Кэти Летт - Алтарь эго

– Хорошо, что ты вернулась, Кейт. Голые и мыльные, мы осторожно обнялись.

– Вообще-то это всегда была твоя жизнь. Просто я держала ее тепленькой для тебя…

– Так как поживает Джулиан?

Мы оторвались друг от друга после восстанавливающих дружбу объятий.

– Я только что собиралась спросить у тебя!

– У меня? – воскликнула я. – Я в режиме ожидания… в смысле мужчин… Но вы-то снова вместе, верно?

– Нет, слава богу. Теперь я уж точно поклялась ничего общего не иметь с мужчинами. Я все еще ищу мужчину, который мог бы доставить мне столько же удовольствия, сколько поедание крем-брюле.

Эти сведения поразили меня до глубины души.

– Так ты не выходишь за него замуж?

– Я? Я думала, ты выходишь за него замуж?

– Последний раз я видела его в больнице.

– И я тоже, – Мы выключили краны с водой – водопровод вздохнул, как астматик, – и в полном неверии уставились друг на друга. – По крайне мере, он был честен, объективен и, мать его, признал, что действовал несправедливо и беззаконно, – сказала она в стиле Джулиана.

Я вытерлась полотенцем, переваривая эти новости.

– Лично я довольна, – блефовала я. – Это такое облегчение, что у меня сейчас нет никаких отношений. Я просыпаюсь каждое утро и чуть ли не… хлопаю в ладоши от радости.

– Я тоже, – угрюмо согласилась Кейт, натягивая свою типичную огнестойкую одежду.

Мы осмотрели друг друга с вялым воодушевлением, словно пара старых чучел.

Час в пицца-баре на площади Лестер-сквер, где за каких-то три фунта можно есть все, что хочешь, – и наша любовь к человечеству, не говоря уже о любви друг к другу, была в некоторой степени восстановлена. Конечно, неплохо было бы встретить настоящую любовь, но, по крайней мере, заверили мы себя, у нее всегда буду я, а у меня всегда будет она. При этом в воздухе повис вопрос, размером с дирижабль: если ни одна из нас не собиралась выходить замуж за Джулиана, тогда, черт возьми, на ком же он женился?

– Вивиан, – предположила Кейт, разделываясь уже с третьим куском пиццы. – Точно, это Вивиан. Понимаешь, в смысле благочестия эта сучка занимает промежуточную позицию между Флоренс Найтингейл и матерью Терезой.

– Не может быть! – завопила я. – Она же носит юбку-брюки!

– Но разве Джулиан не говорит постоянно, что она само совершенство? И разве она не уязвима сейчас? И нуждается в защите? И выступает в роли жертвы, которую мучает ее изверг-муж?

– Кейт, эта женщина покупает контрацептивы в магазине хирургических принадлежностей!

– Подумай об этом! Оба юристы, оба любят семью. Боже милостивый! Возможно, она уже ждет ребенка…

– Ждет ребенка? Откуда? – прервала я цинично.

– Оба они домоседы. Любят готовить. Да пока мы тут с тобой точим лясы они наверняка воркуют друг с другом где-нибудь в отделе бытовой техники универмага «Джон Льюис». Ты же понимаешь, в каком Джулиан отчаянии, черт подери, он только и мечтает о кольцах и брачных узах… – Она помахала в воздухе пальцем, на котором должно было быть обручальное кольцо. – Надо бы это выведать!

Кейт, как боец-диверсант, перечислила предметы, необходимые для проведения этой операции: микрофон такой мощности, что можно услышать, как споры плесени размножаются на сухариках в его салате, и фотоаппарат с таким объективом, что можно сфотографировать налет на его зубах. Я же нашла более простой способ и позвонила ему в офис. Секретарша ответила, что в час дня он встречается с мисс де Кок в отделе свадебных нарядов универмага «Хэрродс». Нельзя было терять ни минуты. Вивиан уже взяла девичью фамилию. Мы поймали такси, и в ближайшие полчаса моя жизнь окончательно превратилась в мелодраму.

– Бекки! Кейт! Привет, куколки! – пронзительно, на три тональности выше колоратурного сопрано, завизжала Анушка. – Послушай, Бек! Спасибо, что помогла мне тогда, – запинаясь, произнесла она. – Я сделаю то же самое… если ты когда-нибудь засунешь тампоны в ноздри своему мужу и он задохнется…

– Привет! – Я обняла ее, но она чуть отстранилась. – Твоя служанка сказала, что ты за городом? – начала я.

– Ну да, я уже вернулась… – Усевшись, она положила одну гладко выбритую ногу на другую, потом поменяла их местами – и так несколько раз, пока они не заплелись в косичку.

– Я знаю. На свадьбу твоей сестры…

– А… – Она нервно потрогала слипшиеся от туши ресницы. – Вы знаете о свадьбе? – Ее взгляд тревожно блуждал – она поглядывала на эскалатор. На лице была нервная улыбка, такая усмешка предшествует заявлениям вроде «простите, я не виновата».

– Так ты поэтому нас избегала? – настаивала я. – Из-за Вивиан и Джулиана?

Она не успела ответить – в примерочную с длиннющим платьем из поскрипывающего атласа вошла продавщица. На лице ее не было видно глаз – только рот, расплывшийся в улыбке, как у продавца подержанных машин.

– Мисс де Кок, или правильнее сказать, миссис Блейк-Бовингтон-Смит? Ваше свадебное платье!

