только одно: теперь, когда вмешался Кэм, можно было не переживать за безопасность, хоть, и не за свободу, Голиафа.

Когда кучер наконец остановил лошадей и герцогине помогли выйти, она с любопытством стала вглядываться в лица окружавших ее шестерых всадников, которые сопровождали экипаж.

– Где его светлость? И… и мой друг? – спросила Габриель одного из них.

Всадник отвел взгляд.

– Герцог скоро будет, – уклончиво ответил он.

Спустя мгновение, обнаружив, что они еще не в Данрадене, Габи поинтересовалась:

– Где мы?

Ведя лошадь под уздцы, подошел конюх. Он подставил руки, чтобы помочь Габриель запрыгнуть в седло.

– В каретном сарае, ваша светлость, – ответил он. – Экипаж не сможет спуститься по крутому склону к замку.

Габриель услышала приглушенный рев моря и поняла, что они, должно быть, недалеко от вершины утесов. В другой ситуации ей было бы интересно внимательнее осмотреть каретный сарай мужа. Но сейчас Габи гораздо больше волновало, что происходит между отсутствующими Кэмом и Голиафом.

Слуги в Данрадене подчинялись герцогине беспрекословно, но держались холодно. Это не удивило Габриель. Ей не хотелось даже думать о том, что они предположили, увидев ее в костюме пажа. Только Бетси, казалось, была как всегда радушной.

– Это был просто выпад, – по-своему объяснила Габриель, надеясь, что Бетси не будет допытываться дальше.

– Выпад? – уточнила Бетси, быстро и ловко раздевая госпожу.

– Розыгрыш, проказа.

– Шутка, – исправила Бетси, внезапно осознав что-то. И очень глубокомысленно и непонятно для Габриель добавила: – Вот чего ему не хватало многие годы, только он не понимает этого.

Бетси удалилась. Габриель с замиранием сердца ждала, когда послышатся звуки шагов Кэма. Прошло некоторое время, и она услышала за дверью поступь мужа. Мгновение он колебался, а потом направился в свою комнату. Со всем самообладанием, на какое только была способна, Габриель ждала, что Кэм войдет в двери, соединяющие их спальни. Прошло тридцать минут, и Габи поняла, что герцог лег спать.

Волна облегчения сменилась недовольством. Он наказывал ее. Габриель уверяла себя, что ей все равно, захочет ли он когда-нибудь выслушать ее объяснения. Потакая внезапно нахлынувшей жажде действия, она задула свечи и направилась к большой пустой кровати. Разложив подушки, как ей нравилось, герцогиня скользнула под одеяло.

Габриель твердо решила уснуть. Через пару минут она уже думала о том, что никогда не замечала, какая огромная у нее кровать. Габи подвинулась на середину и вздохнула. Огромная и холодная, решила она и яростно набросилась с кулаками на подушки. Через секунду Габриель забросила одну из подушек под одеяло и скрутилась вокруг нее калачиком. Стало не так одиноко. По телу побежали мурашки. Ноги герцогини были холодными, словно лед. Габриель была уверена, что к утру замерзнет насмерть и ни одна живая душа в Данрадене не посочувствует ее печальной участи. Слеза скатилась по ее щеке. Ну, разве что Бетси, подумала Габриель. И, конечно, Голиаф. Как бы ей хотелось знать, где он сейчас!

Она села на кровати и мрачно уставилась в пустоту перед собой. Вздохнув, Габи отбросила одеяло и встала. Кто-то должен был позабыть о гордости и сделать первый шаг. И этим кем-то, по всей видимости, придется стать именно ей. Габриель на цыпочках подошла к двери в смежную комнату и замешкалась. Собрав в кулак всю смелость, словно перед боем на рапирах, Габриель повернула ручку и шагнула в спальню Кэма.

