- Ну что, прибыли? - едва шевеля губами, негромко спросил огромный детина с развернутыми плечами спортсмена, подойдя к Олегу чуть не вплотную.

- Вы о чем? - моргая ресницами, недоуменно спросил Олег.

И тут же, как из-под земли, откуда-то вынырнул Геночка, крепко взял за плечо парня, повернул к себе, побелев от бешенства, что-то прошептал в самое ухо.

- Так я ж не знал. Это ж место, - непонятно оправдывался парень.

- Ты торгуй, торгуй, - кинул Олегу Геночка, и его глазки метнулись в сторону. - Твое дело - сторона.

Вечером заплатил чуть ли не вдвое больше.

- Что так? - обрадовался Олег.

- Премиальные, - хохотнул Геночка. - Холодно больно, а ты - молодцом! " - Он клещами сжал Олегу руку - так, что она вмиг онемела. - Ты, слышь, наука, нашему Витьку про сегодняшнее - ни полслова.

- О чем? - искренне удивился Олег, разминая после дружеского рукопожатия пальцы. - Что-то я ничего не понял.

- Вот и ладушки, что не понял.

Геночка облизнул толстые губы, подогнал джип, уложил в него остатки товара и исчез, только его и видели.

На "премиальные" Олегу купили ботинки, а Рите - зонт. И больше никаких таких типов к Олегу не подходило. Но слова Геночки, а главное - его тревога, оказывается, врезались в память.

Глава 8

Бывают поздней, ненастной осенью - в октябре - удивительные, прекрасные дни. Уплывают куда-то тучи, унося с собой осточертевшие всем дожди, синим и ясным становится высокое чистое небо, золотыми - деревья, и то же золото шелестит под ногами. В воздухе тишина. Умиротворенно и ласково греет по-летнему солнце, летят невесомые, редкие паутинки. Это сама природа так прощается с летом, раскрывая всю себя на прощание.

- Дочура, взгляни, какие у меня букеты! - радуется Екатерина Ивановна. - Вся комната в красном и золотом. А вот тут, видишь, я оставила зеленый листок, для контраста.

- Они же вянут! - раздражается Рита.

- Не скажи! - живо возражает мать. - И потом - я их через день меняю. А последние, когда задуют холодные ветры и они полетят, полетят, полетят, проглажу теплым утюгом, и будут они стоять всю зиму.

- Ты бы еще стихами заговорила, - ворчит Рита. - Делать тебе, как я погляжу, нечего! Собирает какие-то дурацкие листья, когда от поклонников некуда ставить букеты.

- То другое, - смеется Екатерина Ивановна.

"Кто из них мать, а кто дочь?" - смотрит на них, покачиваясь в кресле, Олег и тихонько вздыхает. Рите бы эту необыкновенную легкость матери, умение радоваться пустякам, чужим и своим успехам, милую привычку шутя переносить неудачи, смиряться с потерями - об Аркадии Семеновиче, с тех пор как пропал, ни полслова. Будто его и не было.

- Да она его не любила! - скажет в ответ на осторожное недоумение мужа Рита. - Она вообще любит только себя и свое сопрано.

- Не правда, - вступится за тещу Олег. - Ты же рассказывала, что с ней творилось, когда умер твой папа!

- Да, верно, - нехотя согласится Рита. - У те тогда даже пропал голос. Потом, правда, восстановился. С тех пор она его особенно бережет, прямо молится на свой голос.

- И еще она любит тебя, - скажет Олег фразу, которую - он знает! - так ждет Рита.

- Не уверена, - упрямо ответит Рита. - Сколько помню себя, вечно она мной недовольна. Может, потому, что я не певица и не художница? Природа отдыхает на детях!

Олег промолчит. Что он знает, в конце концов, об этой семье? Все только со слов Риты, остальное - предположения. Но с Екатериной Ивановной у них теперь общая тайна: она помогла ему с реактивами, да осталось еще на субстраты - как только появятся, ему отложат: он уже оплатил.

- Ну, ты орел! Орел, да и только, - повторял в потрясении Николай Иванович, не находя подходящих к случаю слов, и глаза его блестели от радости. - Теперь держитесь! - погрозил он кулаком невидимым конкурентам и сразу организовал Олегу "режим наибольшего благоприятствования": освободил от семинаров.

- Что это ты такой веселый? - подозрительно спросила Рита, когда Олег вернулся в тот день домой.

- Я теперь всегда таким буду! - объявил Олег и обнял, закружил по комнате Риту, совсем как в старые времена, когда-то, давным-давно, больше года назад, когда вместе, плечом к плечу, защищали они от путчистов Белый дом, символ новой России. - А давай сходим на Краснопресненскую? загорелся он великолепной идеей, радуясь всему на свете - Рите, солнцу, золотым и багряным листьям. - И мультики заодно посмотрим на Баррикадной.

- Мне не пять лет, чтобы смотреть в какой-то забегаловке всякую муть, - отрезала Рита. - А уж как мы мокли, дурачки, под дождем...

Она не договорила: все вспомнилось так отчетливо ясно, что перехватило дыхание. Площадь - единая, как один человек, горящие праведным гневом, уверенностью в победе лица, ощущение собственной силы и правоты, могучий голос с балкона: "Граждане россияне!" Слово "Россия", принадлежавшее, казалось, истории, вдруг ожило и вернулось, и таким оказалось кровным, родным, что вызвало даже слезы. Неужели прошел только год? Всего лишь год? Как же все за этот год изменилось! Власти, конечно, сорвали куш, а они, защитники, победители? Что получили они?

