И вот она сидела в номере отеля «Беверли-Уилшир» и ждала Барбару Уолтерс, которая должна была явиться и засыпать ее каверзными вопросами. Они будут угощаться бараниной на ребрышках, что ввез на тележке официант, на огромном серебряном блюде с подогревом. Они будут сидеть и рассуждать о ее горьком жизненном опыте под неусыпным наблюдением Мелиссы. Однако когда интервью началось, Лори просто поразили сострадание и шарм Уолтерс. В ней чувствовалась бесхитростная смесь мудрости, взращенной на куриных бульонах, и шика в стиле Бергдорфа Гудмана. Барбара Уолтерс являлась истинной еврейской мамочкой Америки.

— А теперь, Лори, — сказала Барбара, резко сменив тему, — после того как мы поговорили об «Оскаре» и вашей карьере в кино, которую вы начинали еще почти ребенком, я бы хотела задать несколько более личных вопросов.

Лори напряглась и покосилась в угол, где сидела Мелисса. И увидела, как у той выступили на верхней губе мелкие капельки пота.

— Я мать, — сказала Барбара. — И подобно любой другой матери в Америке, хотела бы знать, когда моя малышка дочь… О, уже чувствую, она просто убьет меня за это, но не могу не спросить… Так вот, хотела бы знать, когда моя дочь выйдет замуж. И выйдет ли вообще. Ваша мать когда-нибудь задавала вам этот вопрос?

— Вообще-то нет, — с застенчивой улыбкой ответила Лори.

— Что ж, в таком случае, — изобразила в точности такую же улыбку Барбара, — позвольте мне представить себя на месте вашей матери. Скажи, Лори, ты собираешься вступить в брак?

— Смотря что под этим понимать, — устало ответила Лори.

— Ну как что? — усмехнулась Барбара. — Поселиться с кем-нибудь вдвоем, вместе заниматься хозяйством, ухаживать за садом, завести пару собак…

— Вы имеете в виду партнерские взаимоотношения?

— Конечно. Чтоб кто-то мог помассировать ноги, когда ты, совсем усталая, возвращаешься домой.

— А вот это было бы очень кстати, — усмехнулась Лори.

— Ну, вот видите, — ласково протянула Барбара. — Оказывается, мамы бывают не так уж и не правы.

— Наверное, нет, — согласилась Лори, заметив, что Мелисса перестала ломать пальцы.

— И однако же, — продолжила Барбара, — я была бы никудышной матерью, если б не спросила, есть у моей девочки кто-нибудь на примете или нет.

— Было… — глухо ответила Лори. — Но теперь между нами все кончено.

— А вы не могли бы рассказать поподробнее, кто именно это был? — спросила Барбара, и в уголке ее правого глаза засверкала слезинка.

— Да, могла бы, — ответила Лори. — Ее звали Мария.

Наступила мертвая тишина. Барбара Уолтерс взирала на Лори с бесконечным состраданием и пониманием, которое до сего момента распространялось в ее исполнении разве что на Голду Меир и Эдди Мерфи. Затем Мелисса вдруг резко заметила:

— Знаешь ли, Барбара, это самая смешная шутка, которую мне до сих пор доводилось слышать. Мне приходилось быть свидетельницей встреч Лори с мужчинами и могу сказать: нет на свете женщины, более падкой на противоположный пол!

— Да заткнись ты! — рявкнула Лори. — Я сама все расскажу.

— Но, Лори… — пробормотала Мелисса, и на лице ее отразился испуг, — я просто хотела дать понять Барбаре, что ты пошутила, и все.

— Разве? — вызывающе бросила Лори и окинула Мелиссу таким взглядом, что та отступила на два шага назад.

— Конечно, это именно так… Да любой знает, что уж ты интересного мужчину без внимания не оставишь, — пробормотала Мелисса и отступила еще. То был поистине роковой шаг, поскольку она задела дымящееся блюдо с бараниной. Жир выплеснулся, газ над горелкой вспыхнул ярким пламенем, и языки его начали лизать брючный костюм Мелиссы сзади.

— О Бог мой! — взвизгнула Мелисса и повернулась, посмотреть на дым, валивший от ее задницы.

— На воре и брюки горят! — ядовито заметила Лори.

— Пожар, помогите, я горю! — вопила Мелисса.

— Мало того, ты еще и уволена, дорогая, — сказала Лори.

Мелисса выбежала из комнаты и захлопнула за собой дверь. Барбара Уолтерс встревоженно обернулась к Лори.

— Может, мы должны ей чем-то помочь? — спросила она.

— О Мелиссе беспокоиться не стоит, — отрезала Лори. — Уж кто-кто, а эта дамочка сумеет о себе позаботиться.

— Но что она скажет людям, бегая с горящей задницей по гостиничному коридору?

— Что-нибудь да придумает. Мелисса — большой мастер придумывать разные истории. А теперь не пора ли вернуться к нашему интервью?

— Ну, если вы настаиваете, — ответила Барбара. — Хотя лично меня удручает мысль о Мелиссе, бегающей с подгорелым задом… — Тем не менее, будучи истинным профессионалом, Барбара тут же взяла себя в руки и продолжила: — Так вы говорите, в вашей жизни был человек, любимый человек, с которым вы мечтали разделить судьбу. И звали ее Мария. Нельзя ли рассказать о ней поподробнее?

