Чувствуя, что вопрос этот слишком деликатный, Ивлин не решалась спрашивать Софи о ее планах, но усиленно занималась своими.

Софи на удивление легко отнеслась к предстоящему отъезду Ивлин.

— Я рада, что ты уже определила свое будущее, Ева, потому что я скоро уеду из Инсбрука.

Это известие так обрадовано Ивлин, что она непроизвольно воскликнула:

— Значит, Макс наконец решился?

— О чем ты? — недоуменно спросила Софи и улыбнулась. — Просто мы договорились с Максом, что в следующее воскресенье он свозит меня в то место, которое, я надеюсь, станет моим домом. Я останусь на ночь у его матери, чтобы отдохнуть перед обратной дорогой. Я думаю, что очень скоро я навсегда уеду отсюда.

Ивлин отвернулась, чтобы Софи не видела ее лица. Она мысленно представила себе просторную комнату, рояль — и Макса… Все это могло принадлежать ей…

— А ты… Ты уже назначила день? — спросила она, думая о том, что Софи была слишком скрытной в том, что касалось ее свадьбы.

— Нет еще, — ответила Софи. — Это зависит не только от меня, как ты понимаешь.

— Понимаю.

Ивлин надеялась, что Софи не придет в голову пригласить ее на свадьбу в роли подружки невесты. Этого она бы не вынесла. Но видимо то, что она принадлежала к другому вероисповеданию, мешало Софи это сделать, с облегчением подумала Ивлин. Как только день свадьбы будет назначен, она сразу же уедет.

— Надеюсь, ты будешь очень счастлива, — машинально пожелала она Софи.

Лицо девушки засветилось счастьем.

— Это будет исполнением моей самой заветной мечты.

Она взглянула на стоявшую к ней спиной Ивлин и осторожно попросила:

— Когда Макс заедет за мной, ты будешь с ним любезна? Он так давно не видел тебя.

— Не дольше, чем он не видел тебя, — заметила Ивлин, — но у него не будет времени, чтобы поговорить со мной, вы будете спешить.

Ивлин решила избежать встречи с Максом, если это только будет возможно.

Софи слегка нахмурилась.

— Я думала, он тебе нравится. Это все из-за того, что вы поссорились? Он не захотел разговаривать с тобой по телефону. Он вообще больше не говорит о тебе.

— Что в этом удивительного? — спросила Ивлин, думая, что в данных обстоятельствах она вряд ли может быть подходящей темой для разговора между Максом и его невестой.

— Мне не нравится, когда мои друзья ссорятся, — искренне сказала Софи. — Можешь мне сказать, что между вами произошло?

Ивлин натянуто рассмеялась. Нет, она ни за что не расскажет об этом Софи.

— О, между нами вполне нормальные отношения, — с наигранной беспечностью сказала она, — но сейчас у него совсем другие заботы. Без сомнения, я встречусь с ним, когда вы вернетесь.

Она знала, что на обратном пути Макс задержится в Инсбруке.

Когда он приехал, чтобы забрать Софи, Ивлин намеренно не вышла из своей комнаты. Она слышала, как подъехала его машина, слышала радостные голоса Хартманнов. Макс отказался задержаться, сказав, что у него мало времени. Спрятавшись на балконе, Ивлин наблюдала за отъездом Софи.

Девушка вышла из дома под руку с Максом. Она весело смеялась, пока он провожал ее к машине. Эта сцена напомнила Ивлин тот день в Инсбруке, когда она в первый раз увидела их вместе. Макс заботливо усадил Софи в машину, пристегнул ремень и закрыл дверцу.

Ивлин могла хорошо его видеть, пока он обходил машину, чтобы сесть за руль. Такой родной, такой любимый и такой недоступный. Макс поднял взгляд на ее окна, и Ивлин отпрянула, испугавшись, что он может ее заметить. Потом послышался шум отъехавшей машины.

Они вернулись вечером следующего дня. Родители Софи вышли в холл встретить их, а Ивлин неловко застыла в дверях гостиной, порываясь немедленно скрыться в своей комнате. Ей было бы больно слушать восторженные отзывы Софи о доме Макса.

Сияющая Софи вбежала в дом и, бросившись к отцу, затараторила по-немецки. Макс вошел следом за ней. Его взгляд остановился на Ивлин, и на его лице появилось загадочное выражение. Фрау Хартманн украдкой вытирала слезы.

Софи поцеловала отца и мать, потом подошла к Ивлин.

— Ева, у меня чудесные новости! Я виделась с матерью-настоятельницей. Через шесть месяцев меня примут послушницей!

Комната поплыла перед глазами Ивлин. Когда Софи поцеловала ее, она видела перед собой лишь язвительную усмешку Макса.

Ужин проходил в столовой, где в открытые окна были видны горы и звездное небо. Софи больше не говорила о своем послушничестве; она вообще была очень сдержанна в том, что касалось ее веры. Зато она весело рассказывала о путешествии, о доме Макса и его матери, которые оказались именно такими, какими она их себе представляла.

— Ты всегда была такой болтушкой, детка, — сказал ей отец. — Как ты сможешь выносить тишину монастыря?

Только теперь Ивлин поняла его печаль при расставании с дочерью. Конечно, родителям было бы легче, если бы Софи вышла замуж. Но сама девушка была совершенно спокойна.