Безденежье, неуверенность не то что в завтрашнем, в сегодняшнем дне и тревогу - выматывающую, постоянную.

Все это выкрикнула Рита своему незадачливому, не приспособленному к новой жизни мужу, словно он был во всем виноват.

- Ну скажи мне, скажи, что получили мы? - кричала Рита.

- Мы получили свободу, - спокойно ответил Олег: он уже научился гасить Ритин крик таким вот, неестественным почти, спокойствием.

- Какую еще свободу? - горько спросила Рита.

- Свободу вообще, - неопределенно ответил Олег и, понимая, что ответил смутно, попытался, как мог, разъяснить:

- Свободу информации - раз, общения с коллегами, со всем миром - два, свободу выезда.

- Если есть деньги, - едко вставила Рита.

- Естественно, - невозмутимо подтвердил Олег. - А смотри, сколько возникло фирм, независимых предприятий...

- Что ж ты-то не в фирме?

- А я, знаешь ли, в университете, - выпрямился Олег, и такое достоинство, даже гордость прозвучали в его словах, что Рита, в некоторой растерянности взглянув на него, умолкла.

Они сидели с Валей и Геночкой в новом, с иголочки, кооперативном кафе и наслаждались жизнью. Это для них пригасили свет - прочие столики пустовали, - для них звучала тихая музыка, их бесшумно обслуживали стройные мальчики-официанты в черных брюках, отутюженных белых рубахах, с галстуками-бабочками.

Валя, в коротенькой кожаной юбочке и кожаной, с "молниями" и замочками куртке, в туфлях на высокой платформе, сияла: она гордилась Геночкой. Рита рядом с ней казалась чуть ли не оборванкой, хотя на ней были кофточка из Парижа и яркая турецкая юбка, после долгих колебаний купленная на рынке. Раскрасневшийся Гена - тоже весь в кожаном и цепочках - правил бал.

- Выпьем, девочки! - поднял он фужер с водкой. - Считай, Риток, что компьютер ты в общем и целом освоила. В случае чего Валентина поможет. И другие девчонки. Не робей, с нашими не пропадешь!

- Но я еще не решила...

- Да, говорю, не робей! - Гена говорил все громче и громче. - Витька я беру на себя: скажу - "Надо!" - и все дела. Что ж вам - с голоду подыхать?

Принесли еще закусок: какие-то невиданные салаты с кусочками ананаса, белую рыбу и красную, обложенную аккуратными ломтиками лимона, розовых крабов и даже устриц со льдом и серебряными щипчиками. Официант, покосившись на фужер, незаметно поставил еще одну рюмку для водки. Первую клиент как бы и не заметил.

- Ну, Алька - хрен с ним, - разглагольствовал, не заметив и вторую рюмку, Гена. - Что-то он там сочинил в своей биологии. Может, сделает какое открытие и.., прощай, Россия-матушка! Отвалит в Штаты, к этому, как его?

- Рику, - подсказала Рита.

- Вот-вот, к Рику, - вступила в разговор Валя. - А что будешь делать ты? Кому нужна твоя география? Вон Сашка, Танькин двоюродный брат, окончил в Ленинграде знаменитую корабелку, практику проходил на Севере, в океане. Чем-то там его наградили - отличился в шторм, спас кого-то... Ну, ему сказали, конечно, "мерси" и вручили свободный диплом.

- И что? - испуганно спросила Рита.

- А ничего! - фыркнула Валя. - Мыкался-мыкался - никому на фиг не нужен. Еле устроился в какой-то занюханный банк. Рад до смерти! Говорит, никто с их курса, ни один человек, не работает по специальности.

- Как же так? - расстроилась Рита. - Петр Первый за границу посылал на корабелов учиться, а тут теряем своих. Это же так расточительно! Сколько на обучение ухлопано денег...

- Да кто их считает! - радостно завопил Гена.

- И с тобой будет так же, - уверенно сказала Валя. - Уж если никому не нужны корабелы...

Кружилась от выпитого голова. Доводы друзей казались неоспоримы. Новая жизнь маячила совсем рядом - протяни только руку. Вот только как сказать Олегу? И маме. Валя уговаривает слишком уж горячо.

Почему? Из дружбы? Или хочет, чтобы Рита стала ей ровней? Как она когда-то Рите завидовала! Но теперь роли так странно и страшно переменились. Разве может Рита купить себе такую куртку? Сколько, интересно, она стоит? Рискнула спросить, когда Геночка отлучился в уборную.

- А я не знаю, - весело отмахнулась Валя. - Геночка подарил.

"Да Валя твоя - содержанка!" Ну нет, это оскорбительное слово принадлежит прошлому веку. Нет теперь никаких содержанок! Есть умные женщины, которых обеспечивают удачливые мужчины: и в Хургаду возят, и одевают как кукол, на них швыряют не считая деньги. И это только нормально!

- Соглашайся, пока зовут, - посерьезнела Валя. - Пока мы расширяемся.

- В конце концов можно перевестись на вечерний, - вопросительно взглянула на нее Рита.

- Ну уж нет! - решительно отрезала Валя. - У нас на фирме ненормированный рабочий день. Бывает, задерживаемся и до одиннадцати. Не всегда, правда, по делам фирмы. - Она как-то странно хихикнула.