— Извини, великий царь, что мешаю в рабочее время, — начала Таис свое щебетание.

— Что-то случилось? — на всякий случай осведомился Александр.

— Нет-нет, ничего важного. — Таис подошла к столу поцеловать царя в щечку, протянула руку Евмену. На ней было пестрое летнее платье, что-то зелено-оранжево-фиолетовое, как поляна, усеянная цветами и бабочками. Легкими и радостными были также ее улыбка, движения, журчание ее голоса. От нее исходил не только аромат свежести и цветения, но даже, казалось, какие-то потоки или лучи света.

— Хотела спросить разрешения уехать на несколько дней, — как ни в чем не бывало проговорила она.

Александр повел глазами на манер своего сводного брата Арридея, которого многие считали недалеким, Александр же считал только «своеобразным».

— Ты что, с ума сошла, детка? А свадьба?

— Ну не я же замуж выхожу. Или ты мне тоже подыскал перса, старого и родовитого?

Александр рассмеялся:

— И куда ты собралась?

— Тут недалеко: красивые места, зеленые луга, рощи, косули бродят… Отдохнуть от суеты…

— Ну, после свадьбы вместе поедем. И я отдохну, поохочусь.

— Отлично, на моих косуль, — возмутилась Таис. — Я же тебе все равно не нужна буду… — попыталась она еще раз.

— Конечно, нужна. Без тебя праздник — не праздник. С кем я буду танцевать?

— Да мало ли женщин, — беспечно заметила Таис.

— Ты издеваешься надо мной? — Александр развел руками.

— А тебе лишь бы не пустить.

— Конечно, не пущу.

— Александр, что ты мне устраиваешь семейную сцену?

— А что ты хитришь! Пребывание в Азии не прошло для тебя бесследно. (Азиаты считались хитрыми.)

Таис улыбнулась, пойманная с поличным, и, выдерживая паузу, смотрела ему в глаза.

— Что ты задумала, плутовка?

— Ну, ладно, — медленно, примирительным тоном сказала Таис, а потом добавила коварно: — Теперь ты об этом не узнаешь никогда!

— Евмен, что она хотела? — недоуменно обернулся к нему Александр, но и тот, смеясь, пожал плечами.

Евмену нравилось наблюдать их препирательства. Таис, единственная из всех, пусть в шутку, бралась противоречить Александру. Остальные не отваживались, а она умела спорить с царем, не вызывая его недовольства. Наоборот, было видно, что эти словесные потасовки нравятся ему. А вот Птолемей всегда внутренне напрягался, если Таис пререкалась с Александром.

— Детка, ты хотела разбудить мое любопытство? И преуспела в этом…

— Уж точно не хотела мешать в работе, — невинно заметила Таис.

— Твое общество намного интересней, чем разбор финансовых дел… на сколько облегчил казну Гарпал… на пять тысяч талантов… и хватит ли на жизнь того, что осталось. Да, не всем везет в жизни встретить порядочную женщину, — заметил Александр.

— Ты считаешь, что Гликерия, подруга Гарпала, подбила его на казнокрадство и предательство? — спросила Таис царя.

— Нет, конечно, нет. Он сделал свой выбор сам. Ну да ладно. А ты, значит, хотела меня покинуть, оставить одного в трудную минуту?

— Как же одного? А десятки гетайров-женихов, а тысячи солдатов-женихов?

— Для всех или, скажем, большинства из них это трудная минута. Мужчины неохотно расстаются со своей свободой.

— Ну, так это была твоя гениальная идея, тебе же захотелось грандиозного праздника.

— Постой, Таис, у меня еще одна идея, как я раньше не сообразил? Царский дворец стоит пустой. А там тишина и покой, огромный сад, бассейн, фонтаны, детям там будет прекрасно.

— Ты с ума сошел, — в свою очередь возмутилась Таис. — Как я могу жить в царском дворце? А царицы?

— Царицы на улице не останутся, не переживай, — улыбнулся Александр.

— Александр, мне неудобно. — Она растерянно посмотрела в глаза царя, потом перевела взгляд на Евмена.

— Мы тебе в сад косуль пустим. Я считаю эту идею хорошей, — заявил Александр.

— Ты меня ставишь в неловкое положение… — начала она, но Александр перебил решительно:

— Я хочу сделать тебе что-то хорошее, и ты меня обидишь отказом. Стоит огромный дворец, пустой. Я все равно все время в лагере.

— Александр, я хотела просить у тебя пару дней отпуска, а получила дворец.

— Вот, проведешь там свой отпуск. Это будет лучший отпуск в твоей жизни, — весело добавил Александр и, чтобы рассеять ее сомнения, добавил: — Это приказ, его не обсуждают, а выполняют.

Таис со вздохом села, положила руки на стол и оперлась на них грудью, которая округлилась и поднялась в разрезе платья так, что, казалось, Таис могла подбородком коснуться ее.

— Ну что ты вздыхаешь? — спросил Александр.

— Я обожаю эту твою привычку навязывать людям твое представление о счастье.

— Что же я поделаю, если я сразу знаю, что тебе там будет хорошо, а ты этого еще не знаешь, — усмехнулся Александр.

