– Клянусь, Серафима, что ты останешься навеки вечные в моем чулане, если сейчас же не скажешь всю правду!

– Да ничего страшного, ваша светлость, не случилось! Барышня решила с утра верхом прокатиться. Говорит, голова разболелась...

Адашев мог поручиться, что в голосе у нее прозвучала откровенная насмешка, но решил разобраться с беспардонной горничной позже. Сердито сверкнув на заговорщиков глазами, он покинул детскую. Закрывая за собой дверь, князь разобрал недовольный голос Андрея: «Ну, Серафима, теперь тебе не сдобровать! Ты зачем мадемуазель Александру выдала?»

Адашев прошел в свой кабинет, приказав дворецкому подавать завтрак. Но, когда Прохор с подносом переступил порог кабинета, князя там не оказалось. За несколько минут до этого он спешно покинул дом. В его голову пришла мысль проверить, действительно ли Саша отправилась на верховую прогулку. Кирилла охватило лихорадочное возбуждение. Ничего крамольного в столь ранней прогулке не было, но почему она обставлена с такими мерами предосторожности? Теперь он был уверен, что Саша покинула детскую через окно, другим способом оказаться на улице она не могла. Неужели эта беспокойная девица все-таки замыслила оставить имение раньше, чем обещала. Или тайно с кем-то встречается?

Более всего Адашев боялся оказаться вновь обманутым. Но не в его характере закрывать глаза на проделки гувернантки. Если Кирилла ждет сегодня разочарование, то пусть это случится поскорее, нет у него сил и терпения выносить эти муки, ежедневно видеть ее, хотеть и знать, что его мечта хотя бы обнять эту несносную гордячку нереальна, так же как и возможность примирения. Он до сих пор не может взять в толк, почему она рассердилась на него. Не может его простить, что он не сразу расстался с баронессой после той ночи?..

Князь быстрым шагом миновал задний двор, пересек большой сад и вышел на дорогу, веду, щую к конюшням. Он торопился в предчувствии чего-то недоброго и все прибавлял шагу, а последний десяток саженей почти бежал. Навстречу ему вышел Авдей.

– Что-то вы сегодня спозаранку, барин? – спросил старший конюх, кланяясь хозяину. – Тамерлана изволите оседлать?

– Где Алтан-Шейх? – спросил князь. Он еще от входа заметил пустовавшее стойло.

Старший конюх виновато посмотрел на него, почувствовав, что барин сильно сердит.

– Барышня на нем только что отъехали, Александра Васильевна... – Авдей бросил испуганный взгляд на руки князя. Тот с такой силой стиснул в руках кнутовище, что побелели суставы пальцев. – Она теперь каждое утро на нем ездит. Иначе, говорит, кровь у него застоится и болячки по коже пойдут.

– Болячки у тебя, Авдей, появятся, если еще хотя бы раз дашь Алтан-Шейха мадемуазель. Что, для ее прогулок кобылы подходящей не нашлось?

– Оно-то все так! – почесал в затылке конюх, несколько успокоившийся. – Только Алтан никого, окромя ее, не слушает.

– Выходит, Авдей, мне придется барышню ставить старшим конюхом, если ты с делами не справляешься?

– Воля ваша, барин! – пробурчал глухо конюх, опустив голову.

– Ну, ладно! Сейчас мне недосуг с тобой разбираться, но тебе это так не пройдет! Один раз я тебя простил, а более никаких тайных игр вокруг Алтан-Шейха не потерплю. Испортит барышня коня, пощады не жди!

Молодой помощник конюха вывел на улицу Тамерлана, князь вскочил в седло и оглядел сверху поникшего Авдея:

– Где обычно барышня катается?

– Вокруг озера, но бывает, и до села проедет...

«О, черт! – выругался про себя князь. – Эта дурочка ничего не знает о дикаре Верменича, не дай Бог, встретит его, напугается до смерти!»

Он пришпорил Тамерлана, и тот птицей полетел к озеру. Следы копыт хорошо просматривались на припорошенной снежком дороге, ведущей в обход озера, но потом они свернули влево, Адашев понял, что девушка направила лошадь к хижине. Выехав на опушку, он остановил коня. Долго вглядывался в сторону утонувшего в сугробе домишка, в котором ему довелось провести самые счастливые часы.

Выглянуло солнце, Кирилл зажмурился от яркой белизны снега, полоснувшей по глазам. Он прикрыл их ладонью, а когда открыл снова, разглядел над печной трубой тоненькую струйку дыма. Неужели он не ошибся, и у Саши действительно назначено здесь свидание. Кирилл не слишком беспокоился, что до сих пор не видит Алтан-Шейха. Навес с сеном находился по другую сторону хижины.

Он на глаз прикинул расстояние до избушки – саженей сто-сто пятьдесят, не более, потом спешился, привязав Тамерлана так, чтобы его нельзя было заметить из Сашиного убежища. Быстрыми перебежками по кустам боярышника Алдашев миновал открытое пространство и приблизился к хижине. Снег около нее был хорошо утоптан. Кирилл, осторожно ступая, чтобы не скрипнул снег под сапогами, подкрался к окну и, затаив дыхание, заглянул в него. Саша была одна, Адашев понял, что она смотрится в зеркало и что-то делает со своим лицом. За домом резко заржал почуявший хозяина Алтан-Шейх. В следующее мгновение князь сидел по шею в снегу за углом хижины.

