Кэти Летт - Алтарь эго

– Что? – Она не отрывалась от вечерней газеты. – Даже у амеб расстройства не проходят так быстро.

– Ты уверена?

– Да. Я читаю мысли мужчин как книгу. Джулиан не мог никого подцепить. Если только шлюху из борделя. Может, поговорим о чем-нибудь другом? – Голос ее звучал грубо и раздраженно. – Знаешь, кроме твоих проблем существует еще целый мир.

Кейт поднялась, собираясь домой. Последнее время она как-то обозлилась на меня. Я подпрыгнула, когда дверь с грохотом захлопнулась, и почувствовала себя по-настоящему разбитой.

– Но, Энни, я не могу больше неистово развлекаться и признаваться в любви семь ночей в неделю, а оставшееся время обсуждать все это. Ты посмотри на меня. Я же себя замучила. К тому же я не разделяю страсть к рэп-танцам. Мне нравится кока-кола, а не кокаин. Я больше не считаю автостоп подходящим видом транспорта. Занятия любовью на заднем сиденье потеряли для меня всю свою привлекательность. Я не хочу каждую ночь обмазываться стимулирующим маслом – оно пачкает простыни. А иногда, иногда хочется просто поспать. Я уверена, что астрология и нумерология полная ерунда. Должно быть, я все-таки старуха, черт возьми! Даже на концертах Закери я чувствую себя в большей безопасности, когда поблизости полиция!

М-да, где-то я все это уже слышала.

Анушка уверяла меня в том, что я не из доисторической эпохи, но несколько дней спустя, забыв посетить премьеру художественного перфоманса в институте, я поняла, что нахожусь в стадии между климаксом и старостью. (Хотя конечно, ничего особенного я не пропустила: вряд ли сидение в чаше, наполненной твоими собственными жидкостями, можно считать выражением художественной целостности, это больше напоминает крик о помощи, черт подери.)

– Боже мой, я теряю память, – смиренно сказала я, влетая под руку с Анушкой в помещение института как раз, когда удалялись последние гости. – Налицо все первичные признаки… э-э-э… как же называется эта болезнь?

– Альцгеймера, – холодно сказала Кейт.

– Вот видишь… Я даже этого не могу вспомнить. Оказывается, после тридцати лет человек теряет до ста тысяч мозговых клеток в день.

– Как интересно, – безразлично сказала Кейт со шваброй в руке.

– Тебе-то еще ничего, – металась я по галерее, стараясь помочь ей убрать, но только мешаясь под ногами. – У тебя университетское образование. Ты можешь себе позволить потерять несколько клеточек. А я бросила школу. Мне нужны все мозговые клетки, что у меня есть.

– Зачем тебе? Самое серьезное решение, которое тебе приходится принимать, это трахаться сзади или стоя.

– А почему бы и нет? Пройдет еще год, и мое тело уже никому не будет нужно. Даже медицине. У меня такая низкая самооценка, Кейт. Я бы предпочла выходить из дома исключительно в темное время. Я даже не могу находиться рядом с тем, кто просто умен.

– Именно поэтому ты поводишь столько времени с Анушкой, – резко ответила Кейт.

Анушка, уже в нетрезвом состоянии, переложила мобильный телефон от одного уха к другому и объявила:

– Министерство иностранных дел пришлет мне список горячих точек, куда можно отправить Дариуса и Норберта, чтобы их настигла страшная смерть и они оказались в могиле вместе с безвестными бедняками. В Боготе каждый час умирает человек!

– Почему бы его просто не позвать на концерт Зака и не заставить постоять рядом с его ударником? Не выдержит и трех минут – задохнется! – пошутила я, стараясь вернуть расположение Кейт.

– Откуда ты знаешь, куколка?.. В последнее время ты не особо ходишь на его концерты.

Закери согласился бы с ней.

– Все еще занимаешься нашим логовом? – ворчливо спросил он по телефону, когда звонил мне вечером из Эдинбурга.

– Боюсь, что да. Просто Микеланджело и его команда не закончили еще раскрашивать стены.

– Кто?

– Микеланджело и… Понимаешь, они тратят на это столько времени, словно разрисовывают Сикстинскую капеллу. – Эту шутку определенно бы оценил Джулиан. – Да ладно, забудь.

Я предвидела, что буду скучать по своей прежней жизни – по дому, саду, но никак не ожидала, что буду так скучать по Джулиану. По маленьким, казалось бы незначительным деталям. По тому, как мы понимали друг друга с полуслова, по общим шуткам, интересным только нам двоим, по тому, как мы называли друг друга ласковыми названиями животных. Предчувствие тоски ледяной волной прокатилось по моему телу.

– Так как ты дума'шь, они закончат до Армагеддона или после?.. – голос Зака треснул на том конце провода. – Я так давно те'я… тебя не видел, что уже готов поместить твой портрет на чертов пакет с молоком…

Я засмеялась. Да что же я делала? Меня обожал сам Бог Любви, а я ныла и хныкала. Мне грустно накануне дня рождения, и только. Ничто не старит нас так, как день рождения. Скоро я буду справлять третью годовщину моего тридцатилетия.

