— Алла, я… — он запнулся.

— Я все понимаю, Шакиб, — она зажала его рот ладонью, — и я все равно счастлива.


Ленинград поразил его, прежде всего, Невой. Шакибу еще не приходилось видеть таких широких и полноводных рек. Да и рекой в его понятии было некое каменистое русло, чье заполнение водой зависело от времени года. В низовьях своих Иордан из извилистого ручейка превращался после дождей в бурный поток шириной метров тридцать и поражал воображение своей неукротимой мощью. Здесь же огромная масса воды столетиями двигалась через город, который пытался защититься от ее дремлющей силы каменными набережными. В Эрмитаже он вежливо слушал объяснения Аллы и разглядывал огромные ковры на стенах, которые она называла «гобеленами». Ковры были без ворса и совсем не радовали красками. Преобладали бежевый и серый. Ему понравился огромный светлый зал с множеством позолоченных люстр и стеклянных шкафов, в которых была выставлена серебряная посуда.

— Этот зал прекрасен, — заметил он, — почти как станция метро «Автово».

Алла потащила его смотреть клетку с золотым павлином. Помещение было залито солнцем, а по углам журчали два фонтана. Шакиб одобрительно поцокал языком и хотел выразить свое восхищение, но за окном опять увидел Реку и, забыв обо всем, надолго замер, прижавшись лбом к стеклу.

С погодой им повезло — можно было подолгу гулять по набережным и есть самое вкусное в мире мороженое «ореховая трубочка». Шакиб выучил это название и, завидев знакомую тележку с надписью «Ленхладокомбинат», бежал к ней за лакомством.

— Сегодня ночью идем смотреть мосты, — однажды сказала Алла.

— Почему ночью? — не понял Шакиб.

— Увидишь — поймешь, — загадочно улыбнулась она.

Они долго шли по ночному Невскому. Все магазины и кафе были давно закрыты, перестали ходить троллейбусы, но народу на улицах стало ненамного меньше. В Бейруте в такое время можно было встретить разве только военный патруль.

— Куда идут все эти люди? — удивился он.

— Гуляют.

— А когда же они спят?

— Зимой, — подумав, ответила Алла.

Весело болтая, они дошли до Эрмитажа, и тут Шакиб остановился, как вкопанный. Там, где днем открывалась панорама Невы и моста, зловещим черным квадратом в небе висела непонятная громада.

— Боже, что это? — не удержался он.

Вид вздыбленных неведомой силой мостов над черной водой поразил его. В мрачном безмолвии под ними проплывала вереница кораблей.

Метро было уже закрыто, поэтому Алла повела его ночевать к себе. Мама заранее поставила на кухне кровать из алюминиевых трубок, которая при любом движении издавала пронзительный визг. Верещали металлические пружинки, которыми крепилось к раме брезентовое ложе. До самого утра Шакиб периодически просыпался в ужасе, что разбудил всех обитателей квартиры. Зато утром они завтракали вчетвером. Бабушка жарила блины, и они ели их обжигающе-горячими, с медом и сметаной. Шакиб смотрел на женщин, хлопочущих вокруг него, и ему хотелось каждое утро сидеть с ними на этой кухне. И чтобы репродуктор на холодильнике передавал такую же веселую музыку, и чтобы также аппетитно пахло свежими блинами, и чтобы на ногах были эти войлочные тапочки…


Попрощались они вечером. После нескончаемых ласк долго лежали на матрасе, брошенном на пол, и молчали. А потом он проводил Аллу до метро. Утром на вокзал, по обоюдному согласию, поехал один. Прошел вдоль поезда с металлическими табличками «Ленинград — Адлер», присматривался к проводникам и репетировал непринужденную фразу: «До Адлера без багажа возьмете?» У одного из вагонов услышал знакомый голос. Проводница повернулась в профиль — Настя!

— Шурка, ты?

— Я.

— Неужели опять к своей крале собрался?

— Да… — замялся он, — соскучился.

— Ну, давай — полка твоя свободна, — Настя подмигнула ему заговорщически. — А то, глядишь, и у нас с тобой стерпится-слюбится.

Забросил сумку на верхнюю полку. Посидел, полистал журнал «Работница» на столике, съел забытую Настей конфету. До отправления оставалось пятнадцать минут. Встал. Стащил сумку с полки. Вышел на перрон.

— Шурка, ты куда? — удивилась проводница. — Передумал?

Поцеловал Настю в щеку.

— Передумал, — сказал твердо и зашагал по перрону в сторону вокзала.

Через два дня он должен был вернуться в Перевальное.


* * *


— Али, на что ты живешь?

Шакиб говорил достаточно тихо, чтобы не услышала Таня, которая оставила их на кухне и ушла в комнату смотреть телевизор.

— Можешь говорить нормально, — успокоил его Али, — Таня по-арабски не понимает. А почему тебя это интересует?

