Ефим первый пришел в себя от шока увиденного и сказал Назару, что нужно идти спасать парня. Они действительно пришли вовремя. Назар видел, что Леша уже никакой.

Когда Алешку тошнило в туалете, Назар понимал, как ему плохо, он и сам не раз через такое проходил, но с другой стороны считал — пусть сам узнает, каково бывает за страсть к алкоголю.

Поскольку Назар знал, что Лешка сейчас живет один, они привезли его домой. Назар сам дотащил его до комнаты, пока Ефим пошел на кухню ставить чайник. Бросив Лешку на кровать, он стал снимать с него одежду. И вот здесь стало опять происходить то, что он не хотел ощущать в себе. Он вообще не понимал, почему это с ним происходит. Раздевать пьяных или раненых товарищей для него было не в первой. Да и что здесь такого. Ведь пацаны же. Но вот с Лешкой было по-другому. Он отводил глаза от его щуплого тельца и старался не дотрагиваться до его кожи, снимая майку и штаны. Но руки упорно касались кожи, и он ее ощущал под своими пальцами. Внутри него эти прикосновения откликались болезненным желанием. Именно таким, в котором он боялся себе признаться, боялся своих мыслей, боялся их услышать.

Стиснув зубы, он закончил для себя эту пытку и, бережно завернув Алешу в одеяло, быстро вышел из его комнаты.

Там, на кухне, Ефим уже сорганизовал чай, а потом они провели ревизию холодильника и шкафов и увидели, что удручающая картина отсутствия продуктов так и не изменилась. Вот тогда Ефим предложил попугать пацана ужином для них, заставив тем самым его приготовить еды, что гарантировало его дальнейшее питание.

Назар еще раз вспомнил их ужин. Сегодня он опять ощущал это состояние счастья внутри себя.

* * *

Январь пролетел незаметно для всех. Сначала эти праздники, а потом трудовые будни.

Лешкина жизнь закрутилась по накатанной. Из санатория вернулась бабушка, посвежевшая и бодрая. Алешке ее вид придал позитивного настроения. После праздников у него началась школа, третья четверть, а после школы конюшня и тренировки.

Вот так и февраль шел дни за днями в привычном ритме жизни.

В отличие от него, жизнь Назара закрутилась в смертоносном ритме постоянных разборок, стрельбы и борьбы за место в этом мире.

Люди Шамиля действовали нагло и жестоко. Назар не уступал им в этом. Это была их война за разделение зон влияния, за передел Москвы. Кроме Шамиля были еще и другие, свои, Московские, подмосковные и залетные. Так что скучать Назару было некогда, время слилось в единый поток зимы, грязных обочин, постоянного ожидания наезда и неуспевающего остывать металла ствола, который он носил с собой.

В этот вечер они ехали в сторону области. Назар с Ефимом сидели в джипе, за их машиной ехало еще пять машин с ребятами. Предстояло серьезное дело. По Рублевскому шоссе, недалеко от Москвы, был закрытый загородный клуб, его подмял под себя Шамиль. Назар принял решение забрать этот клуб под себя. Они не действовали наобум, наоборот, долго присматривались к клубу: что да как, кто приезжает, как все там устроено, что с охраной. Клуб располагался на достаточно большой территории, там стоял основной особняк с рестораном и казино, на территории был парк с прудом и летним рестораном. Стояли отдельные домики для проживания тех, кто хотел уединиться в более интимной обстановке. Естественно, были баня и сауна с крытым бассейном. И еще на территории клуба была конюшня с оборудованным плацем для желающих покататься.

Людей Шамиля они положили быстро, затем, пройдя по огромному основному особняку, нашли его владельца, грузного лысоватого мужчину, с заплывшей фигурой, лет пятидесяти. Разговор с владельцем был короткий, тот согласился подписать все бумаги, которые заранее подготовил Назару его юрист, и часть прибыли теперь на законных основаниях перешла к Назару. Теперь дело осталось за малым, это не дать Шамилю вернуть под себя этот клуб. К этому Назар тоже был готов, теперь здесь постоянно будут его люди, а "чехи" не настолько глупы, чтобы лезть под пули.

Назар с Ефимом и несколькими ребятами пошли осматривать приобретенные ими владения. С ними шел и владелец клуба, любезно согласившийся провести такую экскурсию.

Осмотрев все, они уже хотели уходить, но в ноздри Назара ударил знакомый запах, и он вспомнил.

— Здесь ведь есть конюшня, — он метнул недобрый взгляд на полного мужчину.

— Есть… но я не думал, что вас это заинтересует… там лошади под прокат стоят…

— Думать я буду, тебе это не нужно. Веди, — зло проговаривая слова, сказал Назар.

Конюшня, как и все постройки здесь, была выдержана в общем стиле дерева и камня. Здание смотрелось дорого и красиво. Широкий чистый проход, мягкое освещение и витиеватые решетки на денниках, за которыми стояли лошади.

Назар медленно шел по проходу, смотря на лошадей. Да, обычные лошади для проката. Хозяин не врал, он уже хотел возвращаться, и здесь его взгляд упал на него… Вороной высокий конь поднял голову от сена и втянул воздух тонкими нервными ноздрями.

Назар застыл. Уж он-то знал толк в лошадях, и старую прокатскую клячу он мог сразу отличить от того, что он сейчас видел.

Назар подошел к деннику и открыл дверь, которая отодвигалась вбок.

