Очевидно, что Маттео, Лоренцо, Марсилио и, вероятно, Джулиано совершали те ритуалы, о которых я прочитала в секретных бумагах мужа, и вызывали ангела.

Мне было ясно, что мой муж, близкий друг Медичи, отправленный на службу при дворе Галеаццо, шпионил для Лоренцо. Иначе почему тот, тайно навестивший Милан накануне Рождества, с таким нетерпением ждал вестей от Маттео? Они заключались в шифровке: «Ромул и Волчица хотят уничтожить тебя».

— У тебя выдался нелегкий день, — заметила Лукреция, отвлекая меня от размышлений. — Слишком печальный и переполненный потрясениями. — Она выдвинула ящик письменного стола и вынула небольшой прямоугольный предмет, завернутый в черный шелк. — Но я боюсь, что это еще не все.

Она положила сверток на темную полированную столешницу, развернула шелк и расстелила его на столе, демонстрируя мне содержимое.

Это оказалась колода символических карт, не столь больших, как те, которые подарил Боне Лоренцо, не таких красивых, хотя их рубашки были так же разрисованы вазами, гирляндами листьев и цветами. Но тонкий слой гипса, на который были нанесены рисунки, потрескался и местами сошел от частого использования карт.

Я ахнула, без разрешения схватила колоду, перевернула и развернула веером в руках. Эти картинки я знала с детства: страшную рушащуюся Башню, в которую ударяла молния, босоногого Дурака, Колесо Фортуны и, конечно же, Папессу в золотой тиаре, укрытую белой вуалью.

Папесса. Я узнала ее, взглянув на Лукрецию.

— Ты помнишь эти карты? — осторожно спросила она.

— Помню…

Я разложила карты по столу: чаши, мечи, монеты, скипетры. Я знала все масти, но не помнила, когда и как освоила их, и с тоской провела по картам пальцами. Вот Повешенный, мой бедный Маттео, принесший себя в жертву. Вот порывистый, мстительный валет мечей, храбрая королева скипетров. Я нежно, словно родных, поглаживала их.

— Карты принадлежали твоей матери, — сказала Лукреция.

Я в ошеломлении подняла голову. Рука, которая лежала на королеве скипетров, сама взяла карту и крепко вцепилась в нее.

— Незадолго до смерти она приезжала во Флоренцию, — продолжала Лукреция. — В монастырь Ле Мурате. Если мужчины Медичи покровительствуют Сан-Марко, то женщины исполняют те же обязанности по отношению к Ле Мурате. Аббат и аббатиса — наши близкие друзья. Ни одно событие в этих монастырях не проходит мимо нас.

Я на секунду закрыла глаза и вспомнила огромный кедр посреди монастырского сада. Теперь мне было ясно, почему от его свежего аромата я хотела плакать.

— Ты хоть немного помнишь мать? — спросила она мягко.

Я покачала головой.

— Маттео нам так ничего и не рассказал. — Лукреция прерывисто вздохнула. — Я знаю только, что ее звали Элизабет, она родилась во Франции, муж выгнал ее из дома, когда ты была совсем маленькой. Сначала она бежала в Милан и там имела несчастье предсказать герцогу Галеаццо его судьбу. — Лукреция помолчала и добавила едва слышно: — Твоя мать была красивой женщиной.

— Вы можете не продолжать, я знаю, что делал герцог с красивыми женщинами. — Моя рука, все еще сжимавшая королеву скипетров, задрожала.

Лукреция опустила голову и сказала:

— Элизабет предсказала герцогу плохой конец, она говорила, что ему необходимо измениться, иначе он погибнет от рук врагов. Ее слова разозлили Галеаццо, он избил ее до полусмерти, а затем изнасиловал.

Свет внезапно померк, словно кто-то задул свечу. Стены просторной приемной как будто подступили вплотную. Я закрыла глаза и увидела, как герцог сверлит взглядом Башню. «Матерь Господня! Это она! Призрак явился за мной!»

— Когда герцог напал на Элизабет, ее маленький сын ударил Галеаццо подсвечником, и им удалось сбежать. — Взгляд Лукреции туманили воспоминания. — Секретарь Галеаццо Чикко Симонетта — достойный человек. Он попытался загладить жестокость своего господина. Пока герцог пребывал в беспамятстве, Чикко отвел Элизабет вместе с детьми на конюшню, дал им лошадь, провизию и велел ехать во Флоренцию, где они найдут прибежище. Она прискакала сюда и укрылась в монастыре Ле Мурате. Оказалось, что нападение герцога не прошло бесследно. Элизабет забеременела. Монахини старательно ухаживали за ней, но ребенка она потеряла, после чего… стала другой. Элизабет лишилась рассудка и жаждала только мести, — Лукреция вздохнула. — Как мать я понимаю ее. Ходили слухи, что Галеаццо поклялся отомстить ее сыну. Поэтому однажды она оставила детей и вернулась в Милан. Элизабет взяла кинжал, сумела приблизиться к герцогу и напасть на него, но ее тут же схватили стражники. — Лукреция опустила глаза. — Ее повесили на площади перед Миланским собором.

— Дети, — сказала. — Значит, я была не одна. Живы ли другие?

