Каванот сказал, что индейцы переехали туда, где есть пища. Он считает, что эту деревушку они используют как зимнее пристанище, тогда как весну и лето должны проводить в каком-нибудь другом месте. Монисто, которыми индейцы украшают себя, сделаны из ракушек. Так что я полагаю, они каждый год проводят лето рядом с океаном, и возможно, они сейчас там.

Джошуа сообщил нам, что племя Коксэниса употребляет в пищу рыбу, желуди, перец, конский каштан и смесь из жареных семечек и зерна, размолотых в каменной ступе и просеянных через сито. Они называли это пиноли. Теперь, когда наступила весна, все вокруг цветет и зеленеет. Здесь, должно быть, растут сотни различных растений, которые можно употреблять в пищу, но мы пока не открыли их для себя. А с наступлением лета созреют ягоды и яблоки. Они, наверное, намного вкуснее, чем те высушенные, которые я предварительно вымачивала, чтобы испечь пирог.

Я надеюсь, мы снова увидим племя Коксэниса с наступлением осени, но сердце мое почему-то подсказывает мне, что этому не суждено случиться.

Господи, пожалуйста, будь с ними, защити их от зла и сохрани их.

26

— Мама, красные розы! — зазвенел голос Каролины у входной двери. — Иди сюда, посмотри!

Сьерра спустилась по лестнице, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела это великолепие.

— На стол в гостиной, мэм? — спросил курьер, молодой человек в спортивной футболке, с черными длинными волосами и с серьгой в ухе.

— Да, туда.

Парень поставил цветочную композицию на стол, развязно ухмыльнулся:

— Либо кое-кто воспылал страстью, либо он в большой беде.

Сьерра рассмеялась. «Воспылал» — старинное слово, произнесенное молодым человеком, прозвучало очень забавно.

— Задержитесь на минутку, — сказала она и дала ему на чай десятидолларовую купюру. Между ветками папоротника и гипсофилы она нашла открытку с посланием: «С Днем святого Валентина. Я люблю тебя. Алекс».

Двадцать четыре алые розы в хрустальной вазе.

Она позвонила ему:

— Спасибо за розы.

— Что скажешь, если мы вечерком пойдем с детьми погулять? Обед и кино?

Она улыбнулась:

— С удовольствием.

— А как насчет того, чтобы посадить их в первый ряд, а самим устроиться в уголке сзади и пообниматься, как в былые времена?

Она рассмеялась:

— А как насчет того, чтобы мы сели в середину и все вместе?

Вечер прошел замечательно. Разумеется, Клэнтон и Каролина умоляли позволить им сесть поближе к первым рядам, но Сьерра и Алекс сели в середину. Сначала Алекс не касался ее. Они сидели рядышком, уставившись на большой экран с диснеевскими озорными персонажами, оба взволнованные, как на первом свидании. В какой-то момент фильма Алекс взял ее руку. И поскольку Сьерра не отдернула ее, он наконец расслабился.

— Разве ты не собираешься пригласить его к нам? — зашептала Каролина, когда они подошли к дому.

— Я хочу показать ему свою новую игру, — тут же подхватил Клэнтон.

Сьерра посмотрела на них обоих, зная, на что дети надеялись. Как ей объяснить, что она еще не готова?

— В другой раз, — выручил Алекс. И отступил назад.

— Мама, — заныла Каролина с мольбой в глазах.

— Все нормально, Алекс, — проронила Сьерра, — заходи. Я приготовлю горячий глинтвейн для нас, а ты пока взглянешь на новую игру Клэнтона.

Она находилась на кухне и как раз бросала щепотку корицы в кружки с дымящимся глинтвейном, когда Алекс вернулся.

— Дети собираются спускаться вниз? — спросила она, кивнув в направлении лестницы.

— Они увлечены видеоигрой.

— Каролина? — Сьерра удивилась. Прежде дочь никогда не проявляла интереса к компьютерным играм.

Алекс пожал плечами:

— Ты немного напряжена.

— Да, есть такое, — призналась она, смущенно рассмеявшись. — Почему бы нам не пройти в гостиную?

Она вручила ему кружку горячего вина, сама взяла другую и прошла вперед к дивану, которому недавно подарила новую обивку. Уселась в дальнем уголке, уютно поджав ноги.

Ни один из них не знал что сказать, чтобы нарушить напряженное молчание. Она вспомнила другие вечера на этом диване. Пауза затянулась, Сьерра нервничала.

— Мы все время думаем об этом, не так ли? — с трудом проговорил Алекс.

— Что ты сказал?

— Я страстно хочу тебя. А ты хочешь меня.

Он смотрел на нее открыто, не таясь.

Сердце Сьерры гулко забилось. Алекс поставил кружку с горячим глинтвейном на «люкообразный» столик и встал. Она взглянула на него, испугавшись, что он поцелует ее, и произойдет то, чего она никак не могла ему позволить. Или хуже, он уйдет.

Выражение его лица смягчилось.

— Каким бы сильным ни было мое желание, я не собираюсь на тебя давить.

— Я не стараюсь специально все усложнить, Алекс.

