Когда она начала расстегивать его джинсы, он даже стал ей помогать, чувствуя желание освободить его от плена джинсовой ткани.

Как он оказался сверху Оксаны, Алешка тоже не особо помнил. Он лишь чувствовал, что ее рука гладит его возбужденный орган, а потом он ощутил странное… там было горячо, и все его сжимало и пульсировало.

Почему-то его тело стало двигаться в такт этой пульсации. Постепенно его возбуждение нарастало и вскоре, после резких движений вперед-назад, он сотрясся от волны, пробежавшей по нему, и обмяк, так и лежа на девушке.

Оксана аккуратно выскользнула из-под него. Быстро привела себя в порядок и, чмокнув его в губы, пошла в сторону костра, сказав, что ждет его там.

Лешка, наверное, еще долго бы так сидел, если бы не холод летней ночи, который протрезвил его разум. Когда алкоголь развеялся, он осознал, что сидит на траве со спущенными штанами и презервативом на обмявшем члене. Как он его надел, он и не помнил, наверное, его надевала на него Оксана.

Оксана… он вспомнил то, что было, и осознал: происходившее между ними — это и есть то самое занятие любовью, о котором он так много читал. Но только вот почему-то он все себе представлял совершенно иначе…

Лешка брезгливо снял презерватив и кое-как помылся водой из речки, затем, приведя себя в порядок, пошел в сторону своего домика, где он жил в комнате с еще двумя парнями. Почему-то желание идти к костру у него пропало.

* * *

Так прошло это лето. Лето, когда Лешка был счастлив, беззаботен и свободен, обретя крылья.

За несколько дней до возвращения бабушки в Москву он тоже вернулся туда на коневозе. Выгрузив Вальхензея и пообщавшись с девчонками, Алешка поехал домой. К приезду бабушки нужно было убраться и приготовить еду.

Наступление осени принесло новые изменения в его жизнь. Он стал теперь работать на соседней конюшне за оговоренную зарплату, и это его порадовало, так как появилась стабильность. Сюда привозили лошадей из Ростова. Кони были полудикими, хотя встречались и из спорта. В Алешины обязанности входила ежедневная работа с ними. С теми, кто был диковат, ему приходилось работать с нуля, приучая к седлу и давая им все основы. Тех коней, которые были уже хорошо выезжены, он вводил в работу, ежедневно увеличивая нагрузки, и потом напрыгивал. Алеше все это было интересно. Здесь у него уже не было тренера, здесь он применял полученные ранее знания на практике. И, конечно, ему было интересно работать с разными лошадьми. Ведь каждая лошадь — это свой характер. А сложности в работе с ними его не пугали. Прав был Петрович, говоря о том, что такая работа ему важна. Теперь он получал массу знаний с помощью практики.

Кроме этой работы у него был его Валюша и, конечно, вверенные ему кони у Петровича. Так что теперь день Лешки проходил насыщенно и разнообразно. К семи утра он уже был на ипподроме, и только в девять вечера уходил оттуда. Приходя домой, помогал бабушке по хозяйству и падал на кровать, засыпая сном младенца.

* * *

Ранняя осень в Подмосковье радовала буйством красок, которые дарила природа в преддверии наступления зимы. Деревья были щедро раскрашены в золотые и красные тона. Легкие порывы пока еще теплого ветра срывали листья и усыпали ими асфальт трассы Москва-Калуга, по которой ехал Назар и смотрел, как эти листья разлетались на обочине дороги. Он любовался природой. Ему нравилась осень, именно ее начало, когда еще тепло, а природа так щедра в своей красоте. До Калуги еще было далеко и можно было вот так созерцать природу и думать обо всем, что происходило в жизни за это время. Хотя то, что происходило, он не хотел вспоминать. Кроме постоянных стычек, разборок, стрельбы и борьбы за выживание у него ничего и не было. Только редкие звонки Петровича с кратким рассказом об Алешиных успехах были как бальзам на душу. Он и сам не знал почему. Но он ждал этих звонков, всегда внимательно слушая Петровича и, ничего ему не говоря, прощался с ним. Только потом, оставшись один, он вспоминал этот разговор и мысленно представлял Лешку и его тренировки, успехи и неудачи. Но когда он сам отправил Алешку на два месяца в лагерь под Чеховым, он загрустил, хотя и не хотел себе в этом признаваться. Почему-то стало одиноко и тоскливо, а с другой стороны, он представлял, как хорошо его коню и этому Леше за городом на природе в компании сверстников.

Для него самого эти летние месяцы пролетели быстро и незаметно, он-то и лета особо не увидал. Наезды Шамиля, наезды Архиповских, которые опять восстановили свои силы, и еще нескольких других группировок, желающих их подмять под себя. Так лето и прошло. В один из вечеров позвонил Петрович и сказал, что его конь вернулся после летнего отдыха, с ним все в порядке и он в прекрасной форме, и мельком упомянул о Лешке, загорелом и повзрослевшем. Назар улыбнулся, представляя его себе, но потом быстро убрал эти ненужные чувства. Сказал Петровичу, что будет опять ездить на своем коне, но при этом также просил его регулярно звонить и отчитываться о происходящем.

