Одного взгляда ему было достаточно, чтобы понять случившееся, и он бросился к ним. Роджер передал ему пленницу, и слуга, заломив ей руку за спину железным захватом, подавил всякое ее сопротивление.

Келшелл поднял упавшее кресло, неторопливо оправил камзол и галстук. Потом выдернул кинжал и провел рукой по вмятине на столе, оставшейся от удара.

— Экая досада, Тимоти! — заметил он. — Теперь придется придумывать какое-нибудь объяснение. Антония, голубушка, вы стали крайне неосторожны и доставляете много беспокойства. Следовало помнить о зеркале.

Антония, затаив дыхание, проследила за его взглядом. Губы Роджера искривились в сардонической усмешке.

— Вот-вот! — почти ласково произнес он. — Я мог наблюдать каждое ваше движение, хотя, признаюсь, неожиданное нетерпение сделаться вдовой и без того показалось несколько подозрительным. Ведь я давно понял: вы пойдете на все, лишь бы спасти жизнь своему недостойному мужу. Как же вам не хватило ума это сообразить?

Он отложил кинжал и совершенно хладнокровно дважды наотмашь хлестнул ее рукой по щекам, сперва по одной, потом по другой. Затем кивнул Престону:

— Отпусти ее. Она больше не опасна. — И Антонии: А вы сядьте!

Она упала в ближайшее кресло, слишком потрясенная, чтобы возражать, слишком напуганная своей неудачей и провалом, чтобы ощущать обиду и боль пощечин. Келшелл также уселся на свое место и снова взял кинжал.

— Полезное оружие, — заметил он, осторожно касаясь лезвия пальцем, — но небезопасное в таких порывистых и неопытных руках. Пусть-ка оно лучше побудет у меня. Но к нему ведь должны быть ножны. А да, Тимоти, я думаю, ты найдешь их в ее муфточке, так небрежно валяющейся на полу. Благодарю! Нет, муфту можешь вернуть хозяйке. Тимоти, я хочу, чтобы ты остался здесь. Можешь сесть.

Антония, потирая руку, так жестоко вывернутую Престоном, не удержалась и с вызовом проговорила:

— Что, дядя, думаете, как бы еще помощь не понадобилась?

Он покачал головой, посмеиваясь над нею даже с какой-то ласковостью:

— Ни в коем случае, милая племянница. Полагаю, вы уже выдохлись. А теперь займемся-ка лучше разработкой западни, в которую хотим заманить Сент-Арвана завтра вечером.

Она перестала растирать руку и оторопело уставилась на него. Даже у Тимоти сделался испуганный вид. Наконец она снова обрела голос и, не таясь, заявила:

— Вы, должно быть, сошли с ума.

— Вовсе нет, дитя мое. Пожалуй, ваше предложение весьма подходит. Маскарад в Воксхолле! Да, мне это нравится.

Она сделала нетерпеливый жест:

— Но вы же хорошо понимаете, что я просто использовала эту новость как предлог, чтобы поехать сюда.

— И все-таки, Сент-Арван собирается в Воксхолл?

— Да, с Маунтвортами, но ни за что на свете не буду я больше помогать вам. Не стану участвовать в ваших кознях, и все!

— Боюсь, дорогая Антония, у вас нет выбора.

— Нет?! — Подбородок ее вздернулся, глаза вызывающе засверкали. — Я всегда могу отдать себя в руки закона и признаться во всем. Мне все равно, что со мной будет, если и вы получите по заслугам.

— Не сомневаюсь, но я, видите ли, вовсе не собираюсь получать, как вы выразились, по заслугам. Против меня, в поддержку ваших обвинений нет ни малейших улик, а я, естественно, буду все отрицать, Тимоти и Ханна — тоже. С другой стороны, есть масса свидетельств, что вы пытались убить своего мужа. В этом убежден даже сам Сент-Арван. Вы понапрасну погибнете, не причинив никакого вреда мне и не сумев спасти его, так что не льстите себя надеждой, будто я отступлюсь от своих намерений только потому, что вы отказались мне помогать.

Он умолк, откинувшись на спинку кресла, и, сцепив пальцы, с непреклонной решимостью рассматривая ее. На лице его была написана мягкая снисходительностъ, но голубые глаза сверкали безжалостным холодным блеском, и с неожиданной ясностью она поняла, что выхода нет. Оставалась лишь одна надежда: притворно согласиться с любыми его замыслами на завтрашний вечер и попытаться предупредить Джеррена о ловушке. Роджер при всем своем хваленом хитроумии, кажется, проглядел такую возможность.

— Да, похоже, придется помогать, — угрюмо ответила она. — Так что вы от меня хотите?

Сэр Роджер лучезарно улыбнулся.

— Я не сомневался, что вы проявите благоразумие. Сейчас мне нужно все как следует обдумать, но к завтрашнему вечеру план будет готов. В десять часов у Вестминстерского моста. Я буду вас там ждать.

Она пожала плечами:

— Позвольте напомнить, что я не могу идти на маскарад без домино, а у меня его нет. Если же попытаюсь купить, это дойдет до ушей Джеррена. Не забывайте, я ведь в трауре.

— Будет вам и домино, и маска. Когда вернетесь домой, немедленно пошлите ко мне Ханну, и все будет улажено. А теперь вам лучше уехать, не то такое продолжительное свидание может вызвать подозрения. Позвольте вас проводить до кареты.