— Ой, осторожнее, — услышал он крик мужчины. — Этот конь агрессивный и кусается…

Назар смело вошел внутрь и похлопал коня по шее. Тот замер от такой наглости, видно, его действительно все боялись, и поэтому, почувствовав рядом с собой того, кто не боится, он опять втянул в себя воздух, а потом переключился на поедание сена, лежащего в его ногах.

К деннику подошли братки, Ефим и владелец клуба. Они так и стояли за решеткой, смотря на коня оттуда.

— Странно… он обычно так себя не ведет, тем более с посторонними, — сказал полный мужчина, держась подальше от решетки денника.

— Чей это конь? — Назар ласково оглаживал шею коня, пока тот спокойно ел сено.

— Шамиля…

— Теперь будет мой. Как его зовут?

— Вальхензее.

Назар перевел взгляд с коня на мужчину, тот весь жался от его волчьего взгляда.

— Я не знаю, откуда он у Шамиля… наверное, тоже у кого-то забрал. Привез сюда, сказал, что его, а по документам… он на аукционе куплен, в Германии… владелец Сарычев.

— Хорошего он коня купил… Так что там в документах о коне написано?

— Родословная у него хорошая. Но я сейчас не помню всего… написано, что порода — ганноверская, возраст… пять лет, жеребец…

— Что жеребец, я и сам вижу, вон яйца какие, — Назар усмехнулся, оборачиваясь и осматривая коня, который был очень мощным и высоким, и даже при росте Назара метр восемьдесят, все равно Назар только привстав мог видеть его широкую спину. Поэтому и все, что было под брюхом коня, было прекрасно видно, даже нагибаться было не нужно.

Назар еще раз похлопал коня по шее, жалея, что у него в кармане нет ни сухарика, ни кусочка сахара, чтобы угостить животное. Он вышел и закрыл за собой дверь денника.

— Я его забираю, — он посмотрел на полного мужчину, который сначала застыл в недоумении, а потом закивал, — сейчас до коневоза дозвонюсь, скажу, чтобы приехали и забрали. Документы на лошадь все мне принеси. Понял? — мужчина снова услужливо закивал. — И еще там, наверное, с конем амуниция была, так вот, в коневоз погрузи все, что есть. Понял?

— Понял, — опять закивал владелец клуба. — Там седло вроде, уздечка… ну и по мелочи. Я понял. Сейчас скажу конюху чтобы все собрал.

Назар пошел по проходу конюшни к выходу и, выйдя на улицу, стал набирать телефон Петровича. Объяснив ему суть дела, завершил звонок. Все это время рядом с ним стоял Ефим.

— К Петровичу поставишь конягу? — спросил он Назара, закуривая.

— Да. Сейчас он коневоз за конем вышлет.

— Игрушку себе приобрел.

— Угу, — Назар тоже закурил.

— Для чего он тебе?

— Для души…

Ефим понимающе кивнул и опять затянулся сигаретой, затем посмотрел на Назара.

— Тебе ездить-то на нем когда? Дела такие пошли… ты ведь все это время так к Петровичу и не приезжал, некогда стало.

— Лехе отдам. Пусть ездит, прыгать на нем будет. Петрович его потренирует. Петрович ведь сказал, что спортсмену конь нужен настоящий, вот пусть и прыгает, а я, будет время, приеду, поезжу сам. Красивый он…

— Да, красивый, черный как черт, одни глазищи с кровью, неудивительно, что его здесь все боятся.

— Про коней не говорят черный, вороной он. Да и не страшный совсем. Видел, как признал меня.

— Думаешь, и этого стриженного хлюпика спортсмена признает?

Ефим пошел в сторону основного особняка по дорожке, так как долго стоять на морозе было уже неприятно.

— Признает… вот увидишь.

Ефим лишь хмыкнул про себя, но ничего не стал говорить. Потом вспомнил и спросил.

— Кличка у этого чертяги странная… Вальхе…

— Вальхензее… в Германии есть такое озеро, в горах, чистое и голубое, как небо… У меня по географии пятерка была, — странно, как будто оправдываясь, проговорил Назар и, отвернувшись, замолчал, — знаешь, я коня Валей звать буду… ну, так принято давать клички, ты же знаешь.

— Валя, так Валя. Хотя по породе фриц он, но пусть Валюшей будет…

* * *

После учебы Алешка как всегда пулей несся на конюшню. Пробегая по проходу к комнатке, где они переодевались, он мельком бросил взгляд на денник, где обычно лежало сено, и замер…

Там стоял он… высокий, вороной, с лебединой шеей и презрением во взгляде. Это была лошадь его мечты. Портфель выпал из Лешкиных рук. Он шагнул к деннику и, не раздумывая, приоткрыв дверь, зашел внутрь.

Конь моментально сделал выпад вперед и щелкнул зубами в миллиметре от его лица.

Алеша лишь выдохнул воздух и, медленно подняв руку, протянул ее к коню.

Жеребец замер от такого, он привык, что его или боятся, шарахаясь, или бьют по морде за такое поведение. Правда, бьют — это звучало условно, кто дотянется до его морды, когда он ее на два метра от земли моментально поднимает, лишь только видя, что на него замахнулись. А если продолжали махать, так он мог и на свечку встать, и тогда перед лицом человека оказывались его передние ноги с железными подковами. И желание бить его у всех сразу пропадало. Он еще раз посмотрел на человека перед собой, тот не боялся, страха в нем он не чувствовал.