— В училище мне платили стипендию и кормили. Сейчас мне не на кого рассчитывать. Есть доллары, которые я привез из Ливана, но они кончаются. Кроме того, в конце августа придется уйти из общаги — квартиру придется снимать. Ты, насколько я понимаю, в той же ситуации?

— Меня Таня выручает. Во всяком случае, крыша над головой есть.

— Только не говори, что ты живешь за ее счет.

Али протестующе поднял ладони:

— Я этого не говорил.

— Тогда помоги мне с работой.

— С работой… работой это назвать сложно.

Он испытующе посмотрел на Шакиба:

— У тебя паспорт не просрочен?

— Оба не просрочены.

— У тебя их два? — удивился Али.

— Да. Израильский «лессе-пассе» и ливанский, совсем новый. Мне перед отъездом сделали. Правда, в израильском написано «иорданец»…

— У меня — то же самое, — успокоил Али. — Ты в Европе бывал когда-нибудь?

— Конечно — Ленинград же в Европе.

— Я Западную Европу имею в виду.

— Пока что нет. А почему ты спрашиваешь?

— Видишь ли, СССР — довольно закрытая страна. Мало кто из его жителей может выехать за границу. А вот потребность во всяких товарах существует. Тот, кто их привозит, неплохо зарабатывает.

— Я знаю, — согласился Шакиб, — сам старые джинсы в Симферополе продал дороже, чем новые в Бейруте стоят.

— Джинсы… — улыбнулся Али, — есть товары и поинтереснее.

— Мой двоюродный брат лекарства в Иордании закупает и в Хевроне продает. Но для этого начальный капитал нужен, деньги на дорогу… Да и как я в Европу попаду?

— Есть в Ленинграде люди, которые мне верят. Они и дают мне деньги на дорогу и на товар. А Таня помогает с выездной визой — она же в деканате для иностранцев работает.

— Это что за виза такая? Европейская? — не понял Шакиб.

— Да нет же, — поморщился Али. — Чтобы выехать временно из СССР, студенту-иностранцу нужна такая бумажка. Это разрешение на выезд и возвращение. Там сроки указываются и страна, куда едешь. Половинку при выезде забирают, а другую — при въезде.

— А в Европу по ней же пускают?

— В Европу, брат, виза нужна. Ее получить очень сложно.

— Так как же быть?

— Есть такая территория посреди Восточной Германии. Называется Западный Берлин. Слышал?

Шакиб отрицательно покачал головой.

— Историю учить надо, — важно сказал Али. — После Второй мировой войны государства-победители поделили столицу Германии на зоны оккупации. Половина Берлина досталась Советскому Союзу, а другая половина — Англии, Франции и США. В результате получилось два Берлина — Западный и Восточный. В Западном все товары, как в ФРГ и деньги тоже западные. А в Восточном — такой же социализм, как здесь. Так вот, по четырехстороннему соглашению граждане этих государств-победителей и легально находящиеся на их территориях иностранцы могут посещать территорию всего Берлина без визы. Только контроль очень жесткий — для жителей СССР нужна выездная виза и приглашение из Западного Берлина.

— А приглашение где взять?

— Приглашениями торгует один сомалиец в твоей общаге — у него брат в западной зоне уже лет десять живет. Так что Таня займется визами, а ты приглашения добудешь. Сам понимаешь — мне в общаге появляться опасно. Слушай, а почему ты у своей девушки не поселишься?

Шакиб покачал головой:

— Она живет с мамой и бабушкой.

— Ну, и что? Почти все советские люди так живут. Здесь проблема с отдельным жильем.

— Нет, я люблю ее и не хочу позорить. Нельзя жить с мужчиной без брака.

Али рассмеялся:

— Отвыкай от палестинских обычаев. Сам же сказал — здесь Европа.


* * *


Студент-сомалиец лишних вопросов не задавал — просто вписал данные Али и Шакиба в приглашения, спрятал тридцать долларов в карман и предложил:

— Обращайся еще — скидка будет.

Таня тоже не подвела — через три дня принесла заветные серые бумажки с фотографиями.

— Теперь на вокзал, за билетами? — спросил Шакиб. — Или с проводниками поедем?

Али долго смеялся.

— Ну, ты даешь! Тебе что в Гагры, что в Германию — никакой разницы. Это же ЗАГРАНИЦА! Туда билет даже не на вокзале продают, а в специальной кассе.

Специальная касса находилась в гостинице «Москва». Хмурая женщина в кабинете проверила паспорта, приглашения, выездные визы и только после этого выписала им билеты до Восточного Берлина. И предупредила:

— В день приезда и в день отъезда ваши плацкарты действительны в метро Западной зоны.

Шакиб ничего не понял, но вопросов задавать не стал.


Дебаркадер Варшавского вокзала впечатлял своими размерами и застекленной крышей. Только поезда почему-то туда не доходили — перроны обрывались, не доходя до здания, и посадка в вагоны происходила на улице, под дождем.