— Да что тут говорить. Просто я ее любила, а она ушла, — ответила Лори.

— И почему же это случилось? — не унималась Барбара, и в уголке правого глаза у нее вновь засверкала слезинка.

— Потому, что я лгала. Пыталась заставить людей поверить, что встречаюсь с мужчиной, что влюблена в него, — пробормотала Лори. — Думала, что это поможет мне получить «Оскара». А вместо этого… я потеряла единственного дорогого мне человека.

— Лори, — тихо начала Барбара, и в голосе ее звучало столько неподдельной искренности и теплоты, что каждое слово, казалось, можно было бы разменять на золотой запас Бюро монетного двора. — Вы отдаете себе отчет в том, что являетесь первым моим собеседником, который… э-э… выходит за рамки общепринятых норм и понятий?

— А как же Элтон Джон? — спросила Лори.

— Ах, милая, — пробормотала Барбара, — да ко времени, когда мы с ним встретились, он уже практически не вылезал из дамского платья. Нет, вы для меня первый случай.

— Вы для меня — тоже.

— Рада этому, — прошептала Барбара и, подавшись вперед, сжала руку Лори.

— Жалею лишь об одном. Что не поступила так раньше, — вздохнула Лори.

— Но, дорогая, никогда не поздно все исправить! — воскликнула Барбара, и по щекам ее поползли слезы. — О Господи! — простонала она, вытирая глаза бумажной салфеткой. — Вы заставили меня плакать. А я ожидала обратного. Думала, что плакать будете вы.

— Ну и как, теперь полегчало, Барбара? — с ехидной улыбкой спросила Лори.

— О, да, да, все замечательно, — ответила Барбара. На ее нарумяненных щеках появились две толстые липкие полоски от размывшейся туши.

Лора решила идти до конца.

— А если б вы были деревом, Барбара, то каким именно деревом хотелось бы вам стать?

— О черт! — прорыдала Барбара, затем громко высморкалась и стала тереть глаза. — Вы же прекрасно знаете ответ. Конечно, этой гребаной плакучей ивой…

«В этом году выбор актрисы на премию „Оскар“ стал для членов Академии киноискусств истинным кошмаром. Скандал, раздутый прессой вокруг имен нескольких номинанток, предоставляет скорее материалы для полицейского расследования, а не для оценки их творческой деятельности. Подбавил жару в огонь и недавний слух о Лори Сифер. Эта номинантка, выйдя из больницы, дала эксклюзивное интервью Барбаре Уолтерс, во время которого выяснилось, что она, то есть мисс Сифер, давным-давно является лесбиянкой.

В том случае, если за сорок восемь часов, оставшихся до окончательного решения, новых разоблачений не последует, список номинанток на звание лучшей актрисы года будет выглядеть следующим образом: совершившая попытку самоубийства Лори Сифер, подозреваемая в убийстве Фиона Ковингтон, алкоголичка и воровка Конни Траватано, наркоманка Эмбер Лайэнс и секс-символ Карен Кролл, арестованная за непристойное поведение в общественном месте. В связи со всем этим более пожилые члены Академии вспоминают благословенные времена, когда им приходилось иметь дело с Сейшин Литтлфезер, Марлоном Брандо и Гриром Джарсоном, умершим два года назад. То было просто воплощение благородства, а не люди».

«Ю-Эс-Эй тудей», 2 апреля.

Глава 36

— Сильнее… крепче… вот так… и здесь немножко… А теперь мягче… глубже, глубже… еще, еще… О Боже, как хорошо!.. Сильней… поглубже…

Конни тихонько постанывала от наслаждения, пока крепкие и умелые руки Хельги разминали и мяли ее тело. Слабый запах спиртового раствора, которым ее предварительно растерли, напомнил о прелестях крепчайшей водки, которую она так любила и к которой поклялась никогда больше не прикасаться. Нет, немножко она все же выпьет — так, для поднятия духа. Ведь до церемонии вручения «Оскара» оставалось всего шесть часов.

— Желаете ли, мадам, чтобы я нанесла на ступни немного холодной овсянки? — спросила Хельга.

— Это еще зачем? — удивилась Конни. — Я уже съела целую миску на завтрак.

— Сегодня вечером вы наденете туфли с открытым мыском, — напомнила Хельга. — И не хотелось бы, чтобы ваши пальчики и ступни выглядели шершавыми и загрубевшими.

— А может, я надену лодочки? — простонала Конни. — Ладно, валяйте, мажьте овсянкой.

— Бьорк говорил, что Ингмар Бергман любил туфли с открытым мысом, — сказала Хельга. — Всегда надевал их, когда наряжался в женское платье.

— Так что же, Ингмар Бергман был голубым? — искренне изумилась Конни.

— О нет, не то чтобы… — неопределенно ответила Хельга, продолжая обрабатывать ее бедра. — Но тем не менее Бьорк упомянул об этом в книге. Сказал, что это поможет ей стать бестселлером. Сделает более привлекательной и острой.

— Ты бы лучше сказала Бьорку, пусть почитает шведские законы. А то дело может кончиться тем, что его привлекут к суду и посадят в тюрьму, где он будет не книги писать, а лепить фрикадельки.

— Но в шведских тюрьмах не делают фрикаделек, мадам. Там производят мебель фирмы «Айкеа».