Кэти Летт - Алтарь эго

– Нет. Я имею в виду с мужчиной.

– Бла-бла-бла. Но ты же не думаешь всерьез о том, чтобы увидеться с этим… мальчиком снова, а?

– Нет. Наши пути никогда не пересекутся. У нас совершенно разный образ жизни.

– Ты серьезно?

– Конечно серьезно. Я просто скажу тебе одну вещь: он называет свой пенис «любовным копьем».

Кейт засмеялась.

– Лучше молчи.

– Я никогда-никогда не захочу с ним увидеться, понятно?

* * *

Конечно, можно гордо пройти мимо двери, за которой таятся неизведанные возможности, даже не постучавшись в нее. Но кто сказал, что нельзя на секунду заглянуть туда через малюсенькую щелочку…

Тук-тук. Кто там? Дверь открылась: неизведанная возможность. На следующий же день, во вторник, Джулиан объявил, что на две недели уезжает в Прагу на тренинг с другими юристами-башковитостями.

На самом деле Закери открыл дверь еще до того, как неизведанная возможность постучалась в нее. В среду, заправляя машину, я увидела рэп-бога через дорогу от пагоды из манговых деревьев у автозаправки «Теско». В четверг, по удивительному стечению обстоятельств, он материализовался в секции бюстгальтеров в магазине «Маркс и Спенсер». Довольно часто посещаемое мужчинами место, не правда ли? В пятницу он, вероятно, должен был проверить состояние шейки матки. Ожидая приема у гинеколога, я мирно читала журнал «Хелло», когда, подняв глаза, увидела, что Зак стоит перед моим носом в потертых ботинках рабочего, с ковбойским ремнем и бакенбардами – такими острыми, что ими можно было выбрить даже подмышки Кейт. Закери всегда производит впечатление человека, который родился именно в том, что на нем сегодня надето.

– Ты что, не можешь, появляясь на публике, хоть раз одеться так, чтобы выглядеть чуть-чуть как все? Тебе обязательно всегда выглядеть сенсационно? Это твоя обязанность?

– Ты м'е так и не позвонила. – Он улыбнулся, пытаясь сгладить неуместность своего появления, и на щеках у него появились ямочки.

– Это потому, что я не хочу тебя видеть, – сказала я, задержавшись взглядом на контуре его очаровательной задницы.

Он опять улыбнулся – просто улыбнулся, теплой, роскошной улыбкой, на фоне которой все другие улыбки безнадежно тускнели.

* * *

Часто перед приходом прислуги некоторые домохозяйки занимаются уборкой, вот и я решила перед тем, как худеть основательно, похудеть хоть немного.

К тому же я подумала, что упражнения поубавят мой любовный пыл. Спортзал при Молодежной христианской организации в Центральном Лондоне – настоящий рай для тренировок. Все мужчины там – голубые. Поэтому необязательно каждый раз делать эпиляцию, к тому же поблизости нет конкуренток, которые бы напяливали обтягивающее спортивное трико гармонирующих цветов… по крайней мере среди девушек. Вы входите в здание со стороны Грейт-Рассел-стрит, идете по такой наклонной дорожке и оказываетесь словно на подземном океанском лайнере. Перед вами распахивает гигантскую пасть ярко освещенный зал, гудящий от криков играющих в баскетбол и сквош. Выложенный плиткой, голубой грот бассейна расстилается вдоль стеклянной стены кафетерия.

Я прижалась носом к запотевшему стеклу, рассматривая дорожки бассейна в поисках лимонно-зеленой шапочки Кейт… Сердце на секунду остановилось, когда я вдруг увидела Закери Феникса Берна.

В воде он сливался с черными плавками «Спидо» и выглядел как обнаженный Давид Микеланджело, только без голубиного дерьма на голове. Я подумала о том, что Джулиан ненавидит плавание. «Меня не интересуют занятия, во время которых большую часть времени надо не дышать», – говорит он. А Закери изгибался в воде так мягко, так грациозно.

Я решила отказаться от бассейна и пойти на групповые занятия. Я прыгала, задыхаясь, словно астматичка, и тут он материализовался словно по мановению волшебной палочки, свободно отжимаясь от скамейки. Танец живота, дзюдо для начинающих, аэробика – неважно, какие занятия я посещала, он тут же магическим образом объявлялся поблизости во всей своей сексуальности, готовый к наступлению.

– Почему, как я ни приду в спортзал, ты всегда тут как тут? – решила я наконец заметить его присутствие; мой голос был пропитан сарказмом. – Ты что, живешь здесь, что ли?

О нет. Вот опять. Этот взгляд. Прядь черных волос спадала на один глаз, делая его похожим на пирата. Благодаря своему уличному виду, он резко выделялся на фоне остальных. В нем действительно было что-то опасное и жутко интригующее.

Обычно при одной мысли о пробежках меня прошибает пот, но, поскольку в спортзале меня неотступно преследовал Закери, я с большой неохотой перешла на пробежки по Гайд-парку после работы. Учащенно дыша, я бежала мимо Кенсингтонского дворца, огибала Круглый пруд, тащила свои изношенные кости вдоль Роттен-роу до Уголка ораторов. Однажды вечером в полуразобранном состоянии я лежала на траве у озера Серпентайн, моля о смерти, и тогда хляби небесные разверзлись и на землю обрушился дождь. Проклиная все на свете, я заползла под дерево. На этот раз появление Закери вызвало во мне радость.