— Yo se[64]. Тебе нужно снова научиться доверять мне.

Сьерра посмотрела в свою кружку.

— Как много всего случилось со мной на протяжении последнего года. Многое во мне изменилась так, что, думаю, ты не сможешь понять. — Она снова взглянула на него. — Господь сейчас в центре моей жизни. Мне нет пути назад…

— У нас с Дэннисом был разговор об этом.

Сьерра удивилась:

— Да? Правда?

Она знала, Дэннис не отступится и будет делать все, что в его силах, чтобы помочь им.

— Я хожу в церковь, Сьерра. Каждое воскресенье, с тех пор как переехал сюда. — Алекс отвел взгляд в сторону, почесал в затылке. — Я решил, что настало время покаяния и расплаты. Дэннис говорит о прощении, но нужно отдать должное и справедливости.

Она поставила кружку на столик и встала.

— Я прощаю тебя, Алекс.

Он посмотрел на нее, в глазах его стояли слезы.

— Я знал это уже тогда, когда ты согласилась говорить со мной. Но я не могу так просто освободиться от этого. Я дал клятву, querida[65]. Неважно, что клятву я произнес в Рино, а не в церкви, я мог бы даже произнести ее на автомобильной стоянке, но и в этом случае я сознавал бы, что говорю перед Богом. Последнее, чего я мог ожидать от себя, это нарушение супружеской верности. И все-таки я сделал это. Я никогда не думал, что способен причинить тебе боль. И все-таки причинил. Намеренно. Используя все возможности.

Она захотела обнять его, но он отступил, сохраняя дистанцию между ними. Алекса давило чувство вины. Оно пожирало его. Сьерре был знаком этот взгляд. Она также почувствовала, что он хотел сказать ей что-то такое, что ей, скорее всего, не понравится. Она сильно встревожилась.

«Больше не надо, Господи. Пожалуйста, больше не надо».

— Отец О'Ши спросил меня, сдал ли я тест на СПИД.

Сьерра почувствовала, как все внутри нее похолодело. Она моргнула.

— Да на тебе лица нет, как я и думал, — угрюмо сказал он. — Я никогда не задумывался об этом. До тех пор пока священник не спросил меня. Я позвонил Элизабет и задал ей несколько прямых вопросов. Она не очень-то обрадовалась моему звонку, но постаралась быть честной. Я знал, что не первый у нее. Но я не знал, как много их было до меня. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Понимаешь?

— Да.

— У нее было пять мужчин, один из которых — в старших классах школы, двое — в колледже, еще один после колледжа и последним был тот парень, за которого она сейчас выходит замуж. Она с большим сомнением отнеслась к тому, что кто-то из них может быть ВИЧ-положительным, но наверняка она знать не может, так ведь? Не могу перестать думать об этом. — В глазах Алекса блеснули слезы. — Ты была девственницей. Ты никогда даже не целовалась с другим парнем до меня.

— Ты хочешь сказать, что ты?.. — Она не сумела закончить вопрос.

— Нет. Я сдавал анализы четыре раза за последние несколько месяцев. Все тесты отрицательные, но кто знает. Разве нам все известно об этой болезни? — Он подошел к ней, нежно обнял ее. Когда он погладил ее по щеке, его глаза наполнились слезами и пронзительной болью. — Как вообще я буду прикасаться к тебе, думая при этом, что убиваю тебя?

— О, Алекс, — прошептала Сьерра, кладя руку ему на грудь. Почувствовала, как его сердце забилось быстрее, а с ним и ее собственное.

Он взял ее руку и мягко отстранил от себя.

— Я чуть было не промолчал об этом, — произнес он хриплым голосом, — но ты имеешь право знать. Вот и появилось еще кое-что, о чем тебе необходимо подумать, прежде чем принять какое-либо решение, не так ли?

Он вышел из комнаты.

Сьерра поняла, что он направился к двери.

— Алекс…

— Я позвоню тебе, — сказал он.

Не оглядываясь, открыл дверь и вышел.

—*—

Прошло три года с тех пор, как я в последний раз писала в этой тетрадке.

Каждый вечер мы проводили за чтением Библии тети Марты. Я узнала, кто убил нашего любимого Коксэниса, и это чуть не разбило мне сердце. Я могла бы вообще никогда не узнать об этом, не заметь я украшенный аметистами крестик на Шарлотте Беррелль во время празднования Рождества. Сердце мое остановилось, когда я увидела его у нее на груди. Я так сильно разволновалась, что, казалось, вот-вот задохнусь, и не могла вымолвить ни слова. Меня охватила такая ярость, что я чуть было не сорвала с нее этот крестик. Но Ты удержал меня от этого. Она спросила, все ли со мной в порядке. Как только она задала вопрос, я поняла, что могу говорить.

Я не стала ничего спрашивать о крестике. Вместо этого я сделала то, что Ты подсказал мне. Я рассказала ей о нашей первой зиме в Калифорнии. И как мы все погибли бы голодной смертью, не приди нам на выручку и не прояви к нам великодушия индеец из племени помо, которого звали Коксэнис. Лестер присоединился к нам, когда я рассказывала Шарлотте о нашем дорогом друге.