Она печально покачала головой и ответила:

— Детей было всего двое, девочка и мальчик. Он старше тебя. Когда это случилось, ему исполнилось лет десять, а тебе — всего три. Должно быть, ты тоже видела всю сцену. Когда герцог набросился на вашу мать, мальчик кинулся на него с кулаками, и Галеаццо ударил его с такой силой, что отшвырнул к стене. Элизабет бежала из Милана еще и из опасения за судьбу сына. Ведь нападение на правителя карается смертной казнью. Поэтому, приехав в Ле Мурате, она попросила, чтобы мальчика приняли в монастырь Сан-Марко и дали ему другое имя.

— Как его звали? — не выдержала я.

— Гийом. А тебя — Дезире.

Эти имена ничего мне не говорили.

Я тяжко вздохнула и задала вопрос, ответ на который боялась услышать:

— Что с ним было потом?

Лукреция посмотрела мне прямо в лицо. Ее большие глаза были полны скорби.

— Он умер, будучи уже взрослым. Мы дали ему образование, отправили в университет Павии. Поскольку юноша обладал щедрым сердцем и удивительными способностями, Марсилио посвятил его в тайны волхвов. Когда молодой человек узнал, что при миланском дворе живет его сестра, то настоял, чтобы ему нашли там работу, хотел сам присматривать за ней. Открыть правду он не мог, иначе слухи непременно дошли бы до герцога и он убил бы обоих. Но юноша твердо вознамерился однажды привезти сестру во Флоренцию и рассказать ей обо всем. Хотя, конечно, сначала он хотел довести до конца одно дело для Лоренцо, а уже потом уйти от герцога.

Я услышала слова мужа: «Вероятно, мы скоро сможем вместе уехать во Флоренцию к моим друзьям».

Королева скипетров выскользнула из пальцев. Я закрыла лицо ладонями.

— Маттео, — прошептала я, делая прерывистый вдох, а выдох превратился в рыдание. — Маттео! Мой дорогой брат…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Я больше не сомневалась в том, какие чувства питал ко мне Маттео. До сих пор я просто не понимала, насколько глубока и безгранична была его любовь ко мне.

— Почему никто не сказал, что он мой брат? — стонала я, до конца осознав, что лишилась единственного близкого мне человека. — Почему?

Лукреция крепко обняла меня и не выпускала, пока я не успокоилась, чтобы выслушать рассказ до конца.

После того как мать оставила меня на попечении монахинь и отправилась на встречу с судьбой в Милан, я погрузилась в себя, перестала разговаривать и забыла все свое прошлое, в том числе и родных. Почти пять лет я прожила в монастыре Ле Мурате как сирота, пока Лукреция не обратила на меня внимание. Аббатиса сдержала обещание, данное Элизабет. Ради моей безопасности она никому не открыла тайны моего происхождения. Два года спустя настоятельница монастыря и многие сестры погибли от вспышки чумы, но единственная оставшаяся в живых монахиня помнила мою историю и поведала ее Лукреции. Та, в свою очередь, сравнила услышанное с рассказом мужа Пьеро и поняла, что наконец-то нашла потерянную сестру Маттео.

Однако примерно в это же время мать герцога Галеаццо, Бьянка Мария, узнала от Чикко, что сын и дочь повешенной женщины живут во Флоренции. В надежде искупить грех, содеянный сыном, Бьянка Мария организовала тайные поиски, желая воспитать детей. Маттео она не нашла, а к тому времени, как меня обнаружили в Ле Мурате, пожилая герцогиня уже была при смерти. Поэтому она рассказала обо всем Боне Савойской, добросердечной молодой жене герцога, которая тоже твердо решила исправить зло, содеянное ее супругом.

Люди Боны явились в монастырь среди ночи, забрали меня и увезли обратно в Милан, где я превратилась в незаконнорожденную дочь кузины Боны, благородной, но сбившейся с праведного пути.

Лукреция больше всего боялась, что герцог сумел выместить свою злость на мне, у нее ушло много месяцев на поиски правды. Проведав обо всем, она решила, что будет безопаснее оставить меня на попечении доброй Боны. Но Маттео пришел в отчаяние, когда узнал, что его сестра живет в том самом доме, где погибла мать. Как только подрос, он отправился в Милан искать меня… чтобы потом, со временем, вернуть во Флоренцию.

— Та монахиня, которая выхаживала твою мать в монастыре, сохранила карты, потому что Элизабет просила отдать их тебе, когда ты подрастешь, — с сожалением в голосе сказала Лукреция, когда я успокоилась. — Как грустно, что мне не выпало случая познакомиться с нею. Такой талант необходимо использовать во благо. Я открыла бы ей тайну волхвов… и знание об ангеле, чтобы она могла своими способностями служить Господу. Ведь в итоге, ослепленная гневом, она погибла напрасно. — Лукреция помолчала, устремив на меня открытый, проницательный взгляд. — Дея, дар матери перешел к тебе. Это видел Лоренцо, да и Маттео рассказывал нам.

— Почему вы уверены, что мой дар не от дьявола? — спросила я, вдруг испугавшись. — В манускрипте говорится о демонах, а не об ангелах, о языческих богах. А ритуалы, оставшиеся от Маттео… В них используются звезды, круги и варварские имена.

— Имена Господа, — поправила Лукреция. — Греческое слово «демон» обычно обозначает «божественный гений», а вовсе не «злобный дух». — Она указала на колоду. — Дея, неужели ты хоть на миг поверишь, что это несет зло?