— Поэтому я и говорю так много. Потом я научусь больше молчать.

Ивлин с волнением ждала от Макса какого-нибудь знака. Теперь, когда никакого препятствия между ними не существует, придет ли он к ней? Дурные предчувствия закрались ей в душу. Ведь Макс не сегодня узнал, что Ивлин заблуждалась насчет Софи, но тем не менее продолжал избегать ее. Возможно, он хотел наказать Ивлин за то, что она сомневалась в нем, и за то, что она ввела его в заблуждение относительно чувств Софи. Он ни разу даже не взглянул в ее сторону, не обратился прямо к ней и слушал только Софи.

Ивлин решила, что она должна поговорить с ним и устранить недоразумение, если таковое существует между ними. Сегодня у нее был единственный шанс это сделать.

Приближалось время ложиться спать; Макс вышел в сад покурить, и воспользовавшись возможностью, Ивлин последовала за ним.

Ночь была светлая, звездная; свет дня догорал на западе, и контуры гор еще были видны на фоне неба. Макс стоял у плакучей ивы — темный силуэт, различимый только по огоньку сигареты. В своем бледном платье — в том самом, в котором танцевала с Максом — она действительно походила на призрак, скользящий среди теней сада.

— Макс? — позвала она, медленно приближаясь к нему.

— Чем могу служить? — Его голос был холоден. Он бросил окурок сигареты, искрами рассыпавшийся на земле, и ногой загасил его. Ивлин ждала, но он не произносил ни слова. Наконец в отчаянии она чуть слышно сказала:

— Я… я пришла извиниться. Это было самое настоящее недоразумение.

Макс сложил руки на груди. Ивлин не могла видеть его лица, но предполагала, что он смотрит на нее, потому что в светлом платье ее было видно лучше, чем его. Его силуэт был едва различим на фоне дерева.

— В самом деле? — Эти слова прозвучали как удар хлыста.

— Да… и когда я говорила тебе об этом, ты принял мое объяснение. Ты поверил, что это правда.

— Не совсем. Я всегда знал, что Софи влечет монашеская жизнь, но взгляды молодых девушек так быстро меняются. Твои умозаключения удивили меня, но они могли оказаться правдой. Выздоровление Софи могло заставить ее подумать о земных радостях, и меня стала мучить совесть. Я испугался, что она могла принять мою братскую привязанность за более глубокое чувство, Однако Софи скоро успокоила меня; слава Богу, я не успел попасть в глупое положение со своим объяснением в любви. Так что мне даже не за что тебя благодарить.

Из темноты исходил холодный, исполненный горечи голос, и Ивлин с трудом могла поверить, что это говорит Макс, тот самый человек, с которым она совсем недавно надеялась помириться.

— Мне… мне очень жаль, — пробормотала она, — но понимаешь…

— Нет, не понимаю, — прервал он ее. — Сначала ты обжигаешь как огонь, потом становишься холодной как лед, Иви; в тот вечер от тебя веяло таким арктическим холодом, но для того, чтобы оттолкнуть меня, ты могла бы придумать предлог более правдоподобный и не впутывать сюда бедняжку Софи.

— Я не… — начала Ивлин и замолчала. Она вдруг поняла, что никакие оправдания не убедят Макса в честности ее помыслов. Теперь ей стало ясно, почему обнаружив ее ошибку, он не захотел с ней встретиться. Но это не могло стать препятствием, если бы Макс хоть немного любил ее.

Легкий ветерок зашумел в ветвях плакучей ивы. Макс достал из портсигара сигарету и, щелкнув зажигалкой, закурил. Слабый огонек осветил его лицо — оно было мрачным.

Неожиданно у Ивлин мелькнула мысль, что Макс не испытывает к ней никаких чувств, а его подавленное настроение вызвано решением Софи. Теперь, когда она стала для него недосягаемой, он понял, что его любовь к ней вовсе не была платонической. Чтобы проверить свое предположение, Ивлин осторожно спросила:

— Ты сожалеешь о том, что Софи решила стать монахиней?

— Честно говоря, да. Будучи сам светским человеком, я испытываю сожаление оттого, что молодость и красота будут заперты в монастыре, когда это могло бы составить счастье какого-нибудь мужчины. Очень эгоистичная и чисто мужская точка зрения. — Он горько усмехнулся. — Но ты же знаешь, что я не одобряю стремление женщин принести себя в жертву.

— Ты считаешь эти жертвы напрасными, — заметила Ивлин, но в ее ушах звучали слова: «…составить счастье какого-нибудь мужчины». Несомненно, он имел в виду себя самого.

— Да, я так думаю, но в твоем случае все несколько иначе. Ты ведь приносишь в жертву не себя, не так ли, Иви? Только меня.

— Макс!

— У тебя всегда было желание изображать из себя жертву. Когда тема Гарри исчеркала себя, ты выбрала Софи. Совершенно напрасно. Меня, конечно, тоже надо было принести в жертву — самым безжалостным образом, но если бы у тебя было хоть чуточку сострадания, ты пощадила бы мои чувства. Однажды я подумал, что между нами существует духовное родство, что у тебя есть сердце. Но, наверное, ты была права, когда сказала, что оно умерло вместе с Гарри. То, что было между нами, имеет не очень красивое название, потому что единственное, что ты можешь чувствовать, это физическое влечение.