Вернувшись в кабинет, сэр Роджер потирал руки и был явно очень доволен собой, однако Престон не разделял такой радости. Он стоял у стола, рассматривая кинжал Антонии, и хмурился.

— Что такое, Тим? — окликнул его Келшелл. — Почему столь мрачное лицо?

Престон качнул головой.

— Не нравится мне все это, сэр, — проговорил он с убежденностью. — Слишком уж охотно она согласилась. И задумала опять обман, готов прозакладывать свою голову.

Сэр Роджер пожал плечами:

— Да что она может? Доказательств нашего сговора у нее нет. Нет доказательств даже тому, что я жаждал смерти Сент-Арвана.

— Сэр Роджер, если миссис Сент-Арван и отправится завтра в Воксхолл, то с одной лишь целью — предупредить мужа.

Неужели ты думаешь, я этого не понимаю?

— Разумеется, понимаю?

— Тогда, Бога ради, зачем она вам?

Келшелл уселся в кресло, расположился поудобнее и смерил слугу ироническим взглядом.

— Послушай, Тим, не заставляй меня объяснять тебе очевидное. Если Антонии не будет в Воксхолле, как же вина за преступление падет на нее?[

Глава шестая

Следующим вечером в девять часов Антония сидела за туалетным столиком. На плечах у нее поверх пеньюара из желтоватого шелка все еще был пудермантель, но волосы — уже убраны и напудрены.

Рядом вертелась Ханна.

— Мистер Сент-Арван сегодня раненько уехал на обед к лорду Маунтворту, — болтала горничная, поднося хозяйке шкатулку с мушками. — На нем был персиковый бархатный камзол с расшитыми цветами жилетом, а с собой — серое домино.

Антония дрожащими пальцами пыталась приклеить к щеке кусочек черного шелка. Надеясь, что Ханна не заметит ее нервозности, с раздражением спросила:

— Серое, говоришь? Там, наверное, половина будет в сером домино.

— Жемчужно-серое, — с готовностью уточнила Ханна. — Думаете, сможете найти его?

— Надеюсь. — Антония поджала губы: девушка явно стала более дерзкой. В присутствии посторонних она была вполне почтительна, но наедине обращалась со своей хозяйкой на равных. — Дядя прислал для меня домино?

— Да. — Ханна приподняла крышку картонной коробки, стоявшей у кресла, и вынула алое шелковое домино. Антония в ужасе воззрилась на пышные складки, сверкающие, как перья попугая и волнами ниспадавшие на коробку и кресло.

— Святые угодники! — воскликнула она. — Я не могу этого надеть! Я же в трауре.

— Ежели вы в трауре, то вам и вовсе не следует быть на маскараде, — не без резона возразила Ханна. В сильвин домино никто вас не узнает. Смотрите, вот и маска. Так что не бойтесь.

Антония взяла маску. Она была из того же яркого шелка, что и домино, по низу оторочена алым же кружевом и бисером и закрывала лицо почти до подбородка.

— Наверное, ты права, — неохотно согласилась она, — но все-таки надо было выбрать что-то менее броское. Не думаю, чтоб в целом Гарденс было еще хоть одно такое домино.

Ханна знала это точно, ибо ей пришлось немало побегать в поисках именно такого неповторимого оттенка, везде выступая от имени миссис Сент-Арван и с обязательной просьбой сохранить все в тайне, что, естественно, должно было, наоборот, вызвать разговоры. И осторожно произнесла:

— Наверное, сэр Роджер просто хочет, чтобы вас легче было найти в толпе, но и еще одно: Сент-Арвану никогда и в голову не придет, что вы можете явиться на маскарад в таком наряде, когда должны сидеть дома.

Антонию все это не убедило, но менять что-либо было уже поздно. Она встала, сбросила пудермантель и позволила горничной облачить себя в парчовое платье цвета слоновой кости, а поверх — в кружевную накидку. Разгладив платье и расправив складки, Ханна заметила:

— Полагаю, вы наденете рубиновые серьги с алмазами? Я вынула их для вас. О, а сэр Роджер прислал белые розы и очень просил их приколоть.

— Хорошо, хорошо. — Антония взглянула на часы. — Но поторопись же, ради Христа. Мы должны встретиться в десять.

Через несколько минут, уже с серьгами в ушах, с домино, переброшенным через руку и держа в ней маску, она уже сбегала по лестнице и выходила из дому к карете. Ханна, глядя из окна на первом этаже, заметила, как лакей удивленно посмотрел на алое домино, и улыбнулась, довольная. Сэр Роджер оказался прав: такой цвет не мог не привлечь внимания.

Когда Антония подъехала к Вестминстерскому мосту, Келшелл уже ждал и тут же помог ей спуститься в лодку. Он был в маске, и черное домино ниспадало с плеч скульптурными складками. Антония мысленно похвалила себя за предусмотрительность, подсказавшую надеть маску еще в карете. Она так поспешила не только из страха быть узнанной, но и желая укрыться от проницательного взгляда Роджера. К тому же скоро выяснилось, что они не единственные, решившие добраться по воде, и хотя никто из знакомых не попался на глаза, Антония все же была рада, что лицо ее скрыто маской.

Роджер при встрече выказал всяческую приличествующую в подобном случае учтивость, но едва лодка стремительно полетела вверх по течению, тихо, чтоб не слышал лодочник, совершенно другим тоном произнес: