— De nada, señorita.

— Oh, Trini, el teléfono, por favor[131].

Служанка принесла из спальни отделанный золотом, в французском стиле, телефонный аппарат; следом за ней по полу волочился длинный шнур.

Одна. Саманта тщательно пережевывала маленькие кубики папайи и арбуза и апельсиновые дольки; мысли ее умчались далеко. Столько всего происходило сейчас, столько всего хорошего. Стало возможным достичь значительных успехов, получить значительное вознаграждение — во многих смыслах этого слова. Она не позволит ничему встать у нее на пути.

Вчерашний прием. Какой ошеломляющий успех он имел! О таких вещах можно судить почти интуитивно. Интонация гостей, выражение их лиц, яркий тон самого вечера. Этот прием будет пищей для разговоров на долгие последующие недели. Саманте Мур будут завидовать, ею будут восторгаться, ее будут повсюду приглашать.

Этот прием был больше, чем просто великолепно устроенное событие светской жизни. Он многое выкристаллизовал для самой Саманты, открыл ей новые и безумно интересные возможности на пути к обеспечению ее будущего.

Тео Гэвин. Они тогда стояли там, не менее чем в десяти футах от того места, где она сейчас сидит. Целовались, трогали друг друга как сексуально озабоченные подростки. Мужчины такие дураки, особенно американские мужчины. И особенно американские бизнесмены. Их выдавало тщеславие, крайнее самомнение, как будто успех в делах гарантировал им особую мудрость и в остальных аспектах человеческого поведения. Этот самообман делает Тео Гэвина легкой добычей для любой умной женщины, обладающей достаточным опытом и честолюбием.

Как это типично по-американски с его стороны, что он позволил ей установить темп развития их сексуальных отношений; Гэвин был нацелен на крохи, в то время как — стоило ему только потребовать — Саманта была бы вынуждена отдать ему весь кусок хлеба. У нее просто не было бы другого выбора, захоти он получить все. Ни один мексиканец не вел бы себя так, ни один европеец. Ну, разве что немцы, но немцы есть немцы, что о них говорить.

Бедный Тео. Вся эта его использованная в ложном направлении агрессивность, растраченная впустую сила, ошибочно примененное мужское естество. Куда девалась вся его самонадеянность — он был напуган, неуверен, не знал, что ему делать.

Саманта понимала, что он стремится завоевать ее по причинам, которые глубоко запрятаны в подземной части его сознания, его характера. Какой же он все-таки простак, весь насквозь виден! Как легко ей будет иметь с ним дело, как несложно будет манипулировать им, обмануть его! Негромкий смешок вырвался у нее. Какой сюрприз будет для Тео, если только он узнает, как сильно она жаждет и нуждается в том, что он собирается ей дать. Но существует одна вещь, которую он никогда не узнает. Она была наживкой, а Тео — голодной рыбой… Но на этот раз наживка проглотит рыбу…

Саманта постаралась вспомнить свои ощущения от прикосновения его пальцев к своей коже. Удивительно, что этот красивый и аккуратно ухоженный мужчина вызывает у нее какое-то смутно отталкивающее чувство…

Она мысленно предупредила себя — Саманта, не будь чересчур доверчива и самонадеянна, не принимай все за должное. Человек, достигший таких успехов, каких достиг Тео Гэвин, безусловно умен и хитер и, может быть, даже жесток. Она должна использовать против него свою силу, она должна заставить его изнуряюще работать на то, чего хочет она, она должна сделать так, чтобы он был благодарен ей даже за маленькие одолжения и услуги.

Опять. Глубокое, страстное желание. Оно путешествует по оголенным нервам, заставляет пересыхать рот и утончаться кожу. Саманта отчаянно попыталась переключить свои мысли на другое… когда ей это не удалось, она сняла трубку и начала набирать номер.

Марселла чуть не расхохоталась, когда услышала, по какому поводу ей звонит ее лучшая подруга. Просьба не удивила Марселлу — она была знакомой и привычной для ее собственного образа жизни. Марселла сразу же согласилась произвести все необходимые приготовления…


Его звали Хулио. У него были угловатые черты лица, а длинные густые волосы вились до самых плеч. Глаза — настоящего черного цвета — не были ни испуганными, ни враждебными. На нем была рубашка с расстегнутым воротом и серые брюки, которые, как показалось Саманте, были чересчур вульгарно обтягивающими.

Он стоял перед Самантой и ждал, когда она заговорит. Саманта расположилась на просторной кушетке в кабинете, подальше от главного вестибюля Виллы Глория, и оценивающе смотрела на Хулио. Марселла назвала его «изящным». Да, он таким и был. Мощные, но чрезмерно толстые плечи, мускулистые, загорелые, хорошо очерченные руки, да и сам он держался с непринужденной уверенностью.

Хулио вежливо поздоровался с ней, и ни в голосе, ни в манере поведения не было заметно никакого подобострастия или угодливости. И вот теперь он ожидал — это, кстати, было единственно правильным в его положении, — что она скажет ему делать.

Саманта улыбнулась юноше.

