– О, вот как. На те'е что, лежит проклятие?

– Да, и это проклятие – ты.

И еще неблагоразумный мальчик-игрушка. Как Закери мог так сглупить? Он же обещал не подмачивать мне репутацию. Подмачивать? Боже. Теперь впору было строить планы, как сделать бизнес на моей биографии. За счет которого можно будет прокормить все страны третьего мира.

– А ты не задумывался над тем, что у меня может появиться желание рассказать об этом Закери?.. А у него – сделать из твоих гениталий погремушку…

– Не-а. Потому что тогда у меня может появиться желание поделиться с Джулианом тем, што Зак прострелил те'я своей любовной пулей, пронзил те'я своим копьем, прокатил тебя на своем ослике. Так чта ты, крошка, на эт' скажешь? – вопрошающе ухмыльнулся он с недобрым блеском в глазах. – Лучше оказаться на моем месте или на т'оем?

* * *

Обедать с любовником и женихом – не самая лучшая затея. Не стоит этого делать, так же как не стоит играть в чехарду с носорогом. Когда через двадцать минут (лучше бы их не было в моей жизни) приехал Джулиан, он недоуменно посмотрел на меня и сразу понял, что я нахожусь в состоянии крайнего замешательства. Возможно, все дело было в испарине, выступившей огромными влажными усами у меня под носом. Я вляпалась в редкое дерьмо, причем довольно глубоко. Глубже, чем «Титаник». Как же мужчины расхлебывают свои любовные приключения? Журнал «Космополитен» утверждает, что семьдесят пять процентов мужчин изменяют женам. Так что же они знают такое, что неизвестно мне? Просто нужно думать, как мужик. Врать. Смеяться. Не паниковать.

– Пойдем отсюда, – выдохнула я в панике, как только Джулиан сел за стол.

– Что? – добродушно отозвался он, радуясь своей победе. – Разве соловей не заслужил зернышек на ужин?

Пока они с Роттерманом рассматривали винную карту, Закери попытался со мной заговорить. Я игнорировала его. Просто не хватало слов, чтобы описать мои чувства к этому парню, не переходя на самые отвратительные ругательства, которые явно были бы не к столу. Как же я могла заниматься сексом с мужчиной, который настолько не уважает моего жениха?

Когда официант принес Джулиану заказанные им закуски, Роттерман начал аплодировать, восхваляя его выбор.

– Если мужчина любит устрицы, это всегда хороший знак, правда ведь? – подмигнул он мне.

– А? Да-да, стимулирующая энергия устриц, – засмеялся Джулиан.

– Не-а. Это значит, что он не прочь вылизать свою подружку.

Джулиан подавился. Я похлопала его по спине и подала ему стакан воды.

Роттерман нарочито наколол устрицу на вилку и похотливо приложил ее к губам.

– Известно тебе, что устрица умирает, только пройдя половину твоей глотки? – холодно сказала я своему мучителю.

Мягкими движениями я гладила Джулиана по спине, глаза Зака горели, дыхание замедлилось. Хмурясь и сердито сверкая глазами, он подозвал официанта и, отказавшись от сделанного заказа, попросил принести устриц. Двойную порцию.

Да уж, хорошо, ничего не скажешь. Лучше не бывает. Неудивительно, что Анна Каренина бросилась под поезд. Эмма Бовари тоже кончила самоубийством. Тэсс из рода д'Эрбервилей повесилась. Стоило задуматься. Столько примеров для подражания. Я вытерла свои гигантские усы из пота. Ну и денек. Словно я весь день грузила дерьмо.

– Слушание прошло хорошо, – выпалила я, – правда ведь?

– Справедливость – всего лишь вердикт, вынесенный в пользу того, кому это выгодно, – угрюмо брякнул Зак.

– Где эт' ты откопал «экспертов»? Редкостные твари, – с издевкой отозвался неблагодарный Ротти.

– Да уж. А што значил весь эт' гнойный базар про непристойность, мать твою? – отчитывал Джулиана Зак, размахивая ножом для масла.

Я вступила в разговор и, как настоящая укротительница, сказала:

– Вы выиграли это дело благодаря тому, что Джулиан – отличный опытный адвокат, а не потому, что вы такие невинные овечки, господин Берн.

– Да? А мне кажеца, адвокаты зарабатывают се'е на жизнь только тем, что врут, – ляпнул Зак, надув губы.

Внезапно я увидела своего любовника глазами Джулиана – самоуверенный, нахальный панк со словарным запасом из хрюканий и мычаний. Ничтожество. Словно коралл, извлеченный из моря, он потерял всю свою привлекательность и яркость. Несмотря на железные бицепсы, чарующие глаза и точеное лицо, я вдруг поняла, что Закери Фениксу Берну идеально подошла бы работенка официанта в забегаловке «Кентакки фрайд чикен».[16]

Прерывая мои безрадостные размышления, Ротти, который все не мог успокоиться, наклонился ко мне, укрепив меня в мнении, что парк юрского периода – не просто кинематографический вымысел.

– Для секса мне не хватает только тебя, – прошептал он охрипшим голосом.

Я удостоверилась, что Джулиан и Зак все еще обсуждают дело.

– Какую часть слова «нет» ты не понимаешь? – прошипела я.