– Надеюсь, ты на машине?

– Не-а. – Он присел на корточки возле меня.

– А как ты сюда добрался?

– Автостопом.

– Автостопом?!

– Да, ну, знаешь, это то же самое, что идти, только сидя.

Сумничал.

– Я выложил такую кучу бабок за тот чертов автограф, что теперь даже не могу позволить себе метро. Пришлось вычислить этого парня Пинчона через Интернет. Знаешь, в государственной базе данных, там, где водительские права, свидетельства о рождении. Господи. Почему ты не читаешь комиксы, как все нормальные люди?

Я выхватила у него сигарету. Вот так я забочусь о собственном здоровье.

– Как продвигается дело? – начала я светскую беседу.

– Какие-то сукины дети под названием «Комиссия по стандартам радиовещания», мать их в задницу, говорят, что у меня слишком грубые песни, чтобы крутить их в эфире.

– Вот нахалы-твари, – беспечно трепалась я. – Так скажи мне, ты из тех исполнителей, которых критики обливают дерьмом, или… Ну какую музыку ты все-таки играешь?

– Есть только два вида музыки: хорошая и плохая. Если я не поднимусь на рэпе дома в Америке, то перейду на ретро-рок с элементами соула.

– А что твоя мама думает о непристойных текстах, которые ты сочиняешь? – спросила я, стараясь отойти от рок-н-ролльного эсперанто.

– Мама умерла, когда мне было десять. От передозировки.

Мой интерес к нему возрос в миллион раз. Но я не собиралась говорить, как мне его жаль.

– Так вот откуда твоя целеустремленность?

– Не-а… Но это помогает мне: легче добиваться женщин. – Он широко и дерзко улыбнулся. Когда он так улыбается, впору надевать солнцезащитные очки. – Они сразу жалеют меня, понима'шь?

Я с недоверием покачала головой.

– Трудности укрепляют характер, – сдержанно сказала я, поджав губы. – Но для начала характер нужно иметь.

– Моя семья выучила меня всему, чт' я умею. Я видел, как бабушка воровала для меня сласти. Папаша быстро дал деру. Так что я вырос, чтоб' бороться, воровать и выживать, ничего общего с уютным семейным уголком. – Он закурил косяк.

Я посмотрела на серые облака, напоминающие разбухший кочан цветной капусты. Внезапно нас залило бледным солнечным светом, словно в небе прорезали дырку. Душный жаркий воздух поднимался от земли, источая особый едкий запах.

– А ты? – Он предложил косяк мне.

Обычно я не курю траву. Она низводит мой сарказм до тупости. К тому же Джулиану это не нравится. Я взяла косяк, сама себе удивляясь, но еще удивительнее было, что я стала отвечать на его вопрос.

– Я ненавидела своих родителей. Бросила школу. Своим ходом путешествовала по Азии. Поднабралась опыта.

– Ты бросила школу? Отчего же ты го'оришь, как высший класс? Ты самая настоящая леди. Зна'шь, я не могу себе представить, как ты какаешь. Наверно, твои какашки – такие малюсенькие, изящные колбаски.

Да, этот мужчина – поэт! Я засмеялась вопреки себе.

– Потом, получив грант, поступила в школу искусств, – объясняла я. Хотя на самом деле меня облагородил Джулиан.

– Вот я тоже хочу так. Поднабраться опыта. И, к'нечно, выступить в зале «Мэдисон-Сквер-Гарден» в Нью-Йорке.

Горизонт лихорадило. Пурпурные полосы исцарапали небо. Башня «Телекома» высилась за рядами деревьев, как декоративная палочка в экзотическом коктейле.

– Понимаешь, именно поэтому ты мне и нравишься. Ты знаешь все эти умные слова, и ты одна из самых сладких женщин, которым я имел удовольствие лизать в своей жизни.

Я задержала дыхание. Если бы мы сидели где-то в помещении, сработала бы пожарная сигнализация.

– Послушай, Закери, мне все это очень льстит. Но между нами ничего никогда не получится. Мы слишком разные. Понимаешь, ты американец. У тебя даже зубы само совершенство. А у меня есть пломбы. Вот, смотри. – Я открыла рот и повернулась к нему. – Целых пять.

– А по-мо'му, ты чертовски х'рошо выглядишь.

– И еще одна вещь. Американцы такие вежливые. Ну а я старая крикливая перечница, вечно ругаюсь.

– Старая?

– Вот видишь. Ты даже не понимаешь, что я говорю.

– Я хочу трахнуть тебя. Эт' тебе понятно?

Сигарета выскользнула у меня из рук.

Вечерний воздух был таинственным и шелковистым. Казалось, возможно все. Наши бедра заговорщически прижимались друг к другу.

– Но это просто невозможно. Я люблю Джулиана. Я не могу больше с тобой видеться, – сказала я, прилепившись к нему, словно мы оба были обмазаны суперклеем. Вздыхая, я уткнулась разгоряченным лицом в его горячую шею.

Я говорила рассудительно и благоразумно: «Ты едва достиг половой зрелости, а мне пора на пенсию. У тебя есть поклонницы, а я почти замужем». Но мои гормоны предавали меня. Возможно, потому, что на мне уже не было ничего, кроме кроссовок «Адидас».

* * *

– Ты с ним переспала, ведь да? – жестко спросила Кейт, когда я вернулась в офис принять душ и сменить одежду. Она всегда работала допоздна.