Глава 16

Комнату окутывал полумрак, но Габриель смутно различала силуэты. Чем ближе она подходила к кровати, тем медленнее становился ее шаг. Смелость, внезапно охватившая Габриель, так же быстро оставила ее. Стараясь не издавать ни звука, герцогиня осторожно попятилась обратно к двери, но вдруг краем глаза заметила тлеющий огонек возле окна. Кэм сделал глубокую затяжку. Габи услышала, как он медленно выдохнул дым сигары. До нее донесся легкий запах табака. Кэм наблюдал за ней.

Его голос был таким мягким, таким спокойным, что Габриель не сразу поняла, какими холодными были его слова.

– Разумнее отложить нашу ссору до тех пор, когда я буду лучше себя контролировать, – сказал Кэм.

Он уже давно не говорил с ней таким тоном. Сердце Габриель сжалось.

– Кэм, – прошептала она, – все не так, как ты думаешь. Ты ведь знаешь, что я никогда не оставила бы тебя, особенно теперь, когда ношу под сердцем твоего ребенка.

Ответом ей был тихий язвительный смех. Габриель, не задумываясь, направилась к мужу и с мольбой в голосе произнесла:

– Я хотела преподать тебе урок. Я собиралась вернуться, но Голиаф случайно нашел меня, и прежде чем я успела вернуться, нас арестовали.

Герцог выругался себе под нос и отвернулся от нее. Срывающимся голосом он сказал:

– Уволь меня от этих лживых оправданий! А теперь оставь меня. Если ты и дальше будешь выводить меня из равновесия, я за себя не отвечаю.

Чувство вины и раскаяния охватило Габриель. Она причинила ему боль, и это было невыносимо.

– Я люблю тебя, – сказала Габи; ей на глаза наворачивались слезы, но она поборола желание расплакаться. – Я хотела доказать тебе это.

– Ради Бога! – Кэм со злостью раздавил окурок сигары в пепельнице. – Не надо, Габи! – его голос прозвучал резко.

Колбурн уклонился от ее протянутой руки.

Габриель заколебалась.

– Прости, – пробормотала она, не зная, что еще сказать.

Сквозь стиснутые зубы он произнес:

– Пожалуйста, оставь меня, пока я еще могу дать тебе такую возможность. Я сам не свой. Пожалуйста. Я не хочу причинять тебе боль.

– Напрасно ты думаешь, что можешь запугать меня, Кэм.

Спокойная уверенность жены задела его гораздо сильнее, чем Габи могла себе представить. Он ничем не мог запугать ее, а самому ему приходилось переживать невыносимые страдания. Кэм вспомнил о риске, которому Габи подвергалась, об опасности, которую она на себя навлекла, и его терпение лопнуло.

Когда герцог схватил жену за плечи, он был уверен, что собирается отшлепать ее как следует по голым ягодицам.

– Ты намеревалась доказать, что любишь меня?! – прорычал он.

– Д…да.

Кэм с такой силой набросился на ее губы, что голова Габриель откинулась назад. С молниеносной скоростью его руки заскользили по ее телу, освобождая Габи от совершенно лишней ночной сорочки. Не успела Габриель опомниться, как она уже лежала на постели на спине. Кэм своим весом, прижимал ее к матрасу.

На его губах никогда еще не было такого привкуса отчаяния, никогда еще его руки не прикасались к ее телу так настойчиво. Ураган его страсти увлек Габи за собой так стремительно, что все ее чувства смешались. Габриель обнаружила, что желание может порождать желание. Кэм требовал, и она отдавала, ничего не утаивая.

Искусный любовник, он играл с самыми уязвимыми точками ее чувственного тела – ямкой внизу шеи, нижней частью груди, спиной, внутренней стороной бедер, – заставляя дрожать от предвкушения момента, когда он овладеет ею полностью, Кэм отклонился, ликуя при каждом судорожном вздохе, каждом стоне наслаждения, каждой мольбе о спасении, которой он добивался от нее.

Пламя разливалось по их коже; движения становились все ритмичнее по мере того, как они приближались к пропасти; слова превратились в негромкие вскрикивания и стоны; сладострастные запахи и вкусы поднимали их все выше на волне удовольствий.