Положив трубку, я дала себе обещание, что мы с Заком сохраним наше место на седьмом небе. Черт, да нет же, нам надо было бы смотреть вниз, чтобы разглядеть седьмое небо. Я снова решила всем доказать, насколько они не правы. Осмотрела свою плоть, вылезающую из кружевных чулок: она напоминала сырное суфле. Возможно, придется научиться ходить задом наперед, чтобы Зак не видел моих ляжек сзади и не сравнивал меня с последней фотомоделью, которая была его девушкой. Но, черт подери, это того стоило. Я сбежала от супружеских уз, чтобы жить в андеграунде, а не в спортзале, и решила, что буду наслаждаться приключениями. Обрету способность быть благодарной судьбе за все. Буду служить своей страсти. Буду кокетливой, очаровательной, экстравагантной. Буду женщиной-вамп и проституткой одновременно. Ничто не мешает мне идти по пути удовольствий и наслаждений. Я оставила Джулиана, чтобы быть распутной Иезавелью, женой царя Израиля. И я буду распутничать, мать вашу.

Единственная вечеринка, на которую я могла рассчитывать в свой день рождения, – это вечеринка с привидениями, и я их сама и должна была вызвать.

Когда в туалете гостиничного номера в Дублине нашли мертвым Скунса, ударника из группы Зака, я не заподозрила, что к этому может иметь отношение Роттерман. Даже после того, как Зак сообщил мне, что ударник был застрахован компанией «Ротвейлер Рекордс» на полмиллиона фунтов, а нового взяли в группу еще до его смерти. Но на кладбище в Бромптоне запоздалый звоночек тревоги прозвенел у меня в мозгу.

Вокруг, желая как можно удачнее сфотографировать могилу, словно псы, толпились папарацци, и Роттерман едва скрывал свое возбуждение.

– Вот так реклама!

– Роттерман, мальчик мертв! – напомнила я ему. – Вряд ли для него это продвижение в карьере.

– Да, но подумай о продажах!

Роттерман всегда подстрекал Закери. На его взгляд, рок-звезды должны были исчезать или погибать при самых странных обстоятельствах. Он скрылся за надгробием, чтобы завести беседу с «компаньоном», который утром прилетел из Нью-Йорка.

Увидев пистолет, заткнутый за пояс этого якобы компаньона, я вдруг осознала, что пустые, как мне казалось, угрозы, которые я слышала от агента Зака, обретают вполне определенный смысл, а предупреждение Джулиана не столь безосновательно и фантастично.

На похороны рок-звезд, словно мухи, слетаются все знаменитости. Когда гроб опустили в землю, пузатые, с седыми висками руководители компании звукозаписи в лимонного цвета свитерах и с лосьоном для бритья, способным вернуть к жизни мертвого, собрались в кучку для заключения очередной сделки. Рыдающие сучки на каблуках выясняли, кому важнее присутствовать на поминках – «Я знала его лучше, чем она», – и назначали свидание оставшимся в живых членам группы.

Притворные горевания продолжались в нашем доме на Эбби-роуд.

Здесь были шишки из компании звукозаписи, компенсировавшие физические недостатки тем, что носили разбухшие кошелки на уровне паха (женский вариант увеличивающего грудь бюстгальтера). Члены группы богемного вида, на лбу у которых было написано: «Я такая творческая личность, что отказываюсь бриться» (причем, что удивительно, их патлы были одинаковой длины круглый год), обменивались безвкусными, как и еда в тарталетках, старыми анекдотами Скунса.

Я обнаружила Зака на нашей заново отделанной кухне, и те же двое пиджаков «Армани» махали перед его носом новым контрактом.

– Закери! – воскликнула я голосом, от которого чуть не потрескался фарфор. – Не подписывай! Или тебе придется скрываться где-нибудь в аргентинской рыбачьей деревушке!

Зак выпроводил меня в отдаленную часть сада, где нас никто не мог видеть.

– Перестань вести се'я как мамаша, слышишь? – потребовал он. Его дикция снова ухудшилась.

– Да я не веду себя как мамаша, хотя, если хочешь, теперь ты наказан на три недели, – слабо парировала я.

Он с трудом выдавил улыбку.

– Ты зна'шь, через час я отправляюсь в Будапешт. – Он опрокинул меня на газон. – И ты должна поехать со мной.

– Ну… Зная Роттермана, я уверена, что он забронировал тебе места на таком самолете, в котором дверь багажного отделения открывается во время полета и все предусмотрено для того, чтобы пассажиры приземлились чуть раньше самого самолета.

– Да? Если я упаду, то постараюсь упасть на тебя. – Его рука была уже под моим лифчиком, но я почувствовала утомленные нотки в его голосе. – Поэтому ты должна поехать со мной, Бек… Понимаешь, мы отдаляемся друг от друга в каком-то смысле, девочка моя.

– Я знаю. Когда ты бодрствуешь, я сплю. Когда я бодрствую, спишь ты. Только твой младший братик не дремлет… – Он рассмеялся, но без энтузиазма, и убрал руку с моей груди. – …и мы больше не разговариваем, – добавила я, гладя его лицо. Впервые язык тела был недостаточно убедителен.

– Ты права. Я мало с тобой разговариваю… Увидимся, крошка. Мне нужно собирать вещи.

– Вот. Как всегда. Ты даже не можешь поговорить о том, что мы мало разговариваем.