Дверь, скрипнув, отворилась, и Саша выглянула наружу. Прислушавшись, она перешагнула через порог и сделала несколько шагов в сторону убежища князя. Из-под руки оглядела озеро, повернулась к Кириллу лицом, и он почувствовал, как кровь прихлынула к его щекам. Несмотря на то что пришлось чуть ли не по уши погрузиться в сугроб, ему стало жарко, как на верхнем полке в бане!

В нескольких шагах от Кирилла стояла совсем незнакомая и в то же время необычайно близкая и дорогая ему женщина с прекрасным чистым лицом! Она слегка прищурила свои необыкновенные темно-синие глаза, которые казались еще ярче на фоне нестерпимо сверкающего снега, знакомым князю жестом заправила выбившиеся прядки черных волос за уши и вернулась в хижину. Теперь Кирилл не уйдет отсюда, пока до конца не узнает правду о своей феноменальной гувернантке. Странная дрожь мешала ему сосредоточиться, зубы выбивали дробь, но Адашев вновь приник к окну. Увиденное до такой степени потрясло его, что он снова сел в сугроб и, набрав полные пригоршни снега, протер им лицо. Через секунду из хижины выскочил весьма правдиво описанный Павлом дикарь, который, не заметив свидетеля, взлетел на Алтан-Шейха, оглушительно свистнул и исчез.

Адашев, выждав некоторое время, вылез из сугроба и, позабыв отряхнуть снег, вошел в хижину. Приглядевшись внимательнее, заметил на лавке аккуратно сложенную одежду и открытый саквояж. В нем, кроме коробки с акварельными красками, ничего не было. На узком подоконнике стоял темный пузырек с жидкостью, а рядом лежала кисточка для рисования. Кирилл откупорил его, почувствовал запах лаванды и хотел уже отставить в сторону, но тут заметил на пальцах странные темные разводы и, поняв все, выскочил наружу.

На его руке красовались точно такие же пятна, как и на лице этой негодницы, которая так долго умудрялась водить его за нос. Со злорадной усмешкой князь выплеснул содержимое пузырька прямо на дорожку перед входом в хижину, посмотрел на безобразное рыжее пятно в снегу и покачал головой. Интересно, как поведет себя Саша, увидев, какой сюрприз он ей приготовил?

Адашев вернулся в хижину, сел на лавку и вдруг, уткнувшись лицом в ладони, расхохотался:

– Ну надо же, и впрямь царевна-лягушка!

36.

Павел был вне себя от злости. Проклятый дикарь, за которым он гонялся битых три часа, опять ушел от него самым таинственным образом. И князь мужиков не выставил, как обещал.

Раздосадованный Верменич отправился к Адашеву. В имении ему сказали, что князь еще с утра уехал, а конюх предположил, что он отправился вдогонку за мадемуазель Александрой, взявшей без разрешения Алтан-Шейха.

– Дюже осерчал на барышню его светлость, прямо вне себя был, когда узнал, что она на Алтанке катается! – сокрушался старый конюх. – Забоялся, что она жеребца испортит, а разве б я ей дозволил, кабы не знал, что она с ним как с дитем нянчится.

Вернувшись в дом, Павел попросил Прохора принести чего-нибудь перекусить и устроился в кабинете Кирилла. Разбудил задремавшего Верменича громкий голос князя, приказавшего дворецкому немедленно вызвать к нему Серафиму.

Кирилл бросил на кресло рядом с Павлом небольшой сверток и только теперь заметил заспанного приятеля.

– Что ты тут, позволительно узнать, делаешь? – удивился Адашев.

– Жду не дождусь одного друга, который в последнее время свои обещания забывает выполнять. – Павел потянулся и встал. – И с чего-то вдруг заинтересовался бедной горничной...

– Сейчас я буду беседовать с этой бедной горничной, и, надеюсь, тебе станет понятно, почему я не сдержал свое слово! – Кирилл отошел к столу и улыбнулся. – Думаю, ты к вечеру познакомишься со своим неуловимым дикарем.

В дверях показалась Серафима, Верменич отметил несвойственную ей бледность и некоторое замешательство в зеленых глазах. Князь, подойдя к ней, взял за руку и вывел на середину кабинета:

– Итак, сударыня, потрудитесь объяснить, куда по утрам исчезает ваша хозяйка и почему через окно детской, а не через двери, как заведено в этом доме?

Кирилл сел в кресло, а горничная продолжала стоять, не решаясь поднять глаза.

– Ну-с, голубушка, утром я обещал отправить тебя в чулан и сделаю это с величайшим удовольствием, если не объяснишь мне, почему мадемуазель Александра вздумала-превращаться в дикаря и выводить из строя известного вам господина?

Серафима, бросив быстрый взгляд на приобретшего злодейский вид барина, не сдержавшись, ухмыльнулась, но тут же вновь вошла в образ бедной сиротки. Сраженный наповал последним заявлением друга, Павел молчал, но Кирилл не собирался сдаваться. Поднявшись и сложив руки на груди, он навис над горничной.

– Серафима, я прикажу сейчас запереть тебя в комнатах наверху, и ты ничем не сможешь помочь мадемуазель Александре. Не думаю, что она осмелится вернуться в избушку на озере, мороз крепчает, а она в костюме, который совсем не подходит для нашей зимы. В последний раз тебя спрашиваю, ты будешь отвечать?