— Да, ты прав, конечно, ты прав, как всегда…

Вечером, устроившись на новом месте в прохладном дворце с замечательным садом, Таис допытывалась у Птолемея, что теперь будет с Гарпалом. Оставленный правителем Вавилонии, он жил в свое удовольствие на деньги казны, чувствуя себя независимым, а узнав, что Александр все же вернулся из Индии, испугался наказания, захватил большую сумму денег, нанял значительную армию и бежал в Афины, ожидая от них помощи.

— Гарпал — конченый человек. Афиняне, от которых он ожидает поддержки, не станут ссориться с Александром. Это понятно всем, кроме Гарпала, — уверенно заявил Птолемей.

— Как же он сделал такую глупость? — недоумевала Таис.

— Испугался, запутался. Сделал глупость, и не первую, потому что глуп был, а стал еще глупее. Я никогда ему не верил. Мне кажется, он и хромоту свою сильно преувеличивал, чтоб в армии не служить. Знаешь, есть такие люди, которые делают из своих недостатков источник дохода. А Александр жалел его.

— А может быть такое, что на него пагубно повлияла Гликерия? Я ее не знаю, но слухи о ней ходят не самые лестные.

— Безусловно, она порядочная дрянь. Хотя, что тут удивительного, большинство такие — алчные, подлые, порочные!

— Что вдруг так сердито? — удивилась Таис.

— Не все такие, как ты. Таких, как ты — ты одна.

— Да ты, я смотрю, в мрачном настроении, — отметила Таис. — Что за женоненавистничество накануне свадьбы?

И тут Птолемей неожиданно обнял ее за плечи, рывком прижал к себе. У нее даже ребра хрустнули. Таис подождала, когда он сам успокоится, и высвободилась из его объятий. В парке громко кричал павлин, и слышался плеск бьющей в фонтане воды.

— Спасибо за помощь, — сказала она, давая понять, что гостям пора домой.

— Извини, — хрипло пробормотал Птолемей и вышел.

Таис подошла к окну, раскрыла резные ставни, раздвинула пошире шторы и с наслаждением, полной грудью вдохнула вечерний воздух, наполненный ароматами цветущего весеннего сада. Этот волшебный эфир вошел в тело, в кровь и наполнил все ее существо счастьем. Она улыбалась полной луне, усыпанному звездами небу, всматривалась в цветущие кусты магнолии и рододендронов. Возле куста, в пяти метрах от нее, стоял Александр и тоже улыбался, наблюдая за ней.

— Александр!.. — воскликнула Таис, наконец заметив его. — Это ты кричал павлином?

— Нет, это был павлин.

Он подошел к ней и обнял через оконный проем.

— Давно ждешь? — спросила Таис, счастливыми глазами глядя на него снизу вверх.

— Хорошо, что ты у меня не вырываешься из объятий.

— Ты подсматривал? — с притворным ужасом спросила Таис.

— А в этом что-то есть, — хитро улыбнулся Александр и перелез через подоконник. — И в этом что-то есть: лазаю через окно в свой же дворец, к своей же любимой женщине…

Он сел на подоконник, притянул Таис к себе, зажал ее между ногами и спустил платье с ее очаровательных плеч.

— Об этом я мечтал весь день. Как-то меня это платье еще утром так сильно… разволновало, что я весь день был немного не в себе и едва дождался вечера… А то, что под платьем, возбуждает еще сильнее… Ну, здравствуй, детка, здравствуй, моя сладкая…


За несколько дней до свадьбы Сисигамбис, проходя по комнатам выделенного ее семье дворца, заметила нездоровое оживление у окна. Там стояли ее внучки-невесты и, прячась за занавеской, что-то рассматривали на улице. Напряженные позы, смущенное хихиканье и вытаращенные глаза выдавали владевшее ими волнение и любопытство. Завидев бабку, обе с криком убежали, подымая ветер.

— Ну, табун лошадей, клянусь Ахура-Маздой, — проворчала Сисигамбис и бросила взгляд на улицу.

Во дворе эти ненормальные македонцы устроили гимнасий, как они это называли: разделись догола, намазались маслом, разделились на две команды и гоняли мяч по вытоптанной траве. Причем не просто, а сбиваясь в кучу, толкаясь, вырывая мяч из рук. Перепачканные мужчины, которых трудно было назвать сейчас взрослыми, устраивали свалку, пока один все же не выползал из нее с остервенелым выражением на лице и мячом в руках. Хорошенькое зрелище для молоденьких девушек! Хотя… Сисигамбис поправила себя. Может, это и лучше, не так испугаются, увидя не впервые голого мужчину в брачном покое. И вспомнила себя, свой ужас и отвращение…

Какие они другие, эти македонцы, странные. Другое у них отношение к своему телу, к телесному. Никакого стеснения, не прячут его, а, наоборот, выставляют наготу напоказ. Сначала их бесстыдство отталкивало Сисигамбис, как все чужое, и рождало презрение к дикарям, не знающим приличий. Потом, постепенно привыкнув, она начала понимать, что нет однозначного понятия «плохое — хорошее», «правильное — неправильное», что на все можно посмотреть по меньшей мере с двух сторон. Вот и сейчас, стоя за занавеской и глядя на голые тела молодых тренированных мужчин, она смущалась и краснела, но при этом не могла не признать, что это… красиво.