В таких мыслях дорога до Калуги прошла незаметно. Там, в стороне от города, было предприятие по производству кирпича, которое они уже месяц как окучивали и сейчас, подготовив все документы и подтянув нужных людей из власти с помощью взяток, осуществили рейдерский захват этого завода.

Потом Назар с Ефимом всем этим и занимались там неделю, смотря из окон кабинета директора предприятия на бастующих рабочих, которые требовали вернуть их руководителя. С манифестантами разобрались жестко и безжалостно — вечерами наведываясь в дома самых активных и вылавливая их членов семей. Так бунт прекратился, и завод опять начал работать, но только теперь он принадлежал Назару.

* * *

Конюшня, на которой сейчас работал Алешка, была в аренде у Саввы Мальковича. Он не был конником, он был бизнесменом, причем хорошим бизнесменом, человеком, который точно знает, как и на чем можно заработать в данный момент. И когда в стране возник спрос на лошадей, он один из первых взялся за эту тему. Причем он расширил рамки своего бизнеса и постепенно продажу лошадей перевел с Москвы и основных городов бывшего СССР на зарубежье. Как оказалось, там наши лошади пользовались спросом и были в цене.

Как хороший бизнесмен он проработал схему. Первое — это найти качественных, но дешевых лошадей для продажи. Это оказалось несложно, такие лошади были в огромном количестве в Ростове. И продавали их по смешным ценам: как молодых из табуна, так и уже подготовленных под спорт. Такие лошади там стоили от пятисот долларов до полутора тысяч за голову. Схему доставки их в Москву он проработал, и теперь оттуда ему привозили лошадей в обычных машинах по перевозу скота — так называемых скотовозах. Транспортные затраты на это были небольшими. Дальше лошадей нужно было привести в товарный вид, а это от месяца до полугода. Больше держать их не имело смысла, так как они требовали расходов на кормление, ветобслуживание, коваля и зарплату работникам, которые с ними занимались. К таким работникам относился и Алексей. Теперь он официально числился здесь как берейтор, человек, занимающийся подготовкой лошади. Пока берейтор работал с лошадью, Савва находил на нее покупателя. Чтобы дороже продать коня, его нужно было хорошо показать, и это не только ухоженный внешний вид и адекватное поведение под седлом. Самое основное, что влияло на стоимость коня, — его спортивные достижения. Вот поэтому Савва оплачивал их вывоз на соревнования. Так что Алешка регулярно ездил на старты, которые проводились на основных конных базах в виде Битцы, Планерной, Зенита, ЦСКА и Раменского ипподрома. Соревнования финансировал Савва, оплачивая коневоз и стартовые, и еще платил Алексею за день, проведенный там, и, если тот выигрывал, то всегда выдавал поощрительную премию. Ко всему этому он закупил много хорошей импортной амуниции, да и Алексею тоже приобрел одежду как для соревнований, так и для обычной работы лошади, так как нередко покупатели приезжали к нему в конюшню и тогда Леша показывал им коня под седлом, ездя на нем или прыгая. Коней Малькович продавал, начиная от пяти тысяч долларов, и то самых плохоньких, а так цены у него были от десяти тысяч долларов за коня и выше. Ну а на тех коней, кто прыгал, да еще и приличные высоты, цена шла от двадцати пяти тысяч и до бесконечности. Основными покупателями таких коней были иностранцы. Теперь регулярно на конюшню к Мальковичу приезжали то немцы, то американцы, были еще и другие иностранцы, но Алексей не очень разбирался, кто они и откуда, так как владел только немецким языком и то на уровне школьной программы.

Первое время Алеша не вникал в суть происходящего здесь. Он просто был рад, что у него есть любимая работа, стабильная зарплата, регулярные премиальные и возможность выступать на лошадях, а также возможность самому совершенствоваться в конном спорте при работе с такими разными лошадьми.

Случайно узнав, что основная масса продаваемых из-под него лошадей уходит за границу, он погрустнел. Ему было неприятно осознавать, что лучшие кони, на которых могли выигрывать наши спортсмены, будут проданы, а это значит, что на них будут выигрывать иностранцы. Лешка осознал всю несправедливость этой жизни, но ничего поделать с этим не мог, понимая, что теперь в этой стране все решают только деньги.

Самого Мальковича Алешка видел изредка. Первый раз при приеме на работу, а потом когда тот приезжал с покупателями. Так как Савва все равно не разбирался в ведении конного хозяйства, он поставил управляющего на свою конюшню в виде начкона.

Начкона звали Борис Иванович, вот с ним Алексей и общался по всем производственным вопросам и был этому несказанно рад, так как Малькович был ему неприятен. Он видел его жажду денег, за которой тот видит не лошадей, а лишь прибыль с них.

Еще в начале осени при очередном привозе партии коней с Ростова, на конюшню доставили элитного жеребца-производителя с одного из конезаводов, он был буденновской породы, по кличке Зацеп. Ему было уже девять лет. Кроме своей прямой функции покрытия кобыл на заводе, он еще и хорошо прыгал, очень хорошо. Вот поэтому его и привезли на продажу. Никого не волновало, что теперь конезавод лишится ценного производителя, сейчас все решали деньги.