– Пойми, если ты не пустишь меня в свои меховые заросли, мне придется донести на тебя твоему ученому дружку.

«Айви» – шикарное местечко, куда сбегается на водопой вся лондонская элита. Сделки-посиделки, разговорчики-комплиментики… Это отличный ресторан, потому что во время еды там можно умудриться похудеть на несколько килограммов, так энергично приходится крутить головой, рассматривая знаменитостей. Оглядывая столики сильных мира сего, пришедших на чинную трапезу в обшитом дубовыми панелями зале, я могла удостовериться, что публика была, мягко говоря, не в восторге от нашего присутствия. Пока не произошло следующее. Я опрокинула устриц Джулиана на колени Роттерману, отчего тот повалился назад вместе со стулом. Как в замедленной съемке, он обрушился на соседний столик, катапультируя изысканную пищу в пространство, и, распластавшись, как обрюзгшая морская звезда, приземлился прямо у ног Джоанны Коллинз.[17]

Тогда Джулиан повел себя самым прекрасным и благородным образом. Он тихо поднялся из-за стола, взял меня за локоть и повел к дверям, остановившись на секунду, чтобы сухо сказать метрдотелю: «Внесите в их счет».

* * *

– Борцам за независимость Соединенных Штатов за многое пришлось бы ответить, – спокойно сказал Джулиан, когда мы вышли из ресторана. – Если бы кто-то из них знал хотя бы одного такого Эдварда Роттермана, он бы хорошенько подумал.

Я обняла его и поцеловала в роскошные губы.

– Давай поженимся.

– Что?

– Давай поженимся.

– Когда?

– Прямо сейчас. Все бумаги готовы. Просто давай это сделаем. Неважно, лучше будет или хуже…

– Куда уж хуже? – спросил Джулиан, приятно удивленный. – Ты же не собираешься в постели пользоваться зубной нитью?!

* * *

Бюро регистрации на Розбери-авеню был как раз тем, что нам было нужно. Присутствовавшие там не имели к нам никакого отношения, а нашими свидетелями были просто люди с улицы. Никаких родственников. Никаких подвязок. Никаких девушек с цветами. И регистрировавший наш брак гей, разрешая Джулиану «поцеловать невесту», предупредил нас: «Только без языков».

Пока мой возлюбленный целовал меня, медленно и долго, я поклялась еще кое в чем более важном, чем любовь, уважение, жизнь в мире и согласии до самой смерти… И да не введет нас Господь во искушение, оставив в прошлом мальчиков-игрушек.

15

Оплакивая завязанные узелки

Вот прошло уже полжизни… и мы женаты. Мне потребовалось какое-то время, чтобы действительно понять – теперь я миссис. Потребовался целый медовый месяц. Мы назвали его «нашим медовым месяцем», но на самом деле это был обычный летний отдых в Тоскане на вилле Саймона и Вивиан.

Для меня так и осталось загадкой, почему старая бедная Тоскана тем летом заслужила столько внимания. Сюда хлынул поток продюсеров с Би-би-си, сценаристов и рекламных агентов, накаченных джин-тоником. Картина у бассейна недалеко от нашей виллы напоминала пародию на сериал «Спасатели», его английский вариант: волосатые белые ноги, вихляющие жирные ляжки, грузные формы и пивные животы. Красные тела, словно ошпаренные солнцем, были похожи на экзотическую салями, продававшуюся на рынке в Сиене.

Кроме участия в игре «вычисли итальянца» и мучительного страдания от ожогов, проявлявшихся после захода солнца, большую часть времени я проводила, стараясь не думать о Заке.

Я старалась не думать о нем и прогуливаясь до местного замка и обратно.

– Италия рождает жажду жизни, тебе не кажется? – напыщенно сказала Вивиан, когда мы плелись по пыльной дороге вдоль оливковых деревьев, колеблющихся от июльской жары.

– Да, – солгала я.

Мне казалось, что от итальянской сельской местности веет смертью. Всю ночь слышались какие-то звуки, будто кто-то кого-то убивал, и от этого кровь стыла в жилах. Дикие свиньи убивали сов, совы убивали кроликов, хозяйка в доме убивала мышей… Утром мы находили обглоданные кости каких-то животных. Окрестности оглашались криками, по которым можно было судить, что мы получим на следующий прием пищи.

Я старалась не думать о Заке, когда мы играли в рифмы, потягивая марочное «Сан-Джиминьяно» после ужина.

– Клитор, – придумала я рифму к слову «солиситор».

– Да у тебя клитор прирос к мозгу, – заныл Саймон.

– А, так вот где он находится! – пошутил Джулиан.

Я старалась не думать о нем, лежа в кровати в ожидании, когда Джулиан закончит работать. (Как всегда, ему нужно было предотвратить несколько повешений в какой-то далекой стране.)

– Я хотела бы задать тебе один очень интересный вопрос, – сказала я слабым голосом, когда он улегся в кровать около трех. – Как ты думаешь, существует ли секс после женитьбы? Давай так: в Тоскане засуха и тебе следует воспользоваться шлангом особой конструкции, а?

Я старалась не думать о нем, когда несколькими минутами позже начала стриптиз-представление, а Джулиан зевнул во весь рот.

– Ты зеваешь?!

– Нет же!

– Нет, ты зевнул. Твой рот открылся вот так… – Я округлила рот буквой «о».