— Сеньорита Марселла сказала, что ты инструктор по подводному плаванию, Хулио, — произнесла она на хорошем испанском.

— Sí, señora.

— Señorita[132], — поправила она. — Больше уже не señora. Ты очень молод, Хулио.

— Мне семнадцать лет, señorita.

— Ты живешь вместе со своей семьей?

— Нет, señorita. Они живут там, в горах. Я снимаю комнату вместе с Агустином, моим двоюродным братом.

— Как это по-дружески, — прокомментировала она. — Хочешь выпить, Хулио? Может быть, ром с кока-колой?

— Я не пью, señorita.

— Плавание и ныряние, да?

— Sí, señorita.

— Тогда какой-нибудь refresco[133]?

— Нет, благодарю вас.

Она оглядела широкую грудь Хулио, потом опустила глаза на то место, где выпячивались его брюки, опять вернулась к лицу юноши.

— Ты находишься в хорошей форме, как я вижу.

— Благодарю вас, señorita.

— Сколько времени ты можешь пробыть под водой?

— Я думаю, много минут.

— Сделай глубокий вдох, я хочу посмотреть.

Он сделал. Белая рубашка, едва сдерживаемая пуговицами, мощно поднялась на его груди, живот втянулся.

Саманта вздохнула и положила руку себе на основание шеи.

— Прелестно. Ты, должно быть, замечательный пловец.

— Это мое ремесло, — ответил он.

«Помимо всех прочих талантов», — подумала Саманта. Она медленно поднялась со своей кушетки.

— Посмотри на меня, Хулио.

Он посмотрел.

— Что ты скажешь?

— Señorita?

— Ты считаешь, что я привлекательная?

— Señorita прекрасна.

Она изучающе оглядела его мальчишеское лицо — их глаза находились на одном уровне. Саманта дотронулась до щеки Хулио, гладкой и прохладной. Ее рука упала на его плечо. Крепкое, как скала.

— Хулио, ты не боишься таких женщин, как я?

Выражение напыщенности промелькнуло на его лице.

— Я никого не боюсь.

— Muy macho[134], — ласково сказала она.

Он остался невозмутимым.

Саманта убрала руку.

— Ты здесь не для того, чтобы вести беседы. Пошли, я отведу тебя в такое место, где нам будет удобно и нас никто не потревожит. — На верхней ступени лестницы она обернулась. — Кстати, Хулио… сеньорита Марселла говорила тебе что-нибудь о деньгах?

Он встретил ее взгляд.

— Агустин говорил со мной о деньгах, señorita. Он сказал, что вы очень богаты, но что я не должен пользоваться вашим положением. Ту цену, которую вы назначите сами, señorita, — мне будет достаточно.

— Конечно.

Очутившись в спальне, она повернулась к Хулио лицом.

— Закрой дверь и запри ее на замок. — Он повиновался. — Теперь раздевайся, — приказала она. Он начал снимать с себя одежду. Она внимательно наблюдала, как он наклоняется, разгибается и поворачивается, наслаждаясь игрой мускулов под его шелковистой кожей. Наконец, полностью обнажившись, он выпрямился.

— Семнадцать лет от роду… — пробормотала она. — Пройди по комнате и обратно, Хулио. Я хочу посмотреть.

Его походка не выдавала смущения, а шаг был ровным и неторопливым. Саманта жестом заставила его совершить это короткое путешествие еще раз и, пока он это делал, разделась сама.

— Посмотри на меня, — приказала она.

Он остановился и посмотрел.

— Тебе нравится мое тело, Хулио?

— Sí, señorita.

— В Акапулько столько молоденьких девочек…

— Sí. Но никто из них не красив так, как señorita.

«Это была, конечно, ложь, но ложь великолепно приемлемая», — подумалось Саманте. Впрочем, ожидать услышать в подобных обстоятельствах правду было бы пустым самообманом, роскошью, которую Саманта не могла себе позволить.

— Расскажи мне о своей девушке, Хулио.

Он заколебался.

— Есть одна…

— Она мексиканка?

Ее предположение сильно удивило Хулио.

— Señorita, нет! Она иностранка, из Канады.

— И ты регулярно занимаешься с ней любовью?

— Когда у меня есть время. Моя работа…

Она жестом заставила его умолкнуть.

— Что ты предпочитаешь, Хулио? Какие у тебя пристрастия? Есть ли такие вещи, которые ты любишь делать с женщиной больше, чем другие?

Он задумался над ее вопросом.

— Señorita, — сказал он серьезно. — Я к вашим услугам.

Саманта села на краешек кровати, глаза ее сосредоточились на его толстом коричневом члене, сейчас спокойном и вялом. Она сделала небольшой жест, и Хулио шагнул вперед. Саманта ласкающе взяла мягкую плоть в ладонь, любуясь контрастом цветов кожи. Она поцеловала его, неотрывно смотря, как тот начинает реагировать на ласку. Потом поцеловала еще раз.

— Ага, — воскликнула она. — Дорогой дружок возвращается к жизни.

— Señorita?

Хулио теперь стоял совсем близко от нее, так что ей пришлось закинуть голову, чтобы оглядеть все его сильное крепкое тело.