Катастрофа – это печь, в которой, приобретая новую форму, плавятся и деформируются личности. Я медленно повернулась, чтобы посмотреть в лицо своей подруге – выражение ее лица стало таким жестким, а глаза такими холодными, что она выглядела совершенно незнакомым мне человеком.

– Но… она… ты же… – комната опрокинулась. – Эта женщина уже замужем! – информировала я Конвульсивную Улыбку, когда шум в ушах слегка затих.

– Брак аннулирован, – Анушка размотала ножки-спагетти и схватила вуаль из тафты, шуршащую, словно змея в траве. – Дариус счастливо проживает со своим южноафриканским другом Норбертом, который меняет полотенца в гостинице.

– Аннулирован?

– Да, брак недействителен, – развивала тему Кейт, – потому что один из партнеров сознательно отказывается исполнять супружеские обязанности. Достаточное основание для того…

– Я знаю, что это значит! – Я почувствовала резкую боль в солнечном сплетении. – Ты выходишь замуж за Джулиана… и даже не позвонила мне?

– Послушай, куколка. Не ты ли говорила мне, что надо перестать быть такой милой? – Она одарила меня язвительным взглядом. – Не ты ли говорила, что «красивое поведение» ни к чему хорошему не приводит? Не ты ли говорила, что, мол, пусть красиво себя ведут мечтатели и монархи…

– Ты определенно опаздываешь на занятия в группе поддержки недееспособных подруг, куколка, – напомнила Кейт, нависая над ней.

– Кто бы говорил!.. Мне надоело, что вы постоянно указываете мне, что делать. Джулиан – идеальный материал для супружества. Несмотря на ваши заумные книжки и напыщенные речи, вы по глупости просто не разглядели этого, – Анушка предательски скривила накрашенные губки.

Я трясла ее за плечи.

– Ты не Анушка де Кок! Только прикидываешься. Настоящая Энни ходит где-то там, правда ведь?

Она отмахнулась.

– К тому же он прекрасный юрист. Джулиан сделал так, что мой брак с Дариусом канул в брачную лету. Что означает – никакой палимонии. А еще аннулированы ужасные обвинения за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии. Какой я была глупенькой! Я направляла усилия явно не в ту сторону! Новые лейбористы собираются отменить право наследования пэрства. А учитывая, сколько Джулиан сделал для партии… – сказала она хладнокровно и самодовольно, облизывая розовым язычком зубы совершенной формы, – и его работу с жертвами пыток… я уверена, он будет вознагражден… пожизненным титулом баронета, как минимум!

Я горько усмехнулась – такой смешок издал Ретт Батлер, когда осознал, что его любимый Юг поджарили за милую душу, а жена оказалась обычной потаскушкой. В холодном свете логики все выглядело очевидным. Девушки из Клуба благородных девиц считают, что брак – это лошадка, и если с нее падаешь, нужно поскорее запрыгнуть снова. К тому же она так хотела мужчину. Уж поверьте, по сравнению с Анушкой даже каннибалы выглядели вегетарианцами. Ее любовные письма были адресованы «до востребования». Джулиану, Королю Ипохондрии, не терпелось жениться и понизить риск сердечных заболеваний. Он бы уже ослаб, если бы не наступление Постоянно Поправляющих Волосы Куколок. И Наездница снова заполучила мужичка.

Уже не в силах бороться, я с грустью смотрела на нее.

– Наверное, так утомительно накладывать макияж на два лица каждое утро.

– Окунись в цистерну с омолаживающим кремом – у тебя шея, как у ящерицы, – выплюнула она.

За последнее время я поняла одну вещь: потери и сердечная боль не делают тебя сильнее. Просто люди начинают думать, что ты сильнее. Анушка скрылась в святилище шикарных примерочных. Взглянув в огромное зеркало, я едва узнала себя. Это лицо принадлежало прежней жизни, от которой меня отделяли галактики несчастий и горя. Телевизионную программу обо мне следовало бы назвать «И это ваша жизнь???».

Еще немного, и Зак уже мог давать концерт в память обо мне.

К началу декабря мой портрет можно было уже вставлять в рамку.

В то утро было назначено слушание по моему делу. Воздух был едким и терпким. Притащившись в магистратский суд на Боу-стрит, я почувствовала запах огромного грызуна. Роттерман занимал большую часть зала суда и был как никогда жирен. Его необъятная туша навалилась на соседнюю скамью.

– Знаешь что? – протянул он с воодушевлением.

– Ты переспал с кем-то неродным?

– Ты отправишься в тюрьму! – накладка у него с головы исчезла, ее сменили трансплантированные волосы. Выглядели они так, словно на череп наклеили лобковые волосы. – И никто уже не спасет т'ою жалкую задницу. А с судимостью у те'я ноль шансов снова быть с Заком, как только мы переберемся в Штаты. Так что я пришел позлорадствовать.

И это неудивительно. Я точно знала, что Роттерман действовал в соответствии с инструкцией «Как быть полной сволочью».

– По закону, по закону… Мои права… – Я чувствовала себя в полном дерьме.

Я знала, что вляпалась не на шутку. Стала жертвой обстоятельств, и они давили на меня, словно стенки гроба. Язык парализовало от страха. Пытаясь побороть накопившуюся тревогу, я сфокусировала взгляд на зеленом линолеуме. Теперь я уже была не так цинично настроена по отношению к юристам, уж поверьте… Хотя это не относилось к бесплатно предоставленному мне адвокату, которого, казалось, сера в собственном ухе интересовала намного больше, чем моя невиновность.